— Вы лжете. А полковнику все равно конец, свои ликвидируют. — Сыщик подвинул к себе телефонный аппарат, набрал код Москвы, номер начальника контрразведки. Генерал Кулагин был давнишним приятелем Гурова, они познакомились, еще будучи старлеями. Чекист в те времена был простой честный опер. Он признавал профессиональное мастерство Гурова, величал всегда по имени-отчеству, относился с уважением, чем мог, помогал. Но нигде, тем более в спецслужбе, человеку генеральского звания лишь за честную службу не присваивают. Кулагин постепенно менялся, изменились и отношения старых приятелей. В Москве трубку сняла секретарша: — Здравствуйте, слушаю вас. — Генерала Кулагина, пожалуйста, — попросил Гуров. — Генерал сейчас занят, оставьте свой номер, вам перезвонят, — произнес вышколенный женский голос. — Передайте генералу, звонит полковник Гуров, я говорю не из Москвы, пусть он возьмет трубку, — сказал сыщик, наблюдая за Чеканом. — Минуточку, — ответила секретарша. После значительной паузы недовольной мужской голос произнес: — Здравствуй, Лев Иванович. У тебя пожар? — Нет, Паша. Пожар у тебя. Запиши мой номер. Есть в России город Котунь, завтра в сопровождении вернейших людей прилетай первым рейсом. — Ты с ума сошел! Как я объясню руководству? — возмутился Кулагин. — Объясни просто: хотите шастать в лампасах? — Лев Иванович, как это тебе удается? — простонал Кулагин. — Прилетай, я тебе объясню. Позвони Орлову, скажи, мы живые. Да, тебе известен старлей Чекан Никифор Петрович? — Мне знать каждого старлея? Ты забываешь, Лев Иванович… — У меня память, как у слона, — перебил сыщик. — А полковник Кондрашев Валентин Петрович? — Конечно. Он мне непосредственно не подчиняется, но Кондрашев блестящий офицер, и не вздумай… — Немедленно выстави за блестящим офицером «наружку», чтобы не сбежал. Скажи своим ребятам, что полковника в любой момент может сбить машина. Звони и прилетай. — Гуров положил трубку. Чекан нагло улыбнулся, сказал: — Мы Главку не подчиняемся. — А Президенту вы подчиняетесь? — спросил сыщик. — Я начинаю жалеть, что ранил и захватил тебя. Ты сейчас не ухмылялся бы, а визжал, как поросенок, и мечтал только о смерти. В принципе карты можно и пересдать, колода-то у меня в руках. — Господин полковник! — Чекан словно подавился и побледнел. — За кого ты меня принимаешь? — возмутился сыщик. — Меня воспитывали настоящие люди… Ладно. Послал тебя Кондрашев. На кого он выходит в Администрации Президента, ты, естественно, не знаешь. Я надеялся, ты жирный карась, а ты, похоже, мелкая плотва. Вот сидишь и мечтаешь: ах, кабы мы поменялись местами! Уж ты бы погулял. — Господин полковник! — Заткнись! Врешь все, паскудник! — Сыщик плюнул в корзину для бумаг и промахнулся. — Будем ждать завтрашнего дня. Гуров вызвал Станислава, они вдвоем транспортировали Чекана в темную, без окон комнату, дали ведро, бутылку воды. — Ты бы прилег, Лев Иванович, — сказал Станислав, отводя глаза. — Хочешь сказать, что мне не тридцать, а сорок с хвостиком? — усмехнулся Гуров. — Я знаю, даже, представь, чувствую. И куда годы летят? — Одежонку привез, простирнул. Примешь еще таблеточку? — Стас протянул ему портсигар. — Меня следует разобрать на винтики, почистить и смазать, затем снова собрать, и чтобы лишних частей не осталось, — говорил Гуров, расхаживая по гостиной. — Однажды в детстве я швейную машинку разобрал, а как собрал, у меня какой-то штырь остался, я все его приладить не мог. «Зингер», классная машинка была, еще долго в углу пылилась, меня отец чуть ли не год после этого Кулибиным называл. Зазвонил телефон, Гуров схватился за голову, сказал: — Меня нет, я болен, лежу в реанимации. — Слушаю, — ответил Стас. — Он вышел, что ему передать? — Стас слушал, поглядывая на Гурова. — Сильвер, вы молодец, давайте я к вам подъеду. Да что вам Лев Иванович? Он что, Железный дровосек? Так и того время от времени смазывали. И я, черт подери, тоже полковник. — Он бросил трубку и в сердцах повторил: — Лев Иванович! Лев Иванович! Так вот, Лева, раз ты такой уникальный и знаменитый, поехали. — Не поеду. — Гуров опустился в кресло, закрыл глаза. — Объявляю голодную забастовку. — К Сильверу прибежал беспризорник. Живет в подвале бойца из группировки Кастро, — безразличным тоном произнес Станислав. Гуров валял дурака — он сразу решил ехать, услышав слова друга. Легко поднялся, с порога спросил: — Мне долго тебя ждать? Машина вылетела со двора, обдав грязью стоявшего у дерева соглядатая. — Мне не нравится воровской надзор, — буркнул