— А начнем мы, пожалуй, вот с этого. — Подбежав к стене, Юрка дернул уже начавший отслаиваться кусок обоев. — Вот так! Как гласили древние, почти первобытные легенды, когда-то стены предварительно оклеивали газетами и только после этого накладывали обои. Высохнув, вся эта конструкция держалась за стену мертвой хваткой, и, чтобы отодрать ее, порой приходилось использовать шпатель и значительный объем нецензурных выражений. Во всяком случае, так уверял отец, а отцу, если только речь не шла о деньгах и алкоголе, в принципе можно было верить. К счастью, обои в маленькой, но все же двухкомнатной квартире на окраине Среднегорска клеили гораздо позже, в те времена, когда газеты уже перестали не только читать, но даже оклеивать ими стены. Одна полоса флизелина, весело шурша, легко отходила от стены, через мгновение за ней следовала другая. Квартира была съемной, и как отнесется к планируемым новшествам владелица, Юрка не знал, но отчего-то был совершенно уверен, что обновление ей придется по вкусу. — Свежачок, — радостно выкрикивал Юрка, оголяя очередной кусок стены, — все у нас будет свежачок теперь. Мозг, за годы работы айтишником поднаторевший в общении со схемами и алгоритмами, уверенно находил логику в грядущих переменах. Новая жизнь, новое окружение. А что человека окружает изо дня в день? Правильно, обои. Их и следует заменить первыми. Остальное затем подтянется само собой. Новая работа, наверняка получше прежней. Новая девушка, тоже несомненно красивее, а главное, лучше понимающая его, Юркины, потребности. Новое окружение, этим потребностям удовлетворяющее. Новая жизнь. Даже не так. Новый уровень жизни. Новый этап, более высокий, качественно лучший. И всему этому старт будет дан уже сегодня. Вернее, он уже был дан в тот самый момент, когда первый оторванный от стены кусок рухнул на пол, словно поверженный в ожесточенной схватке противник. Юрка торопливо оделся, схватил со стола кошелек и выбежал в прихожую. — Да мы никак проснулись, — из кухни, держа в руке ароматно дымящуюся чашку кофе, появился отец. — И куда это так рванули? Ты бы хоть позавтракал. Я уже и яичницу сделал. Со шкварками! — Потом, — нервно отмахнулся Юрка, торопливо затягивая шнурки на ботинках. — Сейчас вернусь, начну новую жизнь, и тогда будем с тобой кофе пить. Хоть целый день. — Целый день я, пожалуй, не выдержу. — Дмитрий Александрович шумно отхлебнул из чашки и хитро прищурился: — Я вот что подумал, давай-ка я у тебя еще на денек задержусь. Вечерком с тобой вместе по городу прогуляемся. Какой-никакой, а областной центр. Как, в твою концепцию новой жизни это предложение вписывается? — Еще как, — засмеялся Юрка, хотел обнять отца, но испугавшись, что тот прольет кофе, только кивнул и выскочил из квартиры. «Я буду жить теперь по-новому, мы будем жить теперь по-новому», — бесконечно крутился в голове мотив идиотской песенки, услышанной еще когда-то в детстве. Выбежав из подъезда, Юрка на мгновение замер, пытаясь определить нужное направление. Конечно, можно было бы рвануть в строительный гипермаркет, говорят, там ниже цены. Хотя, наверняка врут, да и тащиться тогда придется на другой конец города. А надо торопиться. Новая жизнь ждать не будет. Мало ли, вдруг к ней кто-то другой своими грязными лапами прикоснется, и все, не такая она уже и новая. Юрка решительно зашагал в сторону местного строительного рынка, расположенного в паре кварталов от его дома. При каждом шаге он размахивал руками, словно лыжник, задавшийся целью опередить всех, ушедших со старта раньше его, а иногда, особенно остро чувствуя приближение новой жизни, пытался напевать: «Я буду жить теперь по-новому…», отчего шедшие по тротуару редкие прохожие осуждающе косились в его сторону. Их взглядов, взглядов глупых людей, не верящих в его почти начинающееся светлое будущее, Юрка не замечал. Он не чувствовал мороза, проскользнувшего под воротник наполовину расстегнутой куртки. Не видел, как развязались и теперь при каждом шаге метались из стороны в сторону шнурки на левом ботинке. Когда перед человеком появляется по-настоящему большая цель, мелочи перестают его интересовать. Павильон обоев внезапно возник прямо перед Юркой, маня призывно горящими за витринным стеклом неоновыми буквами. — О-бо-и, — по слогам произнес