Семин воспользовался тем, что он посмотрел в сторону, без замаха, почти неуловимым движением правой ударил его в живот и ловко завернул руку за спину. Отдышавшись, парень посмотрел не на Семина, а почему-то на Миронова, который, не поднимая головы, все еще возился с сигаретой. Несколько мужчин, мешая друг другу, схватили парня за плечи, кто-то даже схватил за волосы, и выволокли его из холла. — Извините, Марина Сергеевна, я сейчас вернусь! — Миронов нерешительно улыбнулся и пошел к лестнице. Он быстро прошел по коридору, открыл дверь своего номера, надел пальто, открыл окно и выглянул на улицу. Потом вернулся к двери, запер ее, выключил свет, сел на подоконник, перекинул ноги на улицу, повис на руках и легко спрыгнул на талый снег. Он обогнул темное здание пансионата и вошел через служебный вход. В кухне уже никого не было, и он беспрепятственно прошел через нее, остановился у двери, из-под которой виден был свет, и прислушался. — Хватит, отпустите его. Ну, выпил малость, с каждым бывает! — Нет уж, товарищи, давайте доводить дело до конца! В холле — а дверь, у которой стоял Миронов, вела в холл — решалась судьба задержанного. Голоса за дверью стали стихать, видно, ажиотаж прошел и мужчины возвращались на свои места. Послышались шаги, дверь скрипнула и отворилась. В ярком четырехугольнике света стоял недавний противник Семина. — Виктор, — позвал Миронов и затянулся папироской так, что огонек осветил его лицо. — Подойди-ка. Парень подошел, присмотрелся, молча достал пачку «Беломора» и закурил. Когда Миронов, предварительно сняв в своей комнате пальто, вернулся в холл, танцы были в полном разгаре. Миронов спустился с лестницы и, растерянно улыбаясь, стал боком протискиваться к Марине Сергеевне и Семину, которые беседовали около окна. Он хотел было подойти, но раздумал и остановился неподалеку: ждал, когда окликнут, и обдумывал, что его насторожило в недавнем инциденте. Во-первых, конечно, появление Виктора, который мог при всех окликнуть. Но это не главное: сейчас, когда удалось перекинуться парой слов наедине, присутствие Виктора облегчало задачу. Старик Балясин, конечно, не сказал сыну о деньгах. А что главное? Что его, Миронова, насторожило? Что он тогда увидел, а сейчас забыл? Он стал, покачиваясь в такт музыке, вспоминать. Разговаривал с Семиным о кинематографе. Зазвучала музыка. Танцы. Марина Сергеевна хотела что-то спросить. Появился Виктор. Ссора. Семин встал… Да, Семин встал перед Виктором. Походка профессионального спортсмена… отвлекающий ложный выпад… Потом удар в солнечное сплетение и захват руки Виктора на перелом. Может, чудится? — Сергей Иванович, куда же вы пропали? Миронов увидел, что его зовет Марина, и поспешил к ней и Семину. Балясин сидел на кровати и разглядывал пачку денег. Сто двадцать новеньких сторублевок. Можно было бы и накопить лет за десять. Это если не пить и не есть. Он положил деньги на одеяло, обхватил плечи руками и растерянно оглядел комнату. Витька вернулся… Где теперь прятать? От своего, не от чужого. Балясин поднялся, подошел к двери и опять оглядел комнату, потом двинулся по кругу, останавливаясь то у кровати, то у облезлого шифоньера, то у старинного комода. Пять шагов — и снова у двери, еще пять — потом еще. Он посмотрел на большой ящик с коричневыми кусками хозяйственного мыла, который завхоз притащил сюда год назад. Балясин быстро вынул несколько скользких кусков, завернул деньги в тряпку, сунул их в ящик и положил мыло на место. Затем снова хитро улыбнулся, подвинул ящик в угол и поставил на него ведро с мусором. Балясин потер зябнувшие руки, отпер дверь и подошел к столу, чтобы взять кружку и сходить за чаем. При этом он ненароком взглянул в окно, между неплотно задернутых занавесок мелькнуло лицо. Он выронил кружку, бросился к двери и, навалившись на нее худым плечом, быстро повернул ключ и заставил себя снова посмотреть в окно. За мокрым стеклом опять что-то мелькнуло. Балясин судорожно отдернул занавеску. Нависая над окном, раскачивалась ветка ели… Он смотрел на нее долго и завороженно и тоже стал раскачиваться. По