— В одном углу сухо. — Парень втянул носом сигаретный дым, сглотнул. Гуров дал ему сигарету, зажигалку. — И кто в доме живет? — Машинально поправил белый воротник рубашки. — Ты, мужик, не смотри, что я так одет, дело случилось. А вообще я человек простой. — Я вас знаю. — Парнишка закурил осторожно — так прикуривает наркоман, боясь уронить крошку зелья. — Утром видел, как вы лужу на базаре бороздили. Мы с пацанами спорили: когда вы успели выстрелить, до лужи или когда в ней уже лежали? — Ты видел, как дом ставят? Как машину чинят? Вот там действительно мастерство. У меня виски седые, а я все по грязи ползаю, людей удивляю. Ты не ответил. Кто в доме живет? — Хозяйка. Говорят, у нее муж миллионщиком был. Братва пришила. В другой комнате ее дочь с ребенком и мужем. Он в законе, потому никто и не трогает. А в угловой недавно поселился Амбал. — Парнишка поморщился. — Раньше у Кастро «шестеркой» бегал, теперь поднялся, клифт купил, так, вшивенький, но новый. Колеса на толстой подошве, куртку турецкую, карманов не счесть. В общем, прикинут не как вы, конечно, но все же крепко, морда наглая стала. — Наверняка магазин взяли, — уверенно сказал сыщик. — Я бы съел, да кто мне даст? — ухмыльнулся Петр. — Все поделено. Амбалу самому ничего брать не положено. Бутылку в палатке возьмет — руки отшибут. Последние дни он вроде и покупать стал, и бригадир Муха с ним ручкается. — Поднялся, значит. Может, кому хорошую наводку дал? — предположил Гуров. — Сегодня в городе никто ничего не берет. — Парень поморщился. — Люди сами отдают. Каждый знает: кому, сколько, когда. Случается, заезжий громыхнет, так весь город знает. Беспредельщика братва отловит, все отнимет, самого закопают. А сегодня я чего узнал? — Петр докурил, растер фильтр в блюдце, солидно выдержал паузу. — Амбал пачку мороженого купил, сотенную разменял. Мо-ро-же-ное, — по складам произнес он. — Значит, жрет от пуза. Я к Нюське в ларек заскочил — она мне пустые коробки отдает, я на них заместо матраса сплю, тепло, благодать. Она мне и сказала, мол, Амбал совсем оборзел. — Ну, может же человек раз в жизни мороженое попробовать? — удивился сыщик. — Большой сыскарь, а в нашей жизни совсем не сечешь. Две буханки хлеба, сухарей на две недели. А «катенька»… — разменять сотню на мороженое казалось парню верхом безумия. — Серьезный ты парень. А чего ты на Амбала внимание обратил? И сюда чего пришел? — спросил Гуров. — Живем рядом. Мужик, как и я, раньше на чердаке спал. Тут вдруг комнату снял, прибарахлился, да еще мороженое… Это какие же деньжищи надо враз хапнуть? И где, спрашивается? А у меня намедни Сильвер интересовался: мол, не замечал ли я в городе, кто начал деньгами швыряться? Командир, я же не тупой. Вы из Москвы, фигура по сыскному делу. Артистов по старой памяти подняли. Ихний дом сторожить начали. Откуда у Сильвера такой интерес? Не его это огород, это вы интересуетесь. — Скажи, парень, а имя у Амбала имеется? — спросил Гуров. — Юркой его зовут, а фамилия чудная, я запомнил, сейчас забыл… — Петр наморщился, шевелил губами. — Косой… Коса… Косач! Во, точно! Косач! — Молодец! — Сыщик достал из кармана пачку сигарет, подвинул парню. — Вместо ордена. — Нет, командир! — Петр взял одну сигарету, пачку отодвинул. — Таких сигарет и в городе нет. Кто увидит — как объясню? Без головы можно остаться. — Верно. — Сыщик дал парню десять рублей мелочью. — Купи себе какие куришь. А теперь скажи: у твоего соседа кореша имеются? — Кореша? — Петр пожал плечами. — Соберут на