Юрка почти шепотом, а затем повторил. Громко, счастливо, как человек, рывший всю ночь в поисках клада и наконец под утро услышавший, как лязгнул металл под острием лопаты. — Обои! Вбежав внутрь, он огляделся по сторонам. Отдел был довольно просторным, примерно десять на десять метров. На кассе одиноко скучала полная женщина средних лет, а покупателям предоставлялась возможность самим выбрать товар, подходящий по цене и расцветке, а затем оплатить перед выходом. Юрка неторопливо двинулся вдоль стоек с образцами. Спешить было уже некуда, да и незачем. Теперь главное было не ошибиться. Это ведь действительно очень важно, подумал Юрка, не ошибиться, подбирая себе окружение. С цветочками отметаем сразу, в полоску тем более. Что за люди вообще покупают обои в полоску? Газетный принт, это уже интереснее. Что-то мелкими буквами по-английски, можно, конечно, попробовать перевести, но зачем? Лучше уж дома, в спокойной обстановке. Хотя, нет. Вдруг текст ему не понравится, и что тогда? Да и вообще, зачем ему на стене газета, пусть даже иностранная? Может, взять однотонные? Тогда ничего раздражать не будет. А какой цвет подобрать? Яркий надоест через пару недель, а серый… вокруг и так сплошная серость. Зачем же еще плодить эту гадость? Вот! Юрка замер, почувствовав, как внутри него начали стремительно надуваться, а затем лопаться пузырьки счастья, наполняя организм пьянящим ощущением восторга и радости. Вот оно! Почти минуту Юрка рассматривал рекламную стойку, на которой была изображена комната, оклеенная комбинацией двух видов обоев. Большая часть однотонная, кремовая, другая кофейного цвета с принтом. Крупные белые буквы словно кричали с ним в унисон: I want! I can! I’ve done![3] — О, да, — выдохнул Юрка и подошел ближе, чтобы взглянуть на ценник. На ярко-желтом кусочке картона крупными буквами было напечатано: «АКЦИЯ», а ниже черным маркером от руки написаны цифры. Уточнив на этикетке, сколько квадратных метров в одном рулоне и быстро прикинув в уме площадь стен, Юрка полез в карман за кошельком. Денег хватало впритык. Конечно, стоило перед выходом прихватить с собой еще несколько тысяч из заначки, что была припрятана в матрасе на черный день, но он слишком торопился, слишком спешил быстрее запрыгнуть на новую, появившуюся буквально из ниоткуда ступеньку, встав на которую можно будет почувствовать себя по-настоящему счастливым человеком. Ну ничего, впритык, не впритык, какая разница? Главное, что хватает, даже на две пачки клея, а больше ему сейчас ничего и не требуется. Найдя на нижней полке рулоны с нужной этикеткой, Юрка вытащил шесть штук, убедился, что среди них есть самый главный, с надписями, и двинулся к кассе. — Вот, — он гордо вывалил обои на прилавок, — беру! Глава 6, в которой наступает вечер, а с ним и возможность как следует выпить В дверь позвонили в тот самый момент, когда Ирина, достав из кухонного шкафа штопор, собиралась откупорить бутылку. Все же пришел. Хотя, почему «все же»? Она ведь была уверена, что он придет. Во всяком случае, с утра. Даже специально подольше не вставала с постели, представляя, как выйдет к двери в одной только полупрозрачной ночной сорочке, а он, усыпав ее цветами и извинениями, подхватит на руки и понесет обратно в полумрак спальни. Провалявшись почти до одиннадцати, она все же встала, уменьшив измеряемый в процентах индекс собственной уверенности процентов на двадцать, а то и все двадцать пять. Ближе к обеду он снизился примерно до шестидесяти, а к пяти часам вечера не превышал и тридцати. Ждать того момента, когда скользящая вниз переменная сравняется с крепостью подаренного ей на работе итальянского кьянти, не имело никакого смысла. И все же… все же он здесь. Стоит у порога и ждет, когда она откроет. Может, не открывать? Пусть немного потопчется перед дверью, а затем, опустив плечи и громко шоркая подошвами по полу, потащится к лифту. Ах да, цветы. Букет он наверняка оставит у двери, на коврике. К завтрашнему утру, если только их не заберут соседи, цветы совершенно завянут и потеряют былое очарование, и тогда их можно будет без особого сожаления запихать в шахту мусоропровода. И все же… все же цветы будет жалко. Она с усилием потянула в сторону туго открывающуюся задвижку и распахнула дверь. — Это для