Илья выскочил на лестничную площадку и, оглушительно топая ботинками по ступеням, устремился вниз. Восьмой этаж. Седьмой. Глупо все получилось. Надо было все же сперва позвонить. Шестой. Тогда бы и ехать не пришлось. А так, поставил Иришу в неудобное положение. Пятый. До чего все же длинная лестница. А что было делать? Вызвать лифт и стоять под пристальными взглядами Ириши и этого хозяина кухни с его правилами? Четвертый. Конечно, вниз бежать легче, но колени все равно уже побаливают. Третий. А какой смысл, собственно, так спешить? Вполне можно пойти помедленнее. Можно даже постоять. Хотя нет, постоять лучше на улице. Второй. Первый. Илья распахнул показавшуюся вдруг необыкновенно тяжелой подъездную дверь и, сделав всего один шаг, покачнулся, не то от ударившего в лицо пронзительного мартовского ветра, не то от усталости, разом сковавшей все мышцы. Причина этой усталости была Лунину непонятна. В конце концов, не может вполне здоровый, пусть и с небольшой склонностью к полноте, мужчина средних лет обессилеть, всего лишь пробежавшись вниз по лестнице. Конечно же, нет. Скорее всего, все дело в том взгляде, который, как показалось, бросила Ирина, выслушав его идиотское (а сейчас Лунин уже не сомневался, что оно было идиотским) признание. В этом коротком взгляде было удивление, можно даже сказать, изумление, были даже, как показалось Лунину, какой-то испуг и замешательство. Еще бы, ведь ей что-то надо было сказать в ответ, произнести какие-то слова, которые она так и не произнесла, потому что из квартиры появился другой мужчина. Мужчина с белозубой улыбкой и крепким рукопожатием. Хотя… может быть, этот мужчина совсем ни при чем, а во всем виноват он сам, Лунин. Можно же было не убегать так быстро, а сперва выслушать. Впрочем, зачем выслушивать то, что и так очевидно? Огромная снежинка, метко спикировав, приземлилась Илье прямо на кончик носа, а спустя несколько секунд нескончаемый снежный хоровод закружился в воздухе. Выставив перед собой руку, Лунин наблюдал за тем, как маленькие белые звездочки падают ему на ладонь, а затем медленно гаснут, превращаясь даже не в капли, а всего лишь в некое подобие влаги, тут же впитанное кожей. В ничто, о котором никто никогда и не скажет, что оно чем-то было. — Странный он какой-то, — прошептал Виталик на ухо Пашке, спрятавшемуся за огромным черным внедорожником. — Не в себе как будто. — Переживает, — буркнул в ответ Пашка, которому и самому поведение Лунина казалось несколько необычным. — Он их там походу грохнул обоих, вот и переживает, — высказал предположение Шурик. — Небось, думает, все ли следы затер. — Только зря он у подъезда так долго отсвечивает, так его точно опознать смогут, — подхватил Виталик. — Вы дебилы. Оба, — не очень уверенно отозвался Пашка. — А чего мы-то? — обиделся Шурик. — Мы ведь никому слова не скажем, а мало ли кто еще мимо пройдет. Валить ему надо. Словно услышав высказанный Шуриком совет, Илья сунул руки в карманы и сперва неторопливо, но затем все быстрее и быстрее зашагал прочь от подъезда Шестаковой. Пашка хотел было броситься за ним, но Шурик с Виталькой повисли на нем с двух сторон. — Куда? — пронзительно зашипел Карасик. — Ему сейчас свидетели точно не нужны. — И не вздумай когда-нибудь сказать, что ты здесь его видел. — Шурик утешающе хлопнул товарища по плечу. — Вам так лучше будет. Обоим. Дверь подъезда вновь распахнулась, и на улицу выбежала Ирина. Оглядевшись по сторонам, она кинулась догонять уже отошедшего метров на пятьдесят Лунина. — Это что, она, что ли? — уточнил Виталик. Пашка, не понимая, что происходит, молча кивнул. — Симпотная. — Карасик одобрительно цокнул языком. — Это что ж, получается, он только мужика завалил? — несколько разочарованно пробормотал Шурик. — И что теперь? Пашка и сам не знал, что теперь. Какое-то время он стоял в задумчивом оцепенении, затем, воспользовавшись тем, что бдительность обоих его друзей ослабела, ужом вывернулся из их рук и помчался догонять уже ушедшего довольно далеко Лунина. — Лунин! Вздрогнув, Илья немного замедлил шаг. — Лунин же! Через мгновение запыхавшаяся Ирина догнала его и, подхватив под руку, пошла рядом. Шагов двадцать они прошли молча, затем Лунин покосился в ее сторону и не слишком довольным тоном пробормотал: — Не застегнулась, простынешь. — Стой, Лунин! — дернув его за рукав, Ирина резко остановилась и повернулась к Илье лицом. — Я согласна, — произнесла она, и в то же мгновение Илья увидел в ее глазах, блестевших из-под усыпанных снегом ресниц, все