бутылку, зайдут. Последние дни он один выпивает. Настоящую водку пьет. Два раза заходил мужик, крепенький, но ростом не вышел. Деловой мужик, нахальный. Я его в городе редко вижу. Знаю, как зовут, мой тезка. Кличка смешная, но точная — Кочерыжка. Сам маленький, плечи широкие. — Он развел руками. — Умнее Амбала будет, хитрее и злей. Амбал по себе мужик дряблый, руками для дела размахивает, кулаки-то арбузные. А тезка, тот вроде тихий, но я его опасаюсь. — А где твой тезка живет? — Узнаю, дело нехитрое. Я тогда Сильверу скажу. Командир, я теперь стукач? Ссученный? — Парень смотрел в упор. — Ты мужик умный, внимательный, только не по возрасту опытный. Улица не школа, улица выше любой академии, — сказал Гуров, понял, парень ответом недоволен, и добавил: — Суками зовут людей, которые сдают своих друзей. Тебе Акула друг? Ты с ним хлеб пополам ломал? Он тебе добро сделал? Так что к тебе такое слово не липнет. Гуров хотел пожать парню руку, но решил, что слишком показушно выйдет, взлохматил ему волосы, сказал: — Удачи, расти большой. — И пошел на половину Классика. А Петр подхватил мешочек с пустыми бутылками, которые получил от Классика, и выкатился на улицу. Уже стемнело, высокая гнутая фигура отлепилась от забора, свистнула, позвала: — Блоха! — Здесь, Иван, туточки я, — отозвался Петр и подошел, сразу обратил внимание на обновки парня. — Ну ты прямо жених. — Ага, завтра в церкву идем. — Иван пнул ногой мешок парня, бутылки звякнули. — Чего долго? О чем базар шел? — Какой базар? — удивился Петр. — Мент утром на базаре упал, я его шмотки простирнул. Мне тарелку супа налили. — Ясное дело, — согласился Иван. — Ты прибег, вскоре менты прикатили, старший мне на одежонку отстегнул, а бельишко грязное он с собой привез. — Иван, ты чего? — Петр начал пятиться. Иван с необъяснимой для его нескладной фигуры ловкостью и быстротой бросился к парнишке, схватил его за волосы, другой рукой вонзил шило под худую лопатку. — Молодой, а такой хитрый, — тяжело переведя дух, сказал Иван, легко поднял маленькое тело, перевалил через соседский забор, бросил сверху мешочек с бутылками. А в доме скандалил Сильвер: — Одному судно подай, и он же норовит тебе в харю заехать! Другой, только дух перевели, голодать перестали, уже коньячком балуется, старину вспомнил! Ну и кореша у меня, Лев Иванович, на хромом черте в рай забраться хотят. — Не бубни, ты мне еще сто грамм к ночи обязан, — сказал Колесников. — Забыл, падла хромая, как мы тебя с Николаем по косточкам собирали? Ты нам по гроб жизни обязан! — Ты гроб-то сколоти да поставь. — Сильвер сплюнул. — Когда загнусь, не успеешь. Станислав сидел с безучастным видом, будто глухонемой. Гуров не вытерпел: — Ну, хватит, не пацаны! За четверть века могли выяснить, кто выше на стену писает! Капитан, если по делу, то тебе уже на ночь хватило бы и феназепамчика. Когда плохо, я вижу, а оклемался — терпи. Тебе завтра пекарню принимать. Составь смету на одну выпечку. Мука, сахар, масло, все ингредиенты. Я знаю, там и коньяк присутствует. Саша, — Гуров обратился к Сильверу, — деньги даю тебе, закупаете вместе, ты не отходишь, пока Капитан не закроет печи. Я не госбанк, лицо подотчетное. — С божьим именем лгать грешно, Лев Иванович, — заметил безучастно Станислав. — Грешно, что мы мальчишку в доме столько времени держали, — сказал неожиданно Гуров. — С Кулагиным я разговаривал совсем плохо. Столько ошибок, сколько я наделал за последние двое суток, приличному оперативнику на месяц хватит. Ребята, я по вашему