самообороны? — Корнилов с интересом разглядывал зажатый в ее руке штопор. — Вы? — Ирина почувствовала заливающую лицо горячую волну смущения. — Вы здесь зачем? — Хороший такой вопрос, — иронично улыбнувшись, одобрил Игорь, — по существу, прямо в лоб. А то ведь спрашивают порой всякие глупости. Вот к примеру: «Вы откуда?» Какой смысл у этого вопроса, есть ли вообще у него смысл? Какая, собственно говоря, разница, откуда? А вот «зачем?» — это очень правильная формулировка. Но, может, вы все же скажете, для чего вам штопор? Надеюсь, вы не собираетесь им тыкать мне в лицо? Оно, знаете ли, у меня с детства необыкновенно красивое, и очень хочется, чтобы ситуация принципиально не менялась как можно дольше. — Вы первый. — Ирина убрала за спину руку со штопором, но не спешила впускать незваного гостя в квартиру. — Я первый, это хорошо, — кивнул, улыбаясь еще шире, Корнилов. — Осталось только разобраться, в каком смысле я у вас первый. — Вы первый ответите на мой вопрос, — не оценила его остроумие Шестакова, — а уже после этого я решу, стоит ли мне отвечать на ваши. Итак, зачем вы здесь? — Ну, это же очевидно, — пожал плечами Игорь, — в пятницу мы расстались с вами не то чтобы некрасиво, но на какой-то неправильной ноте. А неправильная нота, если она последняя, начисто смывает впечатление от всего, что было до нее. Что же делать? Вывод кажется очевидным, надо сделать так, чтобы эта неправильная нота оказалась не последней. И вот я здесь, у меня даже с собой… Корнилов потянулся к чему-то невидимому, скрытому от Ирины входной дверью. — Ноты? — успела ехидно поинтересоваться Шестакова и замерла от восхищения. Букет, составленный из множества белых и красных роз, был действительно великолепен. Отпустив наконец дверную ручку, Ирина обхватила огромный букет обеими руками, едва не оцарапав Игоря штопором. — У меня здесь еще кое-что есть, — в руке Корнилова вдруг возник тоже появившийся откуда-то из-за двери пакет, — но это я бы продемонстрировал вам чуть позже и желательно на кухне, если, конечно, вы меня туда пустите. — Ой, — Шестакова смущенно отступила на шаг назад, — проходите, конечно. Игорь уже хотел было переступить через порог, когда из-за его спины послышался недовольный голос: — Мужик, тебе чего здесь? Вздрогнув от неожиданности, Игорь стремительно улыбнулся. В это же мгновение появившееся было у него напряженное выражение лица исчезло, уступив место благодушной улыбке. В двух шагах от него стоял худощавый мальчуган лет десяти, возможно, одиннадцати, сжимавший в руке несколько тюльпанов, с бутонами, перетянутыми красными резинками. — Я так понимаю, это ваш кавалер. — Игорь весело подмигнул Ирине, прижимаясь к стене и жестом приглашая мальчишку пройти в квартиру. — Если честно, не подозревал, что у вас столь юные поклонники. — Пашка! — Шестакова притянула к себе мальчугана. — Ты даже с цветами, ну спасибо тебе, мой хороший. — Я гляжу, вас уже веником осчастливили, — буркнул, высвобождаясь из объятий, Пашка и хмуро обернулся на все еще стоящего в дверях Корнилова. — Ты чего замер-то на проходе? Я дверь, по-твоему, как закрывать буду? — Ну, если ты приглашаешь. — Игорь сделал шаг вперед, входя наконец в квартиру. — Вообще-то я думал, ты наконец свалишь отсюда, — недовольно пробормотал Пашка. — Ну что же, мужчины, знакомьтесь. — Ирина не обратила на его бубнеж никакого внимания. — Это Павел, мой друг, — она положила ладонь мальчишке на плечо, с трудом удерживая оба букета другой рукой, — я бы даже сказала, лучший друг. А это Игорь Константинович, мой коллега по работе. Даже не просто коллега, а начальник. — Привет. — Игорь протянул Пашке раскрытую ладонь. Несколько мгновений мальчишка буравил Корнилова недовольным взглядом, затем дернул плечом, стряхивая руку Ирины. — Я вижу, что не просто коллега! — гневно выкрикнул он, распахивая входную дверь. — Лунин еще улететь не успел, а здесь уже этот хлыст кобелирует! Пашка стремительно выскочил из квартиры и устремился к лестнице. Сунув букеты в руки ничего не понимающему Корнилову, Ирина выбежала на лестничную площадку. — Паша! Пашка! Куда улетел Лунин? — крикнула она вслед стремительно перепрыгивающему через ступени мальчишке, но ответа так и не получила. Вернувшись в квартиру, Шестакова захлопнула дверь и шумно выдохнула, после