— Ну что, пойдемте обратно, пока нас искать не начали? Возвращение в «Ковчег» заняло совсем немного времени. В гостиной никого не было, кроме Натальи Сергеевны, сидящей на деревянной с короткими ножками табуретке возле камина. В топке возмущенно потрескивали березовые поленья, едва тронутые огнем, еще не успевшие окончательно почернеть. — А не выпить ли нам малость? — расстегнув молнию на куртке, обернулся к остальным Кожемякин. — Денис, сгоняй-ка наверх, отца позови. Надо ж помянуть Олежку. Он хоть и редкостный был паршивец, но так ведь тем нам и нравился. Поскольку возражений не последовало, Станислав Андреевич, скинув на диван куртку, отправился к бару, а Грачик, пробурчав: «Сейчас закуску принесу», захромал к кухне. Когда бокалы были наполнены коньяком, Кожемякин вновь взял инициативу на себя. — Я вот что хочу сказать, — поднявшись на ноги, он обвел взглядом присутствующих. — Олег человеком был сложной конструкции. С преподвыподвертом. Не то что с двойным дном, а даже и с тройным. Но речь не о том, что было. В прошлом уже ничего не переделать. Речь о будущем. Его будущем! Не удивляйтесь. Говорят, там, куда он сейчас попал, есть суд. Верховный вроде, я точно названия не помню. А раз есть суд, то хороший адвокат всяко при деле будет. Вот я и хочу пожелать Олегу, чтобы все дела, какие ему там доставаться будут, он выигрывал. — Вот это ты завернул, — восхищенно цокнул языком Латынин. — Только что ж получается, за это чокаясь пить надо? А мы ж вроде как поминать собрались. — Ну так ведь нестандартного человека поминаем, значит, и поминать будем так, — Сипягин тоже встал и вытянул вперед руку с бокалом, — нестандартно. Денис, Грачик и Лунин последовали примеру остальных и тоже поднялись со своих мест. На мгновение звон бокалов заполнил просторную гостиную, словно звон хрустальных колоколов, прощающихся с человеком, уверенным в том, что всегда сможет переиграть любого соперника, но неожиданно столкнувшимся с кем-то, кто играет совсем по другим правилам. Вслед за Станиславом Андреевичем произнесли речи и Сипягин с Латыниным, правда, их выступления были короче. Влив в себя очередную порцию коньяка, Артур Львович вдруг произнес, не гляди ни на кого: — А ведь получается, Олегу кто-то отомстил. — Тебя это удивляет? — Латынин удивленно вскинул брови. — Если подумать, финал для него вполне закономерный. — Меня это расстраивает, — со вздохом отозвался Сипягин. — Ты же знаешь, я не сторонник эмоциональных решений. А месть — это эмоции. Дурные эмоции, которые могут уничтожить и того, кому мстят, и того, кто мстит, тоже. — Точно, я как граммов триста тяпну, меня тоже на философию тянет, — включился в разговор Кожемякин, — а ты что-то рано, Артур Львович. Но не грусти так! Что сделано, то сделано. Олега к нам уже не вернуть. — Олега не вернуть, — Сипягин задумчиво кивнул, — но тот, кто его убил, по-прежнему находится среди нас. На несколько мгновений над столом повисло напряженное молчание, которое разорвал насмешливый голос Кожемякина: — А я уж думал, сейчас кто-нибудь пожелает признаться. Было бы забавно. Полчаса спустя, вернувшись в свой номер, Илья плюхнулся на кровать и наклонился, чтобы развязать шнурки на ботинках. Ему казалось, что после всех утренних хлопот он заслужил возможность часок-другой вздремнуть. Лунин уже стянул с ноги первый ботинок, когда в комнату вошел Изотов. — Ну что, все получилось? — полюбопытствовал он, усаживаясь в кресло. — Вроде бы. — Илья, не ожидавший визита, с силой дернул шнурок и затянул узел. — Вот видишь, и от тебя может быть польза, — удовлетворенно кивнул полковник, — непременно отмечу в рапорте. Но вообще-то я к тебе по делу. Знаешь, о чем я подумал? — О пенсии? — Илья безуспешно пытался справиться с узлом, но в конце концов сумел только разорвать непослушный шнурок. — Не хами, — беззлобно погрозил ему пальцем Изотов. — Хамить можно лишь младшим по званию. Я подумал, что у нашей милой Аллы Георгиевны мог быть сообщник. — На основании чего такой вывод? — Все слишком сложно. — Полковник с любопытством уставился куда-то вниз, Илье под ноги, и Лунин запоздало вспомнил про появившуюся пару дней назад дырку на одном из носков. — Все это псевдоминирование, публичный шантаж. Мне кажется, Михальчук одна на такое не решилась бы. Да и потом, чтобы запереть все номера, ей был нужен ключ от второго замка. Где она его могла взять? — У Корхмазян… ов? — предположил Лунин. — У Корхмазян, — снисходительно поправил его Изотов, — такие фамилии не склоняются. Но ведь она не могла быть уверена, что ключ украсть получится, да и потом, Грачик уверяет, что все ключи на месте. — Ты запомнил, наконец, как его зовут. — Илья не смог сдержать