– Пожалуйста. Мы вас очень просим. Если бы на месте твердолобого зверолова оказалась Майка, то давно бы уже все поняла. Но откуда егерю, привыкшему смотреть на мир через перекрестье прицела, уметь читать по глазам? Однако что-то он все-таки разглядел. Хмурый взгляд потеплел, глаза наполнились участием, и через мгновение Гончая услышала: – Я должен вернуться на пост. Вас проводит мой помощник. – Егерь обернулся в сторону стрельбища и громко крикнул: – Рубец, подойди! «Рубец! Майка была права!» Сердце Гончей взволнованно забилось в груди. Сейчас она увидит того, кого искала. Мужчина, откликнувшийся на окрик старшего зверолова, не отличался ни ростом, ни телосложением. Обычный человек средних лет с потухшими, печальными глазами, видевшими очень много горя и очень мало радости. Он был одет в такой же камуфляжный комбинезон, как и начальник егерской команды, а вместо оружия у него на поясе висела массивная ракетница в открытой кобуре. – Звал? – спросил мужчина у своего начальника. На фюрера с Гончей он даже не взглянул, словно их здесь и не было. – Проводи этих двоих в зверинец. Покажешь им наших питомцев. Мужчина равнодушно кивнул, будто полученное указание его не удивило или ему действительно было все равно, и добавил: – Пойдемте. Он оказался еще менее разговорчивым, чем главный егерь. Гончая решила взять на себя инициативу. – Валькирия, – представилась она и протянула егерю руку. Немного помедлив, тот осторожно пожал протянутую ладонь. – Рубец. При необходимости его рукопожатие могло быть гораздо крепче и сильнее. Гончая это почувствовала. – Давно в егерях? Рубец неопределенно пожал плечами. Разговорить его оказалось непросто. – А до этого чем занимался? – Таскал с товарищами всякую дрянь с поверхности, – нехотя ответил зверолов. – Как сталкер? – Как мародер. Теперь вот здесь. Они дошли до конца стрельбища и по наклонному пандусу спустились в туннель, вдоль стен которого располагались железные клетки, сваренные из толстых арматурных прутьев. Все как на Майкином рисунке. – Ого! Вот это урод! – воскликнул фюрер, разглядывая первого попавшегося ему на глаза обитателя зверинца. Но Гончую интересовало другое. – А ваш товарищ, Штык, он тоже здесь? Рубец резко развернулся к ней. – Откуда ты знаешь Штыка? Кровь отлила от его лица, глаза лихорадочно блестели. Что это – испуг или причинившие боль воспоминания? – Мне рассказал о нем один человек с Краснопресненской, Шериф. – Да, – Рубец понимающе кивнул. – Славный парень. Выслушал, переночевать к себе пустил всех троих, в егеря вот помог устроиться. – А как зовут вашего третьего? – Звали, – поправил Гончую Рубец. – Малыш его звали. Молодой парень, но здоровый. Под два метра ростом. Его первого задрали. Сначала его, потом Штыка. Один я остался. Его задерут звери, когда он будет ловить их в следующий раз… Скажи ему, чтобы он туда не ходил! Иначе погибнет! Пожалуйста, скажи! – Глянь, глянь, как скалится! А клыки, клыки-то какие! – прервал воспоминания Гончей восторженный крик фюрера. Он перебежал к следующей клетке и из-за решетки корчил рожи бросающемуся на прутья мутанту. Гончая ответила ему гневной ухмылкой, но за своим занятием фюрер не заметил ее презрительного взгляда. – Когда вы идете за зверями в следующий раз? Рубец указал на заполненные хищниками клетки. – Да вот если этих сегодня перебьют, значит, завтра и пойдем. – Ты не должен идти на поверхность, иначе погибнешь! Моя… – Гончая с опаской взглянула на фюрера, но тот с таким увлечением дразнил запертого в клетке монстра, что совершенно не прислушивался к разговору за спиной. – Моя дочь – она особенная. Она способна видеть то, что скрыто от других людей. Она видела твою смерть и просила меня предупредить тебя. К удивлению Гончей, ее слова совершенно не тронули зверолова. – Не буду я от