— Тебя тоже накормим, — улыбнулась Корхмазян. Болонка завиляла хвостом и, оглянувшись на Лунина, нетерпеливо тявкнула. — Ужин — это замечательно, — согласился Илья. — От ужина отказываться нельзя. Когда Лунин спустился в гостиную, все уже собрались за столом. Лишь Зарецкий стоял возле разожженного камина, заложив руки за спину и глядя на пляшущие языки пламени. — А вы что же? — Илья успел поймать за руку собирающуюся ускользнуть Корхмазян. — Пойдемте к столу. — Ну что вы, так ведь не должно быть, — смутилась Наталья Сергеевна. — Лучше я пока вашу собачку накормлю. Она же Рокси, я правильно запомнила? — Давай, Лунин, присоединяйся. Тебя ждем, — послышался голос Изотова. — Да и вы, Олег Владиславович, не стесняйтесь. Горячее оно ведь в холодное быстро превращается. А жаркое все же предпочтительнее употреблять в пищу горячим. Зарецкий молча проследовал к столу и занял место рядом со своей помощницей. На какое-то время в гостиной воцарилось сосредоточенное молчание, смешанное с негромким потрескиванием дров в камине и позвякиванием вилок о тарелки. Хоть бы радио какое включили, — тоскливо подумал Лунин, которого всеобщая мрачная сосредоточенность отчего-то начисто лишила аппетита, — радио же у них здесь должно ловить! Ах да, музыкальный центр ведь тоже изъяли, как и телевизоры». — А не выпить ли нам граммов эдак по сто? Все же есть повод, — отложив вилку в сторону, Кожемякин обвел взглядом собравшихся за столом и усмехнулся, — чудесное спасение нашего дорогого, — он еще раз усмехнулся и демонстративно поклонился Зарецкому, — как выяснилось, очень дорогого Олега Владиславовича от неминуемой погибели. Я так даже полагаю, дамам можно предложить по этому случаю шампанское. Какое мнение у представителей власти? Мы ведь, надеюсь, еще не настолько ограничены в правах, что даже и выпить не можем. — Почему же не можем? — после секундной паузы отозвался Изотов. — Главное — в меру, сильно не увлекаться. — Очень правильный подход, — несмотря на массивную фигуру, Кожемякин легко вскочил на ноги и, обогнув стул, устремился к заставленной бутылками барной стойке, — меру, ее ведь во всем стоит соблюдать. — Странно, что вы, Станислав Андреевич, только сейчас это осознали, — холодно отозвался Латынин, — когда вы, следуя советам господина Зарецкого, выводили деньги из нашей с вами компании, почему-то подобные умные мысли вас не посещали. Достав из спрятанного под барной стойкой холодильника две бутылки шампанского, Кожемякин обернулся к столу. Казалось, что реплика партнера по бизнесу не произвела на него никакого впечатления. — Миша, десять процентов — это разве много? Вряд ли ты можешь обвинить меня в нескромности. — Вы безусловно правы, Станислав Андреевич, — подчеркнуто любезно отозвался Латынин. — В нескромности — нет, только в нечестности. И за эту нечестность, уверяю, вам придется заплатить. С процентами. — О, всегда Стасом был, а теперь вдруг Станиславом Андреевичем заделался, — фыркнул Кожемякин, возвращаясь к столу. — Так-то оно хорошо звучит, солидно. А что касается процентов, ты, дорогуша, уверен, что силенок хватит с меня их взыскивать? Прежде чем Латынин успел ответить, в разговор вмешался Изотов. — Так, мужчины, — вскочил на ноги полковник, — уж коли мы за одним столом сидим, оставьте все свои цеплялки на потом. Лучше всего — совсем на потом, когда мы в город вернемся. Вот там делайте, что хотите. Как говорится, желаете прославиться, войти в сводки — всегда пожалуйста. А сейчас не надо этого. Честное слово, не надо! Пойдемте-ка, Станислав Андреевич, мы с вами чего покрепче выберем да заодно дам фужерами обеспечим. Вскоре шампанское пенными волнами вырывалось из высоких бокалов, а кубики льда тонули в стаканах с виски. — Ну что, недопокойник, — Кожемякин взглянул на адвоката и ухмыльнулся, — выпьем за то, что тебе задницу не разнесло. Хотя, знаешь, что я думаю? Мы бы при любом раскладе сейчас за тебя пили, только был вариант, что не чокаясь. — Стас! — Мария Александровна положила руку мужу на плечо. — Хватит! Давайте наконец выпьем, что мы все живы и здоровы. Мне кажется, это сейчас самое главное. Звон десятка соприкоснувшихся друг с другом бокалов выразил общее согласие с ее словами. Немного помедлив, Зарецкий тоже поднял свой стакан с виски. — Будем, — выдохнул он и, залпом опрокинув в рот содержимое стакана, тут же потянулся к бутылке. — Процесс пошел, — одобрительно ухмыльнулся Кожемякин. Час спустя обстановка в гостиной разительно отличалась от той, что царила в начале ужина. Взявшие на себя обязанности развлекать дам мужчины поочередно рассказывали то анекдоты, то занимательные истории из жизни, в