чего взглянула на Игоря, все еще сжимающего в руках цветочные букеты. — Везет нам с вами на неправильные ноты, Игорь Константинович. Может, не ту пьесу играем? Ладно, давайте сюда букеты, поставлю их в вазу. Хотя, ваш, похоже, придется класть в ванну. — Его можно поделить на несколько поменьше и расставить по комнатам, — предложил Корнилов. — Вазы у вас ведь найдутся? — Игорь, — вздохнула Шестакова, — в моей квартире одна комната и столько же ваз. Пойдемте на кухню, там, кажется, были какие-то банки. Если не найдем ничего, придется перепрофилировать мусорное ведро. Выбежав из подъезда, Пашка с яростью пнул ногой свежеочищенный от снега асфальт, после чего крутанулся на месте, не зная, куда деть переполняющие его злобу и агрессивную энергию. Злился Пашка на себя самого. Миновав всего два лестничных пролета, он понял, что совершил глупость. Ужасную глупость! Нельзя было оставлять Ирину наедине с этим хлыстом. Или хлыщом? Пашка наморщил лоб, пытаясь вспомнить, какое же слово в данном случае будет уместным. Да какая разница. Нельзя было уходить. А теперь что, не возвращаться же обратно, стыда не оберешься. Пашка вновь топнул ногой, представив ехидное лицо Ирининого ухажера, а то, что этот «не просто коллега» был именно ухажером, сомнений у него никаких не было. — Рожу набить, и дело с концом, — пришел к однозначному выводу Пашка. Правда, спустя пару мгновений его начали одолевать сомнения. Вряд ли он, даже напав со спины, сумеет одолеть взрослого мужчину, причем достаточно крепкого телосложения. Да чего уж там «вряд ли», тут же признался он сам себе. Никаких шансов. И что тогда? Сжав кулаки, Пашка в растерянности оглянулся по сторонам и застыл на месте, дрожа от напряжения, словно впервые сделавший стойку молодой сеттер. Серебристый «порше» он заметил, еще приближаясь к дому Ирины, и даже обошел со всех сторон, несколько раз восхищенно цокнув языком. Действительно, такую красотку не каждый день увидишь, а уж во дворе этого дома она ему на глаза точно не попадалась. Он бы запомнил. Пашка вновь огляделся по сторонам, на этот раз внимательно сканируя обстановку. Во дворе пусто, лишь на детской площадке какая-то тетка изо всех сил крутит на карусели одетого в синий комбинезон карапуза, но она так увлечена своим малышом, что ничего вокруг ни увидеть, ни тем более запомнить точно не в состоянии. Пашка извлек из кармана куртки складной нож, только на прошлой неделе выигранный им в карты, нажал на кнопку и удовлетворенно улыбнулся, когда прятавшееся в рукоятке лезвие раскрылось с негромким щелчком. Полной уверенности у Пашки, конечно же, не было. В доме двенадцать этажей, и кто знает, к кому заявился в гости обладатель столь замечательного авто. Но ведь, в конце концов, он не сжигать этот «порше» собрался, всего лишь немного попортить колеса. Знать бы точно, что машина принадлежит этому заявившемуся к Ирине пижону, тогда, пожалуй, стоило бы немного пройтись острием лезвия по кузову. Конечно, страховка все покроет, но в любом случае досада будет весомее, и неприятный осадочек останется надолго. А когда визит в какое-то место ассоциируется с чем-либо неприятным, то вполне можно прийти к выводу, что в это самое место и приезжать больше не стоит. Примерно так, только в более простых и порой неблагозвучных терминах, рассуждал Пашка, присаживаясь на корточки возле правого переднего колеса серебристого автомобиля. А резину-то не так просто проткнуть, оказывается, Пашка наморщил лоб от напряжения и с первобытным восторгом ухнул, когда лезвие, наконец, проткнуло шину. Хорошо! И выходящий воздух шипит не так уж громко, на детской площадке точно ничего не слышно. Пашка еще раз воровато огляделся по сторонам и, не вставая с корточек, по-паучьи, перебрался к заднему колесу. Если уж резать, так все. Проснулся Илья от громкого стука, на который тут же заливистым лаем отозвалась расположившаяся в кресле Рокси. Вскочив с кровати и убедившись, что диктофон со стола никуда не исчез, он подошел к двери. — Илья Олегович, — маленькая женщина доброжелательно улыбнулась Лунину, — пойдемте ужинать. Вы ведь весь день сегодня не ели. Рокси выскочила в коридор, всем своим видом демонстрируя готовность незамедлительно отправиться куда угодно, если только речь действительно идет о еде.