— Что? — непонимающе переспросил Лунин. — Мы летим не в аэропорт. Поняв, что Лунин не сможет дать ему никакого ответа, полковник наклонился вперед и ожесточенно заколотил рукой по плечу сидящего рядом с пилотом автоматчика. — Куда мы летим? Лицо отчаянно надрывающего голосовые связки Изотова исказилось от напряжения. Обернувшись, человек с автоматом сперва удивленно взглянул на полковника, затем похлопал себя по запястью, украшенному массивными часами с электронным циферблатом. — Пять, — выкрикнул в ответ автоматчик, растопыривая пятерню, — пять минут. — Скоро прилетим, успокойся. — Илья наклонился к уху Изотова. Полковник недовольно нахмурился и, ничего не ответив, уставился в иллюминатор. Автоматчик не обманул. Спустя несколько минут вертолет начал снижаться, и вскоре ощутимый толчок снизу дал понять, что полозья «Робинсона» коснулись твердой поверхности. Еще на подлете Илья понял, что они приземляются на территории военной части или, возможно, учебно-тренировочной базы одной из спецслужб, какой именно, по внешним признакам определить было невозможно ввиду их полного отсутствия. Территория, огороженная двойным периметром, несколько одинаковых двухэтажных корпусов, еще одно здание поменьше, одноэтажное, чуть в стороне, возможно, штаб, идеально вычищенный от снега плац, сразу за которым начинается тренировочный полигон. Больше Илья ничего рассмотреть не успел, обратил внимание лишь на то, что людей ни на плацу, ни на дорожках между корпусами не видно, и только присутствие небольшого черного микроавтобуса, неподвижно застывшего возле штаба, давало понять — люди на территории базы явно присутствуют. Илья погладил Рокси по голове. — Ну вот и все, прилетели, скоро дома будем, — вторую часть фразы Илья произнес на всякий случай, пытаясь подбодрить скорее самого себя, чем прижимающуюся к нему собачонку. Дверь вертолета распахнулась раньше, чем окончательно замерли еще вращающиеся лопасти. Сидевший на переднем сиденье автоматчик выпрыгнул на расчищенную от снега бетонную площадку, махнул рукой, приказывая следовать за ним, и, пригнувшись, побежал к уже подъехавшему ближе микроавтобусу. Подхватив лежавшие на полу сумки, Илья и Изотов последовали за своим проводником. Возле автомобиля их ждали еще два вооруженных человека, тоже с автоматами, в камуфляжной экипировке и масках-балаклавах, оставлявших открытыми лишь узкие прорези, из которых за прибывшими внимательно следили две пары настороженных глаз. — Прошу в машину, — скомандовал один из встречающих. Судя по всему, слову «прошу» обитателей базы обучали одновременно с отработкой прочих боевых навыков, решил для себя Лунин. Должно быть, это что-то вроде поклона перед схваткой. Вышел, поклонился, если этого оказалось недостаточно, чтобы противник капитулировал, применил весь остальной арсенал умений, а арсенал у этих парней, должно быть, обширный. Не говоря ни слова, Илья полез в салон микроавтобуса. — Вы, может быть, объясните, что происходит? — послышался за спиной недовольный голос Изотова. — Прошу вас, полковник. Уже более холодно. Да и в обращении «полковник» больше слышится насмешка, а не уважение к званию. — Очень интересно, — пробормотал Лунин, устраиваясь на сиденье. — Черт знает что, — буркнул, плюхаясь рядом, Изотов. — Ничего, сейчас я с Дмитрием Романовичем переговорю. Он им мозги вправит. — Господа офицеры, — сперва Илья даже не понял, кто из двух усевшихся напротив автоматчиков в балаклавах к ним обращается, — прошу сдать все имеющиеся у вас средства связи. Говорил все же сидевший напротив Изотова. Он протянул вперед руку в перчатке с обрезанными пальцами и терпеливо ждал выполнения собственного распоряжения. — Здесь