Станислав. — Мое мнение, ты излишне открыт во взаимоотношениях с Мефодием. Вор в законе — человек, слову которого верить нельзя. Мы для него только менты, то есть не люди. Мефодий способен продать нас в любой момент. — Волга впадает в Каспийское море, — пробормотал Гуров, зевая. — Ты переоцениваешь любовь Мефодия к Николаю. Старик не понимает сам своих чувств, никогда не думал об этом. Ребенок спит с новой игрушкой, надоест — расплющит утюгом, через минуту забудет, — гнул свою линию Стас. — Мы решаем вопросы, исходя из ситуации, не имея выбора. — Гуров встряхнулся, потер ладонями лицо. — Мефодий относится к Николаю так, как относится. Повлиять на ситуацию мы не в силах, нечего строить теории. Я не верю Мефодию, но не могу понять причину, по которой он станет продавать Николая, Варвару, нас с тобой. Он износился, не хочет, да и не может подняться в воровской иерархии выше. Я почему предложил ему венчаться с Варварой? По их законам, вор не должен иметь семью. Котунь не очень большой, но город, смотрящий в нем один, и наверняка имеются претенденты. Молодые, зубастые авторитеты. Какой там расклад, неизвестно. Если Мефодий женится — значит, его отпустили на пенсию. Молодые воры рвутся не столько в криминальную власть, сколько в бизнес. Им выгодно, чтобы Акула отошел в сторону, начал легализироваться, отмывать деньги. — Тебе только с лекциями выступать. — Стас остановил машину. Гуров вышел, увидел длинную нескладную фигуру наблюдателя, свистнул, махнул рукой. Парень уже пообвык, подбежал смелее. Он явно занимал в воровской иерархии нижнюю ступеньку. Сыщик оглядел его гнутую дрожащую фигуру, почти босые ноги, вынул из кармана пачку денег, отсчитал две тысячи. — Я тут час пробуду, сходи и купи себе штаны, носки поплотнее и ботинки. Если из ваших кто вякнет, скажи, мент велел. Ты меня охраняешь, должен смотреться прилично. — Понял. — Парень заскорузлыми пальцами взял деньги. — Бригадир отымет. — Передай ему, что мент не советует. — Гуров встретился с парнем взглядом и понял: первым делом тот поест. — Тебя как зовут? — Иван. — Парень дрожащими пальцами прятал деньги за подкладку. — Хорошее имя. Иди, Иван, никого не бойся. — Гуров подошел к подъезду, где стоял Стас. — Наши воры наполовину просто несчастные люди. — Ты не можешь удержаться, чтоб не вербануть походя, — ответил Станислав. — Нищий в мусорном баке роется, тянет что попало… Ты ему, что ли, помог? Ты, Лева, только мне мозги не пудри. Подвербовал, подумал: может, когда и пригодится. — Возможно, Стас, возможно, — ответил Гуров, но втайне обиделся: лучший друг не верит, что сыщик может совершать бескорыстные поступки. — Вижу, подъехали, а не заходите, — быстро говорил Сильвер, встречая оперативников. За столом сидел Колесников, хлебал суп, на вошедших не смотрел. Напротив него стоял парнишка лет двенадцати, скреб ложкой по пустой уже тарелке. — Всем привет, — бодро сказал Гуров. Неожиданно ему стало неловко, оттого что он сыт и в хорошей одежде. Он забыл переодеться после разговора с Чеканом. Импортный костюм, белая рубашка, сверкающие ботинки делали оперативника ряженым графом среди нищих. Он хотел погладить пацана по лохматой голове, но вовремя удержался. — Алексей Иванович, ты смотришься, как новый пятиалтынный, природа берет свое. Капитан на секунду поднял мутные глаза, тут же опустил их в тарелку. — Я Савву Морозова в жизни не видел, — пробормотал он и зло покосился на Классика, который, стоя у окна, флегматично пил чай. Интуиция подсказала Гурову, что в стакане был коньяк. — Тебя как зовут? — спросил сыщик у парнишки. Тот взял со стола кусок хлеба, спрятал в карман, после паузы ответил: — Не помню, люди Блохой кличут. — Сильвер, сделай мне бутерброд и проводи нас с парнем в свои апартаменты. Сильвер покосился недоверчиво, пробормотал: — Дома надо обедать, самим не хватает. — Но, загораживая собой холодильник, отрезал тонкий ломтик колбасы, положил на кусок хлеба, молча отдал Гурову и захромал к дверям. У него было две комнаты, стерильно чистые и практически пустые: стол, стул, комод и два матраса, лежавшие на полу. — Мебелишку продал? — Гуров сел за стол, указал парню на стул напротив. — Подарил, — буркнул Сильвер, вышел, плотно закрыл за собой дверь. — Ты хотел меня видеть? Я пришел. — Гуров протянул парню бутерброд, взял с подоконника треснувшее блюдце, поставил на стол, закурил. — Как зовут? Ты, мужик, не ври, иначе и разговор ни к чему. — Ну, Петр. — Парень понюхал колбасу, убрал бутерброд в карман. — В подвале сухо? — спросил сыщик.