усмешки. — Я, собственно, всегда помнил, как его зовут, — холодно отозвался полковник. — Сейчас не о нем речь. Если ключ последнее время не пропадал, значит, он был украден когда-то давно, или же изготовлен дубликат. А дубликат могли сделать и по слепку, в таком случае ключ красть не надо, и никаких подозрений не возникает. В любом случае, вся эта затея была тщательно спланирована и подготовлена заранее. Но тут появляется вопрос: как Михальчук могла это провернуть, если она никогда раньше здесь не бывала? — А она не бывала? — глупо переспросил Лунин. — Нет. Я разговаривал и с Грачиком, и с его женой. Они уверены, что Михальчук, в отличие от всех остальных, прилетела впервые. — А что, если это вообще не Михальчук? — предположил Илья. — Лунин, — Изотов осуждающе покачал головой, — сегодня утром в области одним адвокатом меньше стало. Может, тебе попробовать занять вакантное место? Из одних и тех же предпосылок мы делаем совершенно разные выводы. Я говорю, что, кроме Михальчук, виновен кто-то еще, а ты, что Михальчук не виновна. Разница принципиальная, Лунин! И эта разница не в твою пользу. — Пусть так, — никакого желания спорить у Ильи не было. — И что мы теперь с твоими выводами делать будем? — Мы возвращаемся к тому, что уже обсуждали, — полковник оживленно потер руки, — рассадить всех по камерам, то бишь по номерам. Пусть сидят, ждут вертолета. Согласись, все, чем мы тут с тобой занимаемся, — чистой воды самодеятельность. Без экспертов, без оперативников. Мы даже не можем убедиться, чьи отпечатки пальцев на статуэтке. Лучший вариант — заморозить ситуацию и ждать. — Но Хованский говорил, чтобы мы к прилету вертушки вопрос решили. — Ох, Лунин, — усмехнулся полковник, — все твои беды от неуважительного отношения к руководству и старшим по званию. Если начальство тебе что-то сказало, это надо запоминать дословно. А дословно Дмитрий Романович сказал следующее: «Идеально будет, если к прилету вертушки вы эту проблему решите». Вот так вот. Идеально будет! Но идеально никогда ничего не бывает, так что к этому даже стремиться не стоит. Достаточно того, что мы предъявим ему Михальчук. — И когда ты всю эту войсковую операцию провести хочешь? — почувствовав, как большой палец левой ноги лезет в расходящуюся дыру на носке, Илья придвинулся ближе к краю и спрятал ступни под кровать. — Я так понимаю, после переноски тяжестей ты малость уморился, — полковник насмешливо взглянул на Лунина, — так и быть, отдохни полчасика. Можешь даже часок. А потом я за тобой зайду. — Тогда уж лучше после обеда. Все будут сытые, размякшие. Меньше споров будет. — Помнится, то же самое ты говорил про завтрак. Хорошо, пусть будет так, — Изотов вскочил на ноги, — а что касается споров, запомни, Лунин, эти граждане должны нас бояться, а не мы их. Я же тебе говорил, будет кто бузить, сразу стволом в лоб схлопочет. — Интересно получается, — Илья задумчиво потер подбородок, — я, когда на тебя смотрю, понимаю, что с тобой разговариваю. А если не смотреть, кажется, будто передо мной Хованский. — Я не понял, это ты меня сейчас так похвалил? — нахмурился было Изотов, но затем, очевидно придя к выводу, что сравнение с начальником управления не может нести отрицательного подтекста, благодушно улыбнулся. — Ну а чего ты хочешь? Мы с Романычем уже четверть века бок о бок службу несем. Тут не то что манера речи, на лицо близнецами станешь. Ты, главное, в управлении нас не перепутай! — Полковник самодовольно ухмыльнулся. — Смотри по погонам. Хованский все же генерал. — Генерал, — оставшись один, пробормотал Лунин, — вот именно, Хованский все же генерал. Он подумал, что генералам приходится гораздо проще, чем обладателям более скромных офицерских званий. Генералам не надо притворяться. Генерал может быть таким, какой он есть на самом деле. Хам, самодур, порой даже не самого большого ума человек. Все его недостатки с лихвой компенсируются массивными золотыми звездами на погонах. А вот полковникам, в частности, полковнику Изотову, все же иногда стоит немного напрячься, — для того, чтобы хотя бы выглядеть немного лучше, чем он есть на самом деле. Решив с максимальной пользой употребить выделенное Изотовым время, Илья быстро разделся и забрался под одеяло. Он уже засыпал, когда в его голове почти незаметно проскользнула мысль, что и в этот раз, зайдя к нему в номер, полковник не захлопнул за собой дверь. «Ничего, — убаюкивающе шепнул кто-то в ответ, — скоро обед, а потом все разойдутся по комнатам и будут ждать, когда прилетит вертолет». «А когда он прилетит?» — робко полюбопытствовал кто-то третий. «Когда рассеется туман», — вновь послышался успокаивающий шепот. «А когда рассеется туман?» — не унимался третий. Ответа