смерти прятаться, – покачал головой Рубец. – Ее не перехитришь. А погибну, значит, так тому и быть. Я и так дольше положенного на свете задержался. Всех наших пережил. Зачем мне это? Устал. Как засну, все нашу Полежаевскую вижу, как мы втроем туда спустились. – И что же вы увидели? Егерь долго не отвечал. Гончая решила, что и не ответит, но он все же заговорил. – Кровь и людей мертвых: мужчин, женщин, стариков, ребятишек, младенцев, которых собственные матери придушили или головы им разбили. Тела и кровь. – Они все убили друг друга? Вся станция? – опешила Гончая. – Не друг друга – себя. Не специально, и это самое страшное, а когда бежали со станции. Некоторые головы себе разбили, пытаясь сквозь стены и заблокированную «герму» на поверхность выбраться. Другие тюбинги и рельсы в туннеле грызли, сломанные зубы выплевывали и дальше грызли, пока собственной кровью не захлебнулись. Кого-то в давке затоптали, этим еще повезло. – Все жители внезапно обезумели? Но почему?! Егерь печально вздохнул. – Карает нас мать-земля за то, что мы ее… – Эй, как там тебя, Рубец! – крикнул зверолову фюрер. – А это еще что за урод на меня пялится? В клетке, перед которой остановился вождь Рейха, сидел… человек или же существо, очень похожее на человека. Гончая прежде никогда таких не видела. На голове и на лице существа не было ни одного волоска, даже ресниц и бровей. Когда человек опускал веки, его глаза попросту исчезали, а потом появлялись вновь. Когда он моргал, смотреть на его лицо было просто жутко. Его кожа была не просто бледной, она отливала какой-то неестественной для человека молочной белизной, и на этом молочно-белом лбу контрастно выделялась жирная и извилистая темная линия с утолщением на конце. Шрам, рисунок, татуировка? Гончая присмотрелась к неведомому созданию. Скорее всего, татуировка. Значит, все-таки человек. Из всей одежды на нем был лишь кусок шкуры, обернутый вокруг бедер. «Дикарь», – подумала Гончая, хотя ей не было известно ни одного уголка метро, где жители полностью отказались бы от одежды в пользу звериных шкур. – Эй, урод, ты говорить-то умеешь? – обратился к посаженному за решетку человеку фюрер. – Люди машин умрут, – неожиданно четко произнес дикарь. – Скоро. Все. Червь убьет всех. И бледные черви будут грызть разлагающиеся трупы! Из глубины теряющегося во мраке нежилого туннеля на Гончую повеяло могильным холодом. И этот холод почувствовали все. Фюрер отпрянул от клетки. Егерь с опаской посмотрел в темноту, а запертый в клетке дикарь вскинул голову и объявил: – Червь голоден. Грызет землю. Близко. Будет убивать. Убивать и есть. Убивать и есть. Всех. Никого. «Съест всех. Не останется никого», – перевела его невнятицу Гончая. Дикарь забормотал что-то совершенно неразборчивое, потом взвыл и, не прекращая выть, горько заплакал. – Заткнись, лысое отродье! – прикрикнул на него фюрер. – Я сказал: заткнись! Но никакие окрики не подействовали на дикаря. Возможно, он их даже не слышал. Егерь взял Гончую под руку и потянул к выходу. – Идемте. Скоро начало. А этот все равно не прекратит. – Где вы нашли такого урода? – сердито спросил фюрер у зверолова. От его восторга и предвкушения не осталось и следа. – В тупике возле Маяковской, – ответил Рубец. – Как туда попал и что делал, неизвестно. Он только с виду такой тщедушный. Пока его ловили, он одного охотника голыми руками убил, а другому глаз вырвал. – Так надо было на месте пристрелить, а не тащить сюда! – возмутился фюрер. Рубец помолчал, но потом решил признаться. – Этот мутант – главное действующее лицо сегодняшней охоты, тот самый сюрприз, который всем обещали. – Это я главное действующее лицо сегодняшней охоты! – объявил шагающий за ним вождь Рейха. – Я лично пристрелю вашего выродка, а его голову повешу на стену в качестве трофея.