аппарату сейчас в Москву позвоню. — Он положил на стол сто долларов. — Оплатите разговор, остальное вам на кормежку, пока с выпечкой не прокрутитесь. — А расходы по смете? — прищурился Сильвер. — Сначала смета, затем аванс. А ты, Классик, назначаешься главным по реставрации цирка. Ссуду возьмете в банке, я вопрос согласую. Только ты с коньячком не начинай, всю песню испортишь. Классик закрыл глаза, молча кивнул. Гуров подвинул к себе телефон. Дозвонился не сразу. Наконец услышал знакомый голос: — Здравствуй, Лева. Спасибо, что выкроил для старика время. — Здравствуй, Петр. Я виноват, и значительно больше, чем ты думаешь, — ответил Гуров. — И больше, чем догадываешься ты сам, — сказал Орлов. — Павел Кулагин в молодости был твоим приятелем. А сегодня он генерал чужого ведомства. Ты его завтра не жди, а готовься к неприятностям. Ты меня удивил, я считал, ты со своей доверчивостью давно расстался. — Минуту, Петр. — Гуров лихорадочно пытался понять, что лишнего сказал Кулагину. — Они без моего звонка знали, где мы. Удалось захватить ликвидатора, выйти на организатора, от него прямой путь к заказчику. — Дурак ты, братец. Одно дело знать, что человек карабкается по лестнице, совсем другое — выяснить, что завтра он уже ступит на крышу. Я сам виноват, ты неисправим, пятый десяток идет, а ты веришь в товарищество, взаимовыручку, иные мифы прошлого века. Твой Паша — чиновник, доложил по инстанции, ему наверняка ответили: мол, ничего не знаем и знать не хотим, сиди в Москве и не рыпайся. И тут на меня обрушилось с самого верха. Министр устранился, не царское это дело, а первый заместитель выдал прямым текстом. Я могу к тебе приехать только пенсионером. Да и то вряд ли, не выпустят из Москвы. Ты себя изолировал, никакой помощи не жди. Мой тебе приказ, совет, просьба, как тебе легче: все бросьте, уходите с другом любыми способами. Если понадобится, топайте ногами. — Хорошо, Петр, я тебя понял, выполню. Вещественных доказательств у меня нет, а что я знал, уже забыл. Завтра двигаем на Москву, позвони нашим женщинам. Обнимаю. Гуров положил трубку, взглянул на Станислава, который держался безучастно, лишь мелкие капельки пота, проступившие на лбу и висках, выдавали его состояние. — Его слушают, — сказал Стас убежденно. — Информация докатилась до администрации, до человека, через которого не могут переступить министры. Их можно понять, Лев Иванович, они силовики, решают свои проблемы, стоят непосредственно под Самим. А мы влезли в большую политику, которая звездных лиц не касается. Рисковать своей шкурой из-за такой ничтожной малости, как мы и мертвая Старова, никто не станет. Мы можем рассчитывать только на прессу и тех же политиков другого лагеря. Этот номер, конечно, не прослушивается, но если ты выйдешь на политический верх, мы сразу попадем в логово. Лидер партии сочтет, что все происходящее — дело не его уровня, а противники только и ждут, когда мы проявим себя, чтобы получить «добро» на ликвидацию. Пока сука Кондрашев действует на свой страх и риск, против нас работают отбросы, если полковник получит «зеленый свет», выйдут настоящие профи. Тогда наши шансы равны нулю. И не вздумай опереться на Мефодия, его купят первым. Он, защищая Николая и свое гнездо, сдаст нас в момент. Рассуждения Стаса были абсолютно верны, но звучали для Гурова лишь фоном. Его главная мысль металась по обозревателям телевидения, среди имен второстепенных помощников, стремящихся стать первыми и ради этого готовых рискнуть. Сыщик вспомнил молодой