– Роберт для нее отличная партия, – продолжил тот. – Он, конечно, не опустится до мелких подозрений… Кто вы, и кто он! Но тем не менее ваше присутствие будет его раздражать, а мне бы этого не хотелось. Он, знаете ли, не только жених Анны, но и мой друг… К тому же знакомство с вами может бросить тень на мою сестру… да и на меня тоже. – Хотите, чтобы я ушел? – Да. – За мое пиво заплатите? – Могу даже заплатить вам отступного, – улыбнулся лейтенант. – Вот… Он полез в карман, предполагая, видимо, достать деньги, но Эрик его остановил. – Не стоит! Честь имею! – С этими словами он развернулся и пошел прочь. Он был не просто зол, он был взбешен. Его душил гнев. Пожалуй, впервые в жизни он почувствовал себя по-настоящему униженным и оскорбленным. В таком состоянии, в каком он находился сейчас, Эрик мог наделать множество непоправимых глупостей. Сказать слова, о которых потом пожалеет. Выставить себя глупцом и простофилей. Избить Ги. Кого-нибудь убить… К счастью, ничего подобного он не сделал. Понял, чем может обернуться вспышка неконтролируемой ярости, и ушел. Ничего не стал говорить Ги. Не остался в ресторане. Не попытался объясниться с Анной. Слишком больно. Слишком опасно. И к тому же унизительно и бессмысленно. Всю свою жизнь Эрик боролся за существование. Выживал любой ценой, а значит, не мог позволить себе быть слабым. Злость, обида, гнев – удел ничтожных людей. Так он считал и никогда не тратил силы на негодование, ярость и раздражение. Только слабые поддаются эмоциям, сильные – находят способ уйти от конфликта, обойти препятствие, превратить обиду в презрение, а гнев в холодную терпеливую ненависть. Но сегодня, сейчас, как раз тогда, когда колесо Фортуны внезапно вознесло его на такую невероятную высоту, Эрик едва не дал волю чувствам… Пятнадцатое августа 2532 года, город Метрополис, планета Эно В ту ночь он гулял по городу до рассвета. Думал. Осмысливал произошедшее. Решал, что и как ему теперь делать. Как вести себя с Анной, с которой они неминуемо встретятся в училище, с Ги и Робертом, с другими людьми. Он приводил себя в порядок, шаг за шагом восстанавливая контроль над эмоциями, восстанавливая защиту, в основе которой лежали отдающее цинизмом понимание того, как устроен этот мир, и холодное презрение по отношению ко всем, кто мог оспорить его право на собственное место в этом мире. В целом ему удалось справиться с самим собой всего за одну ночь. Однако потребовалось еще несколько дней, чтобы окончательно прийти в себя и вернуться к привычной холодноватой отчужденности по отношению ко всем и вся. Эрик уходил из общежития рано утром и возвращался поздно вечером, а то и ночью – если возвращался вообще, – так что практически никого из будущих однокашников[40] и преподавателей ни разу не встретил. Бродил по городу, заходил в музеи и на выставки, обедал в приличных, но отнюдь не пафосных ресторанах, слушал музыку и ходил на спектакли. Вечером позволял себе кружку пива или пару шотов виски, но если шел танцевать, то уже ни в чем себе не отказывал и стабильно завершал день в чужой постели. Семь дней, три девушки, симфонический концерт, две оперы и четыре музея – таков был итог. Даже накануне церемонии представления Эрик не изменил уже успевшему сложиться модусу операнди[41]. Он лишь привел в порядок мундир, пошитый для приема в императорском дворце, постригся и лег спать в двенадцать пополуночи, чтобы встать в шесть и отправиться на пробежку. По-видимому, вследствие намечающихся торжеств, беговая дорожка оказалась пуста. И Эрик спокойно пробежал необходимые ему сегодня десять километров. Сбросив остатки напряжения, он принял контрастный душ, побрился и отправился в кантину, полагая, что в начале десятого народу там будет мало, если будет вообще. Его ожидания вполне оправдались. Зал был пуст – народ активно готовился к церемонии представления, назначенной на десять пятнадцать, – и Эрик позавтракал в одиночестве. Так что все шло по плану, пока он не подошел к стойке бара, чтобы выпить чашку крепкого кофе и, быть может, присовокупить к ней пятьдесят миллилитров виски. Не успел он сделать заказ, как открылась дверь с улицы, и прямо на Эрика, обернувшегося на звук, вышли именно те три человека, которых он меньше всего хотел видеть этим утром. То, что он встретит на представлении Анну, ее