вообще что творится? — возмутился Изотов и удивленно взглянул на Илью, уже доставшего из кармана свой смартфон. — Какая разница, — Лунин пожал плечами, — у них автоматы. — Совершенно верно, — кивнул человек в балаклаве, — также прошу сдать имеющееся при вас табельное оружие. — Не имею, — улыбнулся Илья, вкладывая смартфон автоматчику в руку. — В любом случае нам придется вас досмотреть, — отозвался второй. — Кто бы сомневался. — Илья с усмешкой наблюдал за тем, как Изотов достал из кармана брюк мобильник, затем извлек из пуховика телефон спутниковой связи и только после этого, расстегнув молнию на куртке, расстался с «Макаровым». — Теперь они с нами что угодно могут сделать, — мрачно прошептал полковник Илье на ухо. — А что, до этого не могли? — Сильнее прижав к себе Рокси, Илья откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Все происходящее для него пока было совершенно непонятным. Единственное, что не вызывало сомнений, — ни он сам, ни сидящий рядом Изотов на ситуацию повлиять никак не могут, а значит, самым лучшим в настоящий момент было просто набраться терпения в ожидании того времени, когда на роящиеся в голове многочисленные вопросы начнут, хотя бы постепенно, появляться ответы. Микроавтобус тронулся с места, но не прошло и минуты, как тормоза негромко скрипнули, а сидевший напротив Изотова автоматчик сдвинул боковую дверь. — Прошу на выход, — на этот раз команда звучит совсем жестко, слово «прошу» кажется уже не просто неуместным, а превращается в откровенную издевку. — Илья Олегович, собаку оставьте. Некоторое время она поживет отдельно. Илья замер, упираясь согнутой спиной в потолок микроавтобуса. Левая рука сильнее прижала к груди болонку, а правая непроизвольно сжалась в кулак. — Можете не сомневаться, — внезапно появившийся первый автоматчик, тот самый, с которым они летели в вертолете, примирительно вскинул руки, — ей будут предоставлены самые комфортабельные условия. А как только все, скажем так, формальные процедуры будут пройдены, мы вернем вам Рокси в целости и сохранности. Я ведь ничего не напутал, девушку зовут Рокси? — И долго будут длиться эти формальные процедуры? — проигнорировал вопрос Лунин. — Совсем нет, — с улыбкой отозвался мужчина, — день, два от силы. Здесь все в большей степени от вас зависит. — От меня? — Илья немного расслабился, но все еще прижимал болонку к груди. — А от кого же? — На лице автоматчика появилось искреннее удивление. — Это же вам их пройти надо, не мне. Ну и коллеге вашему. — Он небрежно кивнул в сторону переминавшегося с ноги на ногу Изотова. — Ну хорошо. — Понимая, что дискуссия при всей своей видимой корректности может иметь только один результат, Илья поцеловал Рокси в макушку и прошептал: — Веди себе хорошо. Положив болонку на сиденье, он выскочил из машины, неловко задев плечом дверной проем. — Пошли, — кивнул он сопровождающему, — будем проходить формальности. За спиной у него хлопнула закрывшаяся дверь микроавтобуса и послышался приглушенный лай Рокси. — Пошли, — не оглядываясь, повторил Лунин. Доставшиеся Илье апартаменты вполне могли бы походить на номер недорогого провинциального отеля. Шкаф для одежды и большое, в полный рост зеркало в прихожей, односпальная кровать, письменный стол и два стула в самой комнате. А кроме того, еще и тумба под телевизор. Самого телевизора, правда, не было. Его замещал небольшой музыкальный центр, с выломанным блоком управления радио, но зато небольшой стопкой музыкальных дисков, лежавших рядом. Илья бегло просмотрел подборку. Несколько сборников так называемых хитов разных лет и пара дисков инструментальной музыки. Все лучше, чем ничего. Санузел