которых им довелось поучаствовать. Даже Зарецкий, поначалу предпочитавший лишь молча пить и задумчиво таращиться в сторону камина, постепенно расслабился и принял участие в разговоре. То и дело стол накрывали взрывы всеобщего смеха, на смену которым тут же приходил звон бокалов. Казалось, все хотят как можно скорее забыть так неудачно проведенную первую половину дня, сделать вид, что ее и вовсе не было. Еще больше раскрасневшийся Кожемякин пребывал в благодушном настроении и прекратил одаривать колкостями и Зарецкого, и своего партнера по бизнесу Латынина. — Тебе не кажется немного неправильным, что мы пьем с подозреваемыми? — наклонившись к Изотову, прошептал Илья. — Мне кажется неправильным, что мы вообще здесь находимся. Причем не немного, а чертовски неправильным, — так же тихо отозвался полковник. — Все остальное — это уже последствия нашего здесь пребывания. А какой смысл бороться с последствиями, если не можешь устранить первоисточник проблемы? — Логично, — был вынужден признать Лунин. Внимание собравшихся за столом вновь приковал к себе Кожемякин. — А что-то мы с вами давненько не пели. — Чересчур резво вскочив на ноги, Станислав Андреевич чуть не опрокинул свой стул, но в последний момент успел ухватить его рукой за спинку. — Где тут у нас был инструмент припрятан? К удивлению Лунина, откуда-то из полумрака за барной стойкой вдруг выдвинулась тщедушная фигура с гитарой. — О, Грачик, дружище, — расплылся в улыбке Кожемякин, — ты, как всегда, вовремя. Выхватив гитару у Корхмазяна, Станислав Андреевич приобнял управляющего за плечи. — Удивительный человек наш Грачик! — Кожемякин повернулся к столу, довольная улыбка все еще не сходила с его лица. — Только подумаешь, что чего-то тебе надо, как он тут как тут. Мало того, что сам тут. Так и то, чего тебе надо, тоже тут! Удивительное дело! Все видит, все слышит. Ты еще не сказал ничего, а он уже все слышит. Что, ара, выпьешь с нами? — Я же говорил, — Корхмазян мягко выскользнул из-под тяжелой руки, — не могу пить. Язва. — Язва, — ухмыльнулся Кожемякин, — у меня их вон три в рядок сидят. И ничего. Пью, как видишь. Махнув рукой в сторону неодобрительно смотревшей на него жены и дочерей, Станислав Андреевич попытался хлопнуть Грачика по плечу, но промахнулся. Печально вздохнув, он погрозил пальцем в спину уже выходящему из комнаты Корхмазяну и вернулся обратно к столу. — Слушай, Олежка, — повернулся он вдруг к адвокату, — ты не боишься, что завтра утром проснешься, и тут бабах! — ты опять с голым задом на динамите сидишь? Вот как сегодня? — Никакого голого зада сегодня не было, — нервно отозвался ставший в одно мгновение необычайно серьезным Зарецкий. — Так ведь и динамита тоже не было, — кивнул Кожемякин, — а страху все равно натерпелись. — Господи, Стасик, ну что ты такое говоришь? — в очередной раз вмешалась Мария Александровна. — Давайте про все, что было, скорее забудем. Надо взять и поплевать через левое плечо, чтобы больше ничего плохого с нами не приключилось. Три раза! Вот увидите, это подействует, и завтра все проснутся в замечательном настроении. — Главное — не оплевать соседа слева, — саркастично усмехнулся Латынин. — Правильно! — тряхнул головой Кожемякин, и тут же его толстые пальцы с удивительной быстротой и легкостью пробежались по струнам. — Правильно говорит мой дорогой компаньон. Главное — не заплевать того, кто у вас слева. Вот про это я вам сейчас и спою. Называется — «Песенка современного гладиатора». Можно сказать, про каждого из нас и написана. Сам сочинил! Между прочим, только на прошлой неделе. Даже Марьяша еще не слышала. — Он еще и сочиняет сам, — Изотов безжалостно ткнул Илью локтем под ребра, — энергичный товарищ, с фантазией. — Ага, — болезненно поморщился Лунин, — такой что угодно мог нафантазировать. Оба следователя обменялись многозначительными взглядами. Изотов хотел было еще что-то сказать, но в этот момент пальцы Кожемякина вновь коснулись струн, а буквально несколько секунд спустя к гитарному ритму присоединился его низкий, чуть хрипловатый голос. Я плюну через левое плечо, Ну как не плюнуть, так велят приметы. Мы верим им, живя на свете этом, Не забывая все ж креститься горячо. Три раза сплюну, будет так вернее, Надежность в каждом деле хороша, В себя гораздо нам труднее верить, Чем в то, что есть у ангелов душа. Возьмусь за дело, поплевав на руки, Ну почему ж на все нам надо наплевать? И как сказал поэт бы: эти руки не для скуки, Ну где ты, где ты, ангельская рать? Прорвусь к врагу, ему я в рожу плюну, Плевок по переносице размажу лбом. И жажда крови хлещет вниз с трибуны, Где хлеб вкусившие ристалищ ждут потом.