брата и жениха, было известно заранее. Речь во время той их последней встречи о том ведь и шла, что младший лейтенант Анна Монк поступила в Высшее командное. А о том, что лейтенанты Ги д’Аламбер и Роберт Шотт учатся на втором курсе того же училища, Эрик узнал, просмотрев списки слушателей. Но вот встретиться с ними в кантине за полчаса до начала торжественного приема первокурсников он не только не ожидал, но и не хотел. Однако случай распорядился по-другому. – Вы что же, мичман, нас преследуете? – спросил Ги, который за словом в карман, по-видимому, никогда не лез, да и реагировал, как положено хорошему пилоту, практически мгновенно. – Преследую? – хладнокровно поднял бровь Эрик. – У меня создалось другое впечатление. Куда ни пойду, всюду вы! – Благодарю вас, – обернулся он к бармену, поставившему перед ним на стойку чашку кофе и стаканчик с виски. – Здравствуй, Эрик! – Анна казалась расстроенной, но, возможно, это ему только казалось. – Почему ты тогда ушел? И почему твой абонентский номер отключен? Я хотела с тобой поговорить… – А мне вот интересно, что господин мичман забыл в кантине Высшего командного училища? – Ги бесцеремонно прервал Анну и снова попытался надавить на Эрика. Интересно, что Роберт, как и в прошлый раз, в разговор не вмешивался. Стоял и наблюдал со стороны. – Извини, Анна, что не предупредил, – улыбнулся Эрик девушке. Он знал, что улыбка у него получилась холодной, но ничего с этим поделать не мог. Знал, что Анна тут ни при чем – это ведь она обеспечила ему год спокойной учебы в академии, – но, похоже, она ему слишком нравилась, чтобы не ревновать. О том, что это так, Эрик понял в ту же ночь, когда ушел из ресторана. Честно признался самому себе в характере своих мотивов и более к этому не возвращался, решив не повторять ошибку, которую однажды совершил, сблизившись с Верой Мельник. – Возникли срочные дела, и мне пришлось уйти, – объяснил он Анне. – А связаться со мной по старому коду невозможно. Он уничтожен по приказу контрразведки. – Что, опять влезли в неприятности? – любезно поинтересовался кузен Анны. «Пожалуй, пора поставить идиота на место!» – решение пришло мгновенно, но, к счастью, речь шла о логике вещей, а не об эмоциях. Чем дольше будет длиться «недоразумение», тем хуже будут последствия, когда бы они ни наступили. Ги дворянин. Анна и Роберт тоже. Связываться с такими себе дороже. – Лейтенант, – Эрик смотрел на Ги и был сейчас спокоен, как вода, тронутая заморозками. – Я думаю, у нас возникло некоторое недоразумение, вызванное вашей неосведомленностью. – Да что вы говорите, мичман! Моя неосведомленность? И в чем же она, по-вашему, проявляется? – Не перебивайте меня, пожалуйста, – попросил Эрик. – Мы быстро решим все вопросы, и я пойду переодеваться. Вы в форме, а я нет. А мне, между прочим, через полчаса представляться командованию. – О чем вы? – Кажется, ему удалось озадачить Ги, а судя по выражению лиц Анны и Роберта, и их тоже. – В сражении при Фронтире я уничтожил вражеский крейсер и корабль-матку «Хадж», – Эрик говорил ровным голосом, соблюдая полное спокойствие, которое с каждой секундой давалось ему все проще. – За это я был произведен в младшие лейтенанты и награжден Военным орденом второй степени. – Вы?.. – начал было Роберт. – Минуту! – остановил его Эрик. – На мой взгляд, это более чем достойные награды. Но государь-император решил иначе. Согласно его именному указу, звание и орден были увязаны с уничтожением тяжелого крейсера «Азан»[42]. За корабль-матку его императорское величество наградил меня «Звездой и Мечом». В связи с чем я получил внеочередное звание – лейтенант, и право именоваться «кавалер Минц». Сюда я прибыл после окончания курсов переподготовки командиров кораблей 3-го ранга и зачислен в училище по направлению Кадрового отдела ВКС. Это все, господа. Засим прошу меня извинить, я действительно должен переодеться. Честь имею! Эрик не стал задерживаться в кантине ни одной лишней секунды. Встал, поклонился и вышел, оставив всю компанию размышлять над его словами. * * * В парадном зале училища было многолюдно и шумно. Традиция торжественного представления новых слушателей предполагала присутствие по возможности всех старшекурсников и преподавателей училища, многочисленных гостей из соседней Академии Генерального Штаба и родственников