голос человека, которого он никогда не видел. Парень обещал устроить Гурову встречу со своим боссом, и обещание звучало вполне конкретно. Босс, личность в высшей степени достойная, готовился к президентской гонке. Встреча не состоялась из-за огромной занятости претендента. Но был шанс, что молодой помощник не забыл ментовского полковника, возможно, назвал его фамилию своему хозяину. Тот мужик смелый, никто тронуть его не посмеет. Надо подкрепить встречу телевизионной камерой и лицом, известным всей России. Плохо только, что популярный ведущий, о котором он подумал, парень тоже неробкого десятка, не знал полковника. — Что ж, Стас, нам терять нечего, — проговорил не очень уверенно Гуров. — Как сказал попугай: «Ехать так ехать», когда кошка тащила его из клетки. — Лева, мне не нравится твой голос. Скинь с головы корону, не считай, что ты человек, а твой друг только прохожий. Я тоже кое-что придумал. Действуй. Гуров посмотрел на друга с благодарностью и в который уже раз подумал: сумел бы он сам всю жизнь стоять в тени, работать вторым номером и лишь в критический момент выдвигаться вперед, чтобы подтолкнуть, поддержать, порой влепить оплеуху? Правильно говорится: короля играет окружение. В его случае даже не играет — порой подменяет. Сыщик не знал, даже не догадывался, что мысли его вскоре получат реальное подтверждение. Он вновь взялся за телефон. С годами Гуров феноменально натренировал свою память на телефонные номера и имена нужных людей. Он набрал код Москвы, номер молодого помощника, с которым месяц назад разговаривал. И недаром говорится: фортуна — едва ли не половина успеха в сыскной работе. Трубку сняли сразу. Гуров узнал голос и весело сказал: — Здравствуйте, Владимир. Вы мне, помнится, обещали устроить встречу с вашим шефом. Говорят, обещанного три года ждут, я тороплюсь, прошел лишь месяц. — Здравствуйте, Лев Иванович, месяц прошел, ситуация со временем у шефа если и изменилась, то лишь к худшему. Вы читаете газеты, смотрите телевизор? — спросил помощник. — Обязательно, — соврал сыщик. — Но сегодня мне нужны именно вы. — Гуров старался говорить как можно беззаботнее. — Вы стартовали в большой гонке. Я могу в вашу упряжку поставить мощного коренника. Вдумайтесь, отнеситесь максимально серьезно. — Не я решаю, — ответил помощник. — Я работаю по розыску убийц Старовой. В моем успехе заинтересовано далеко не все население России, — сказал сыщик. — Догадываюсь. Но если у вас имеется результат, положение кардинально меняется. Насколько это серьезно? — спросил помощник. — Вопрос излишний. Жизнь сама по себе не всегда серьезна. Вам следует запланировать встречу с избирателями российской глубинки. Запланировать, вы меня понимаете? Человек предполагает, бог располагает. Пусть в прессе появится упоминание о ваших планах. В аэропорту отправления можно организовать интервью одному из ведущих телекомментаторов. Я появлюсь с задержанными как бы случайно. Известно, хорошие экспромты готовятся особо тщательно. Время сообщу дополнительно. — Попробую, но ничего не обещаю, — ответил помощник. — Кто будет договариваться с телевидением? — Вы, частично я. Но вам, лично вам, следует встретиться с телезвездой и переговорить. Лично переговорить, не по телефону. — Сыщик убрал из голоса легкость, давил каждым словом. — А если все провалится? — неуверенно спросил помощник. — Вылетите с работы. Я жертвую неизмеримо большим. — Гуров почти хамил. Его тон оказал должное воздействие. — На меня плевать, я ответственен перед шефом.