поблескивает идеально вычищенным фаянсом и кафелем. Два полотенца, банный халат, тапочки. Все, как в любой обычной гостинице. За небольшим исключением. Вернее, исключений целых два. Первое — решетка на единственном в номере окне. Не распашная, обычные железные пруты, лучиками расходящиеся из левого нижнего угла. Конечно, решетки порой ставят в квартирах и, возможно даже, в гостиницах на первых этажах, но останавливаться в подобном зарешеченном номере Илье еще не приходилось. А ведь он был даже в Челябинске. И все же главное отличие — это дверь. Нет, с виду она вполне обыкновенная. Стандартная деревянная дверь из массива сосны, почти такая же, как была в «Ковчеге», только попроще. Но все дело совсем не во внешнем виде, дело в том, что дверь заперта. Заперта снаружи. И когда ее кто-нибудь соизволит открыть, ему, Лунину, неизвестно, и эта неизвестность его нервирует. Послушно выполнив распоряжение сопровождавшего его до двери автоматчика, Илья быстро написал рапорт о событиях нескольких предыдущих дней. Встав из-за стола, он подошел к окну и коснулся холодного стекла кончиком носа. Вглядываясь в постепенно сгущающиеся сумерки, обволакивающие и без того серые сонные ели, Илья подумал, что все могло оказаться гораздо хуже. Помещение могло бы вовсе быть без окна, или, например, стекло закрасили бы краской, сделав совершенно непрозрачным. А так что, стой, любуйся вечерним лесом. Если подойти к стеклу совсем близко, то решетка делается и вовсе незаметной. Деревья, сугробы, расчищенные дорожки. Красота! А ведь скоро апрель, отчего-то вдруг вспомнил Илья. Относительно скоро, уже меньше трех недель осталось. В апреле наверняка придет настоящая весна, растают сугробы, из-под снега появится пожелтевшая прошлогодняя трава. — «А он придет и приведет за собой Весну, — негромко запел Лунин, — и рассеет серых туч войска.[9]» Илья замолчал. Уткнувшись в стекло лбом, он стоял, вглядываясь в лицо бесшумно подкрадывающегося вечера до тех пор, пока не щелкнул дверной замок и чей-то голос сухо произнес: — Ваш ужин. На следующий день, к удивлению, вернее даже, разочарованию Лунина, ничего не произошло, поскольку считать событиями принесенные ему завтрак, обед и ужин он отказался категорически. Ближе к девяти вечера, поняв, что ждать чего-либо еще не имеет смысла, Илья пришел к выводу, что лучшее, что он может сделать в данной ситуации, — это не делать ничего. Лучшим вариантом ничегонеделания был конечно же сон. А потому, приняв душ, он лег спать, предварительно поставив в музыкальный центр один из дисков с инструментальной музыкой и выставив громкость на минимальный уровень. Неизвестно, что именно на него так подействовало, водные процедуры или же доносящиеся из динамиков звуки, но уже через пять минут, одновременно с началом «The shadow of your smile» Папетти, Илья уснул. Третий день пребывания Ильи взаперти ничем не отличался от предыдущего. Разве что вместо солянки и гуляша на обед ему принесли борщ и котлеты с картофельным пюре. Разочарованный всем происходящим, а точнее, тем, что совершенно ничего не происходит, Илья лег спать на пятнадцать минут раньше, чем днем ранее. На этот раз в качестве музыкального сопровождения отхода ко сну он выбрал диск Морриконе. Сочинения гениального итальянца были так хороши, что Лунин захрапел уже спустя три минуты после того, как его голова коснулась подушки. Четвертый день принес некоторое разнообразие. Во время завтрака оно, правда, никак не проявилось. Все те же два вареных яйца, тосты, несколько ломтиков сыра и ветчины. А вот обед вызвал у Ильи, никогда не бывавшего ни в Греции, ни в Италии, ассоциации со средиземноморской кухней. На первое Лунин