Лунин уже не услышал. Проснулся Илья от громкого, отчаянного крика. Не понимая, что происходит, он выскочил из-под одеяла и поспешно натянул на себя джинсы. Решив, что этого вполне достаточно, Лунин выскочил в коридор. По всему этажу хлопали двери и слышались взволнованные голоса. Покрутив головой из стороны в сторону, Илья понял, что эпицентр происходящих событий находится где-то у лестницы. Надрывистое «Убили! Опять убили!» заставило Лунина поторопиться. Промчавшись по коридору, он чуть не врезался в чью-то спину, в последний момент сумев кое-как затормозить. Растолкав стоящих неподвижно людей, Илья пробился вперед и сам замер, ошеломленный. — Убили, опять человека убили, — послышалось у него прямо под ухом. Покосившись в сторону, Лунин увидел прижимающую к груди руки Сипягину. Лицо женщины, искаженное гримасой ужаса, побледнело, а губы медленно начали вытягиваться в трубочку, судя по всему готовясь издать очередной надрывный вопль. — Тоня, хватит уже! — решительно обхватила ее за плечи Мария Александровна. Звучащие в ее голосе властные интонации отчего-то подействовали на Лунина успокаивающе, словно на какие-то невидимые заклинившие, а быть может, даже и заржавевшие соединения упала капля масла, в одно мгновение оживившая, казалось бы, безнадежно испорченный механизм. — Сделайте шаг назад. Отступите! — с непривычной для себя суровостью рявкнул Илья, опускаясь на колени перед Изотовым. Пульс. Первым делом надо проверить пульс. Где же эта чертова артерия? Мысли лихорадочно мелькали в голове бессмысленным калейдоскопом, в то время как пальцы Ильи ощупывали шею полковника. Есть! Кажется, есть. Нет. Не кажется, точно есть. Легкое, едва различимое: «Тум», затем несколько секунд тишины и опять: «Тум»! Должно быть, появившаяся на лице Лунина счастливая улыбка была красноречивее всяких слов. Гул вокруг усилился, но теперь это уже не был гул отчаяния. — Живой, — прогудел Илье на ухо пробившийся вперед Кожемякин, — ему бы спиртику сейчас. Мигом очнется! Я сейчас. Отпихнув кого-то с дороги, Станислав Андреевич с грохотом помчался вниз по лестнице, а через минуту, издавая еще больше шума, проделал тот же путь в обратном направлении. — Сейчас, — он бухнулся на колени с другой стороны от лежащего неподвижно полковника, — сейчас-то мы его быстро в люди вернем. Несколько раз Илье доводилось видеть подобную процедуру. На комочек ваты выливалось несколько капель нашатырного спирта, после чего вату подносили к носу потерявшего сознание человека. Однако действия Кожемякина в данную схему совершенно не укладывались. Ловким стремительным движением крутанув крышку, так что она улетела куда-то в сторону, Станислав Андреевич сунул бутылку виски в рот Изотову и перевернул вверх дном. Илье показалось, что он услышал, как лязгнули о стекло зубы, но, скорее всего, это было всего лишь последствием грубых манипуляций Кожемякина. Сам полковник никаких признаков жизни по-прежнему не подавал. Некоторое время виски беспрепятственно вливался Изотову прямо в горло, затем, должно быть, попал в дыхательные пути и проник в легкие. В один миг лицо полковника побагровело, глаза его широко распахнулись, в них промелькнул ужас человека, понимающего, что его пытаются убить, и по большому счету попытка уже удалась. — Я же говорил! — торжествующе провозгласил Кожемякин, выдергивая бутылку изо рта несчастного полковника. Изотов попытался приподнять голову, и в это же мгновение виски, смешанный с прочим содержимым желудка, вырвался у него изо рта, прямо на улыбающееся лицо Станислава Андреевича. — Это, я так понимаю, ты мне спасибо сказал. — Кожемякин беззлобно стер локтем со лба еще не переварившиеся ошметки тирольских колбасок. — Пойду я, пожалуй. Умоюсь. — Здесь вообще, что? — Ощупав разбитый затылок, полковник с выражением брезгливого отвращения уставился на окровавленную ладонь. Должно быть, Изотов хотел узнать, что именно с ним случилось, но, поскольку очевидцев произошедшего не было, а если таковые и были, то явно не горели желанием в данном обстоятельстве признаться, ответом полковнику стало лишь всеобщее дружное молчание. — Кто меня так? Шансов моментально получить ответ на этот вопрос было еще меньше. Должно быть, полковник понял это, поскольку не стал дожидаться ответа, а перевалился на левый бок и принялся правой рукой беспорядочно похлопывать себя по пиджаку. Добравшись, наконец, до левой подмышки, Изотов судорожно дернулся и обмяк. Тихий стон вырвался из его груди, и лишь находившийся ближе всех Лунин смог разобрать еле слышное: — Опять. Немного подавшись вперед, Илья осторожно потянул в сторону лацкан пиджака. Он уже догадался, что именно увидит, вернее, чего именно увидеть не сможет.