поступивших. Соответственно, военных и главным образом служащих ВКС собралось здесь этим утром столько, что, наверное, можно было укомплектовать офицерским составом целую эскадру. Однако Эрик никого в этом зале не знал, если не считать, конечно, Анну, Ги и Роберта. У него не было родичей среди этих людей, он не учился с ними в учебных заведениях разного уровня, да и послужить на строевой должности успел не так чтобы долго. Тем большим удивлением стало для него, что радостный крик «Эрик!», похоже, относился именно к нему, потому что в его направлении несся сейчас «яростный снаряд» в неувядаемых цветах императорского флота. Скорость реакции у Эрика была, наверное, одной из самых высоких в ВКС, а время принятия решения – одним из самых коротких. Поэтому он не только успел узнать Веру Мельник, но и принял правильное решение. Он подхватил ее на руки и, приподняв, аккуратно поцеловал в щеку. А вот Вера ограничивать себя дружеским поцелуем не стала. Взглянула Эрику прямо в глаза, выдохнула: «Не опускай!», и, быстро перецеловав его в обе щеки и в нос, буквально впилась в его губы. И этот поцелуй уж точно не был ни дружеским, ни братским. – Не помни Эрику мундир! – сказал кто-то рядом, и Эрик узнал насмешливый голос Андрея. «Вот это поворот!» – успел изумиться Эрик, а Вера уже оторвалась от его губ и затараторила в совершенно несвойственной ей торопливо-сбивчивой манере: – Прости! Прости! Прости! Я такая дура! А он мерзавец! Вот же пакость! Мы пока разобрались, тебя уже куда-то услали. И обратиться было не к кому. Не к этим же сукам идти. А потом, потом… Ох, Эрик! – Я думаю, ты можешь ее опустить, – ухмыльнулся стоящий рядом с ними Андрей. – Опустить? – Я бы еще, конечно, повисела, – улыбнулась ему Вера, – но тебе через пять минут в строй! – Да, мне вот тоже отпускать тебя не хочется, – неожиданно для себя хохотнул Эрик. – Не каждый день на меня такие девушки бросаются! – А какие бросаются и когда? – Давай мы обсудим это позже, – предложил Андрей. – Да, – согласилась Вера, – так, наверное, будет лучше. У тебя есть планы на после бала? – Да нет, – пожал плечами Эрик. – А вы, кстати, к кому пришли? – Как к кому?! – тут же подтянулись оба гардемарина. – Мы к тебе, Эрик, пришли, – внес ясность Андрей. – И раз других планов у тебя нет, поступаешь в наше с Верой полное распоряжение. – Вы забываетесь, гардемарин! – сделал ужасное лицо Эрик. – Простите, господин лейтенант! – еще больше подтянулся Андрей. – Прикажете отдать честь? – поедая командира преданным взглядом, спросила Вера. – Боюсь, вас могут не понять! – вмешался в разговор незнакомый кавторанг. – Поторопитесь, лейтенант, сейчас будут выкликать имена! – Всё, ребята! – заторопился Эрик. – Увидимся. И, повернувшись, он поспешил найти свое место в почти уже сформированном строю. Затем с краткой приветственной речью выступил первый лорд Адмиралтейства, и сразу вслед за ним начальник училища перешел к перекличке. Он называл имя, слушатель выходил из строя, подходил к контр-адмиралу Бирзу, представлялся и получал рукопожатие и пару напутственных слов. – Лейтенант Эрик Минц! Эрик сделал два шага вперед, повернулся – так как стоял отнюдь не прямо перед адмиралом, – и, печатая шаг, пошел вперед. Достигнув точки, находившейся примерно в полуметре от начальника училища, он остановился и снова повернулся, оказавшись теперь лицом к лицу с заслуженным адмиралом. – Ваше высокородие, – кинул Эрик руку к козырьку, – разрешите представиться! Лейтенант Эрик Минц! – Рад знакомству, кавалер! – протянул руку Бирз. – За что награждены «Звездой и Мечом»? – За халифатский носитель «Хадж», – ответил Эрик сразу после рукопожатия. – Значит, тот фильм, что ходит по сети, демонстрирует вашу атаку, лейтенант? – Так точно, господин адмирал! Эрик сильно сомневался, что адмирал не знал заранее, кто будет учиться во вверенном его руководству училище. Так что весь этот фарс с выяснением подробностей о его награждении, скорее всего, имел целью расставить все точки над «i». Возможно даже, что адмирал Бирз поступил так по прямому указанию свыше. Однако Эрик отметил все это лишь краем сознания. Мозг его сейчас был занят совсем другим. Что, черт возьми, произошло четверть часа назад между ним и Мельниками? Все это искренне, или существует какой-то неизвестный ему пока подтекст?