Николай откинулся на стуле и хотел опустить руку в карман. — Руки! — Сергей стоял, и карман его пиджака угрожающе оттопырился. — Положи руки на стол. — Сергей отхлебнул из бокала, подвинул ногой стул и аккуратно сел, не сводя с Николая взгляда. — Зачем ты так нажимал на факт, что свидетелей преступления сорок второго года нет? Такой свидетель есть. Я думал, ты не знаешь, что он жив. Значит, знаешь? Ай-яй-яй! Как же ты рискнул встретиться со мной? Теперь я могу отпустить тебя. Ты можешь исчезнуть, как двадцать четыре года, пять месяцев и четырнадцать дней назад. Николай посмотрел на руку Сергея, которую тот держал в кармане, и, почти не разжимая губ, сказал: — Я ничего не говорил про отсутствие свидетелей. Но их действительно нет. — Точно? Ты уверен? — Сергей передразнивал. — Точно-точно? Уверен-уверен? — Левой рукой он достал из кармана фотокарточку Володи Полозенко. — Узнаешь? — спросил он и повторил убеждающе, почти ласково, как капризному ребенку: — Узнаешь, Сбруев, узнаешь. Неожиданно взгляд Сергея отпустил Сбруева и пополз в сторону, в нем появилась смешинка. Николай снял руку со стола и положил ее на колено. Сергей задумчиво улыбнулся, провел ладонью по волосам и тихо рассмеялся. — Первым делом тебя постригут наголо, — сказал он, и его глаза опять заблестели. — А там увидим… Оттолкнувшись от стола ногами, падая на спину, Николай выстрелил. Сергей вздрогнул, приподнялся на носки, сделал несколько шагов, остановился, широко расставил ноги и обхватил себя правой рукой за плечо. — Так и убить можно, — сказал он тихо. — Дай стул. Николай выстрелил вторично. Потом еще и еще. Сергей рассмеялся. — Шурик Масляков вчера в твоем пистолете заменил обойму, — сказал он. — Патроны холостые. Что с ним происходит? Николай выстрелил еще раз. Как долго вчера Масляков возился с «вальтером», а он, Николай, разговаривал в это время с Петровским. Зачем эта вся суета? Куда теперь? За убийство тем более не пощадят… Он сразу ослабел и еле нашел в себе силы кинуть пистолет в кусты. Несколько секунд было так тихо, что Николай слышал только свое дыхание, потом хлопнула дверь шашлычной и донеслись приглушенные женские голоса. — Спокойно, девочки, спокойно. — Николай узнал голос Маслякова. — Все живы-здоровы. Можете не волноваться, — успокаивал он всполошившихся официанток, — фронтовики — они без стрельбы не могут. — Шурик не спешил подходить, сказал что-то еще, девушки засмеялись и загремели посудой. В шашлычной появился Петровский, он вразвалочку подошел к Сергею, отпихнул ногой стул Сбруева, взял другой и сел. — Ты так мне и не рассказал, где обосновался, Сережа, — сказал он, словно продолжал на секунду прерванный разговор. — Я в Луганске сейчас… — Хлопцы, выпьем, что ли, — перебил Сергея подошедший Шурик. — Погодка сегодня… — Он сел с размаху на стул и стал откупоривать бутылку. — Тоже дело. — Петровский смахнул со стола всю посуду и вытер его рукавом. Сбруев сидел на земле у ног Петровского и равнодушно разглядывал облепленные листьями ботинки Маслякова. Наконец мысли сгруппировались в замысловатую фигуру, и Николай понял, что надо было понять давно. Мысль стала простой и очевидной. Ловушка. Его заманили в ловушку. Полозенко мертв. Мертв двадцать четыре года, давно истлел, стал землей или ромашкой, а Сергей показал ему сфотографированный рисованный портрет. Николай встал, машинально отряхнул брюки и, с трудом пережевывая тугие, резиновые слова, сказал: — Я же мог не успеть разглядеть фотокарточку. Я мог и не узнать его. — Он подошел к Сергею, но Шурик поднялся и встал между ними. — Я защищался! — крикнул Сбруев. — Я стрелял в порядке самообороны! Он угрожал! Трое молча смотрели на него. — Уходи, — прошептал Масляков, губы его кривились и дрожали, — уходи, Сбруев. Пока… жив. — И пойду, — ответил Николай. — Я пойду, и все, — повторил он и стал шарить в траве в поисках пистолета. — Может, ты утром зайдешь в прокуратуру? — спросил Петровский. — Если у тебя есть еще… — Конечно, конечно, — перебил Николай, нашел пистолет и разогнулся. — В прокуратуру, конечно, в прокуратуру. — Он шагнул в кусты, и они мокро зашелестели. Петровский посмотрел ему вслед и, хотя понимал, что оправдание неубедительно, да и не нужно, сказал: — Сережа… мы считали… ты один не был расстрелян. Мы не могли понять, а ты не объяснил. — Гестаповец, который допрашивал, понял Сергея Косых, — Сергей говорил о себе в третьем лице. — Он понял, что Косых легче умереть, чем остаться жить. Губер не любил делать людям приятное. — Как ты узнал, что Николай… — Шурик запнулся. Сергей сказал: — Вы помните Анку? В ту ночь она кричала: «Сбруев не уйдет от тебя, Сережа! Ты слышишь? Я верю, он не уйдет от тебя!» ― ЮРКОЛЛЕГИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ― Глава 1 РАССТАНОВКА СИЛ Безликий серый трехэтажный школьного типа дом затерялся бы среди тысячи подобных, но черная доска с белыми буквами «Московский городской