то, что так хотел, но не успел увидеть там, на площадке перед дверью, откуда он столь поспешно сбежал. — Только, по поводу жить вместе, я имею в виду вместе с Пашкой. Лунин замер, понимая — что бы ни сказала сейчас эта женщина, он не сможет ей возразить, и страшась того, что она сейчас скажет такое, чего он потом себе, а может быть, и ей никогда не сможет простить. — Надо сперва спросить у него. Вдруг, мы нравимся ему меньше, чем он нам. — Спросить, — глупо улыбаясь, повторил Лунин, — у Пашки? — Что надо у меня спросить? Илья и Ирина одновременно повернулись к появившемуся откуда ни возьмись Пашке. Шурик и Виталька молча наблюдали за тем, как три человеческие фигурки, побольше, поменьше и совсем маленькая между ними, постепенно растворяются в бесконечных потоках сыплющегося на землю снега. Возможно, другие мальчишки, немного постарше и пообразованнее, могли бы подумать о том, что кто-то, прячущийся за облаками, высоко в небе и хорошо осведомленный о скором наступлении настоящей, а не календарной весны, решил избавиться от всех накопленных у него запасов старого лежалого снега и потому сбрасывает их вниз, на землю, туда, где самое место всему ненужному и уже бесполезному. Но Шурик и Виталька в эти секунды думали совсем о другом. Толкнув товарища локтем, Виталька произнес дрожащим от волнения голосом: — Знаешь, Сашка, похоже, мы скоро вдвоем останемся. — Бить будут, — печально констатировал Шурик. — Еще как, — вздохнул Виталик. Будто подтверждая их опасения, чьи-то крепкие руки ухватили обоих мальчишек за воротники курток. — Вы тут чего ошиваетесь? — раздавшийся откуда-то сверху голос явно принадлежал взрослому мужчине, скорее всего, владельцу внедорожника. — Так ведь пшено, — пролепетал Карасик, чувствуя, что бить могут начать прямо сейчас, — тетка голубей кормила. Дурная совсем! Прям на машины пшено накидала. Мы вот с Сашкой убрать решили, чтоб птицы машины не попортили. Ведь всю краску покоцают! — Пшено, говоришь, — теперь голос не звучал так угрожающе. — И вправду пшено! И откуда только дуры такие берутся? Поняв, что вопрос адресован не лично ему, Виталик лишь сочувственно вздохнул и тут же почувствовал, что свободен. Невероятным усилием воли он подавил в себе инстинктивное желание немедленно сорваться с места. Взглянув сперва на Шурика и убедившись, что другу тоже уже ничего не угрожает, он обернулся. — Держите, заработали. — Мужчина, во внешности которого не оказалось ничего угрожающего и которому, на взгляд Карасика, было уже далеко за шестьдесят, достал из бумажника две сотенные купюры. — Дальше я сам дочищу, вы до крыши так и так не достанете. Все, пацаны, дуйте за мороженым. Ни Шурика, ни тем более отличающегося большей сообразительностью Карасика повторно упрашивать не пришлось. Схватив деньги, оба мальчугана стремглав бросились прочь. — Может, и впрямь по мороженому? — метров через двести спросил остановившийся отдышаться Виталик. — Ну не знаю, — задумчиво протянул не имевший привычки быстро принимать решения Шурик, — и так вон снег какой валит. — Так и что? Пусть валит, — настаивал на своем Карасик, уже решивший, что в их паре вожаком будет непременно он сам, — со снегом оно даже вкуснее будет. Погнали! — Погнали! — согласился Шурик. Еще через мгновение друзья вновь мчались со всех ног, теперь уже по направлению к ближайшему продуктовому магазину. Какое-то время первым бежал Карасик, затем набравший скорость Шурик обогнал его и вырвался вперед. Еще через несколько шагов друзья поравнялись и теперь бежали рядом друг с другом. Они уже не думали о том, что, возможно, Пашка навсегда покинет их интернат, не думали о тех испытаниях, которые наверняка ждут их впереди. Они просто бежали рядом плечом к плечу, улыбаясь друг другу. В эту минуту они были счастливы. Эпилог Апрель принес долгожданное тепло. Серые, местами уже почти черные остатки некогда огромных сугробов таяли прямо на глазах, а солнце день ото дня взбиралось все выше по небосклону. Казалось, природа пытается поставить рекорд скорости по переходу от затянувшейся на весь март зимы прямо к лету. С наступлением выходных горожане толпами устремлялись за город для того, чтобы в понедельник выйти на работу с обгорелыми красными лицами и стойким, не выветривающимся до следующих выходных запахом шашлыков. Это дружное движение народных масс из стороны в сторону мгновенно приобрело такой размах, что в пятницу вечером на выездах из города образовывались гигантские пробки, дающие возможность стоящим в них жителям