отведал великолепный томатный суп с сыром и морепродуктами, а на второе ему досталась увесистая порция лазаньи. Как это с ним обычно бывало, наевшись, Илья пришел в совершенно благодушное настроение, поэтому нисколько не нервничал, когда дверь его комнаты распахнулась и на пороге возник один из автоматчиков в балаклаве. — Прошу на выход, — поприветствовал тот пленника. — С вещами? — на всякий случай уточнил Лунин. Ему показалось, что на скрытом маской лице появилась улыбка. — Размечтался. Выходим. По длинному коридору Лунин шел первым, охранник следовал сзади на некотором отдалении, время от времени подавая короткие команды. — Направо, вверх по лестнице, прямо по коридору… направо, стоп… налево… заходим. Кабинет, хотя и напоминал по размерам комнату Лунина, во всем остальном от нее разительно отличался. Очутившись в нем, сразу становилось ясно, что ты оказался совершенно не в том месте, где тебе стоило бы находиться. Больше всего кабинет напоминал помещение для допросов в изоляторе временного содержания. Выкрашенные в тусклый грязно-зеленый цвет неровные стены, намертво прикрученные к полу стол и две скамьи, маленькое окно, столь густо зарешеченное, что естественное освещение в комнату фактически не попадает, а забранные защитной металлической сеткой потолочные светильники отчего-то окрашивают все желтым, так что, глядя на свои же собственные руки, начинаешь сомневаться, были ли в роду у тебя китайцы или же все дело в нарушении работы печени. — Проходите, Лунин, садитесь, — не оборачиваясь, скомандовал стоящий у окна мужчина. Задрав голову, он пытался что-то рассмотреть сквозь прутья решетки, но что именно, Илья со своего места понять не мог. — У вас есть жалобы на условия содержания? — Жалобы? — не ожидал такого начала разговора Лунин. — У меня нет. А вот, — У нее тоже нет, — наконец обернулся мужчина. На вид он выглядел несколько старше Ильи, возможно, ему было уже около пятидесяти. — Поверьте, Рокси чувствует себя замечательно. Я бы даже сказал, она пользуется уважением в коллективе. — В коллективе? — Илья непонимающе нахмурился. — Не беспокойтесь, — на волевом, не по сезону загорелом лице мужчины появилось некое подобие улыбки, — ваша Рокси не живет в казарме. У нас здесь на территории есть небольшой питомник. Конечно, остальные его обитатели покрупнее вашей болонки, но удивительным образом они все весьма дружески к ней расположены. Просто удивительно! У меня даже есть ощущение, что ваша Рокси знает некое волшебное слово, которое каким-то образом заставляет всех прочих собак относиться к ней с симпатией. На короткое мгновение Илья вспомнил странного пса с синими глазами[10], которого видел последний раз уже очень давно, и тут же отрицательно покачал головой: — Вы ее явно переоцениваете. Да и какие у собак слова быть могут? — Не скажите, — мужчина покачал аккуратно стриженной головой, — конечно, какое это слово, я знать не могу, да и вообще одно оно или их несколько, но то, что что-то имеется, это факт. Вы видели когда-нибудь стаи бродячих собак? — Приходилось, — насторожился Лунин, — издалека, в основном. — Издалека — это самое правильное, — благодушно кивнул собеседник. — Так вот, почти во всех этих стаях лидер не самая сильная или крупная собака в группе, а самая умная. — Все, как у людей, — машинально отозвался Илья. — Бросьте, Лунин, — небрежно махнул рукой мужчина и занял место по другую сторону стола. — Где вы такое у людей видели? Нет, бывает, конечно, но редко, крайне редко. Поправив галстук, серой полосой разделяющий надвое белоснежную рубашку, мужчина заговорщически улыбнулся и подмигнул Илье. — Вот у вас Хованский, он что, в управлении самый умный?