суд» делает его в Москве единственным. Широкий коридор, людей много, одни молча расхаживают по навощенному паркету, другие стоят группами, и шелест их голосов робко растекается по коридору. Все изредка поглядывают на обитые черным дерматином двери с табличками: «Зал судебных заседаний». Подталкиваемые взглядами и желанием присутствующих, двери открываются, люди тихо входят в прохладный зал и только успевают усесться на деревянном негостеприимном диване, как их поднимает сухая традиционная фраза: — Встать! Суд идет! Балясин сидел за столом, чуть наклонившись вперед, молча смотрел на красное удостоверение с тисненым гербом и золотыми буквами. Хозяин удостоверения стоял рядом. Балясин видел пряжку на поясе его плаща. Пряжка была темно-зеленого цвета, со щербинкой на одной из дужек. А еще он видел: на красном удостоверении вытиснено три слова: «Московский уголовный розыск». Герб над ними — словно печать, удостоверяющая, что все здесь правильно. Балясин осторожно подтолкнул удостоверение к себе. Сделал он это для самоутверждения: раз есть такое право — открыть книжку и заглянуть в нее, надо открыть и заглянуть. — Слушаю вас, майор, — сказал Балясин. — Сына вам моего мало, пришли за отцом? — С сыном все в порядке, Владимир Иванович, — ответил майор и взял удостоверение, — можете не волноваться. — Он сел и положил руки на стол. — Устал, Владимир Иванович, отдохнуть решил и неожиданно вспомнил про ваш пансионат. Дай, думаю, махну на недельку, не выгонит Владимир Иванович. — В благодарность за сына, что ли? — спросил Балясин. — На вашем жаргоне вы Витьке крестным отцом приходитесь? — Это не на нашем, а на воровском жаргоне, — ответил майор и достал пачку «Беломора». — Разрешите? Балясин не ответил; потирая худые плечи, он пытался понять: зачем приехал майор с Петровки? Что ему нужно? Если это не связано с сыном, то что еще? — Владимир Иванович, совсем забыл, — сказал майор. — Поздравляю. Искренне рад, честное слово, рад. Как прочитал в «Известиях», что Инюрколлегия ищет Балясина Владимира Ивановича, так сразу вас вспомнил. Это от кого же вы наследство-то получили? — От деда по материнской линии, — пробормотал Балясин. — Батя мой два раза был женат, мать моя из городских была, учительствовала. — И много денег получили? Балясин поднял к глазам маленький синий кулачок. — Это на мое поздравление? — Майор рассмеялся, обхватил ладонью кулачок Балясина и встряхнул. — Поздравляю. Я человек необидчивый. Майор курил, а Балясин разглядывал клеенку на столе, заметил, что она грязная, и удивился — вроде вытирал недавно. Он поискал глазами тряпку и увидел синий конверт, который лежал на подоконнике. Два дня назад написал брату письмо, да так и не отправил. Хорошо, что не отправил, приехал бы Алексей за деньгами, а денег-то и нету. Стыда не оберешься. Раздался щелчок, словно сломалась сухая ветка. Майор повернулся на звук и увидел массивные настенные часы. Над циферблатом темнела ниша, а в ней флегматичный железный человечек, раскачиваясь, щелкнул суставами, поднял молот с длинной ручкой и звонко стукнул по наковальне. Он отбил положенное количество часов, вздрогнул и замер, равнодушно ожидая своего часа, чтобы снова поднять молот. — Красивые часы, немецкая работа, — пробормотал майор, повернулся к хозяину и спросил: — Чаем не угостите? — Чаем? — удивился Балясин. — Да, да, чаем, Владимир Иванович. Знаете, есть такой напиток, горячим его пьют? Балясин смотрел на майора, а видел родную избу. За большим некрашеным столом собрался весь род Балясиных. — А я не отдам, — грустно сказал он. — Нету денег-то, потерял я их. Потерял, и все. — Он хихикнул, хотел было рассказать, как именно потерял деньги, но встретился взглядом с майором и замолчал. — Да, значит, чай пить не будем. Ясно. Дело ваше, Владимир Иванович. Я недельку поживу в пансионате. Места есть? — Начальство в отпуске, лучший номерок предложить могу. — Отлично. — Майор одернул плащ и поднял с пола чемодан, который Балясин раньше и не заметил. — Только уговор, Владимир Иванович, — он взял Балясина за рукав, — я обыкновенный отдыхающий. Ясно? На следующий день в восемь часов утра Балясин был уже за своим служебным столом. Он плотнее закутал шею вязаным шарфом и попытался спрятать концы под пиджак. Если бы администратор пансионата находился на работе, Балясин не решился бы в таком виде оформлять приезжающих, но начальство уехало в отпуск, а Балясина знобило, и он с удовольствием прижимался щекой к теплой щекочущей шерсти. Он положил перед собой толстую книгу, где регистрировали приезжающих гостей, вынул из стола ручку с пером «Рондо» и выжидательно посмотрел сквозь толстое стекло, отгораживающее администраторскую от холла. Мимо прошел майор с Петровки. Он даже не посмотрел в сторону Балясина, толкнул стеклянную дверь и быстро вышел на улицу. Балясин опустил руку в карман и нащупал ключ от квартиры. Деньги лежали там и были хорошо спрятаны.