Среднегорска порассуждать на тему: «А хорошо все же, что мы не в Москве живем. Они там изо дня в день так ездят». Губернатору Среднегорской области Ивану Юрьевичу Сергиевичу тратить время на стояния в пробках не приходилось, однако о преимуществах провинциальной, в особенности весьма удаленной от Москвы, жизни он порассуждать любил. Вот взять, к примеру, мэра Москвы. Большой человек, ничего не скажешь. Но если задуматься, это всего лишь один из сотен, если не тысяч, населяющих Москву высокопоставленных чиновников. Понятно, конечно, что чиновников в Москве не сотни и не тысячи, а сотни тысяч, если уже не миллионы, но по-настоящему высокопоставленных, слава богу, не так много. Их еще можно посчитать. Нет, не на пальцах, но все же. Хотя бы на калькуляторе. Правительство, Совет Федерации, Дума. Дума, конечно, не вся, примерно треть. Лидеры фракций, председатели комитетов, их заместители. Прочих кнопкодавцев можно не учитывать. Руководители госкорпораций. Силовая верхушка. У людей в погонах все мутно, кроме них самих, никто не понимает, кто из генералов какой вес имеет. Потом Администрация президента. С этих, собственно, счет и надо начинать, потому как они ближе всех если не к телу, то к руководителю администрации, ну а уж тот в свою очередь, ну в общем, и ежику понятно. И вот вся эта толпа народу, не вся разом, конечно, но достаточно и одного особо активного, может в пятничный вечер озадачить уже собирающегося приступить к заслуженному отдыху московского градоначальника каким-нибудь наверняка бессмысленным, но в то же время неотложным вопросом, решению которого он и посвятит пятничный вечер. Представить что-либо подобное в Среднегорске почти невозможно. Нет, конечно, в область периодически прилетает то кто-то из членов правительства, то какая-нибудь депутатская комиссия, но все эти визиты, слава богу, совсем непродолжительны, да и чаще всего это он, Сергиевич, что-либо выигрывает от визита гостей из столицы, ведь это ему, вернее, вверенной его попечению области всегда не хватает то бюджетных средств, то прямых инвестиций, то внебюджетного финансирования. Одним словом, денег. А где все деньги? Правильно, в столице. Бюджет ведь именно там пилят, причем последнее время так ловко инструментом владеть наловчились, что даже опилок не остается. Раньше хоть был шанс руки подставить, набрать пригоршню, а теперь разве что ножовкой по пальцам получить можно. Сделав глоток коньяка, Сергиевич поудобнее устроился в шезлонге и подоткнул укрывающий его теплый плед. Солнце, конечно, пригревает, но ведь между «пригревает» и «греет» такая же разница, как между рублем и долларом, хотя нет, пожалуй, все же поменьше. — Moscow Calling! — рявкнул один из лежащих на небольшом стеклянном столике смартфонов. Взглянув на экран, Сергиевич нахмурился. Номер был известен узкому, очень узкому кругу лиц, и все до единого они были внесены в память, более того, добавлены в папку «избранное». И тем не менее номер абонента был неизвестен, точнее, на экране появились какие-то цифры, но они совершенно ничего не говорили ни смартфону, ни его высокопоставленному обладателю. — Слушаю вас, — решился принять звонок Сергиевич. — Ара, здравствуй! — послышался из динамика скрипучий голос. — Надеюсь, не сильно отвлекаю. У вас ведь вечер уже. Наверняка сидишь где-нибудь, закатом любуешься, коньяк попиваешь. — С кем имею честь? — Отбросив плед в сторону, Иван Юрьевич неловко выбрался из шезлонга. Теперь он стоял, озираясь по сторонам, словно загнанный охотниками зверь, над головой которого только что просвистела пуля. — Ара, ты что, правда, не узнал? — расстроился собеседник. — Или узнал, но очень хочешь, чтобы обознался? Я что-то думаю, со слухом у тебя все нормально. Да и память вряд ли так сильно подводит. Может, коньяка много выпил? — Представьтесь, пожалуйста. — Сергиевич огляделся по сторонам, затем поднял голову вверх, вполне допуская, что где-то в небе завис оснащенный камерой дрон, но так ничего и не увидел. — Если ты так просишь, конечно, дорогой мой. Памусян моя фамилия. — И что вы, — схватив стоящий на столике бокал с коньяком, Сергиевич залпом опрокинул в рот содержимое, — что вы от меня хотите, господин Памусян? Если у вас есть какие-то предложения, их лучше обсудить в рабочее время. — Предложения? Ара, дело же не в моих предложениях. В твоих! Я хочу обсудить с тобой одну интересную запись. Я сейчас включу небольшой эпизод послушать, а потом мы с тобой вместе обсудим, какие у тебя ко мне есть предложения. * * * notes