стеклу скользили капли талого снега, слезинка проскочила по морщине Балясина, повисла на усах, и он подхватил ее языком. Кузнец пробил девять раз. Балясин взглянул на часы и вытер ладонью лоб. За окном раздались голоса, он задернул занавеску, оделся и вышел на улицу. — Добрый вечер, — услышал он и уступил дорогу высокой стройной женщине и хорошо одетому мужчине. Он вспомнил, что фамилия этого мужчины Семин и работает тот в каком-то министерстве. Он свернул за угол и столкнулся с высоким худым мужчиной в поношенном летнем пальто, который, как и Балясин, шел, втянув голову в плечи. Они молча разошлись. Балясин посмотрел на мужчину и попытался вспомнить его фамилию, но не смог и заспешил к своему окну. Мокрый снег под окном был затоптан, окно светилось: забыл выключить свет! Балясин схватился негнущимися пальцами за раму и, тяжело поднявшись, заглянул в окно. Сколько он ни вглядывался, та часть комнаты, где стоял ящик с мылом, видна не была. Глава 3 КРАЖА — Следствием установлено, что подсудимый совершил два преступления. — Прокурор делает небольшую паузу. — Я разрешу себе остановиться на них раздельно и разбирать в хронологическом порядке, то есть начну с кражи денег. Из материалов дела видно, что подсудимый готовился долго и тщательно. Умение собственноручно сделать слепок и по нему изготовить ключ свидетельствует о наличии у подсудимого значительного опыта. Хотя следствию и не удалось доказать, что данная кража была не первой, но наличие у него опыта в совершении подобных краж, на мой взгляд, бесспорно. Во всех действиях подсудимого чувствуется изощренный ум и профессионализм. К чему я говорю об этом? Попробую объяснить. Заранее обдуманное намерение, опыт, хладнокровие, профессионализм в исполнении доказывают огромную общественную опасность данного человека. — Прокурор смотрит на председателя и, когда они встречаются взглядами, говорит: — Общественную опасность подсудимого я считаю доказанной полностью. Утром, когда Марина вошла в столовую, за столом рядом с Семиным сидел актер. Она села рядом с Семиным, который задумчиво ковырял вилкой в салатнице и едва ли слушал разглагольствования соседа. — Понимаете, милейшая Марина Сергеевна, — актер решил включить Марину в беседу, — мы с почтеннейшим Валентином Петровичем говорили о сложности актерского перевоплощения. Как утверждают социальные психологи, каждый человек повседневно исполняет навязанные ему обществом роли. — Миронов сцепил в замок длинные пальцы и прижал их к груди. — Не понимаю, — сказала Марина и пододвинула к себе простоквашу. — Я никаких ролей не исполняю. Миронов взмахнул руками и деланно рассмеялся. — Так только кажется, Марина Сергеевна. Играете, каждую минуту играете. Сейчас, например, играете роль, — он на секунду задумался, и Марине показалось, что он сдержал улыбку, — светской беззаботной женщины. А на самом деле у вас масса забот. Когда вы остаетесь одна, вы думаете… — О чем думаете вы, Сергей Иванович? — перебил Миронова Семин. Марина благодарно посмотрела на Семина. Миронов прикрыл пальцами тонкий рот, и Марина обратила внимание, что глаза у актера желтые, словно две большие веснушки, под стать тем, что покрывали все лицо и руки, а светлые волосы сильно пробиты сединой. — Откровенность есть своеобразный стриптиз, — сказал он, — а при моем сложении не рекомендуется раздеваться. Мимо гордо прошествовали две особы неопределенного возраста. — С добрым утром. — Марина посмотрела им вслед и увидела ширококостного мужчину, который шел под руку с официанткой. — Сестренка, — сказал он и остановился, — я буду сидеть за этим столом. — Он отодвинул стул у соседнего стола. Сделал легкий взмах рукой, и на его ладони оказалась конфета. Он осторожно опустил ее в нагрудный карман девушки. — Холодное боржоми — моя слабость. Официантка хихикнула и убежала, а мужчина посмотрел на Марину, как на старую знакомую, и сказал: — С добрым утром. — Он перегнулся и вынул из-под ее салфетки бумажную розу. — Простите, что не настоящая: нелетная погода, и самолеты с юга задерживаются. Семин платком вытер углы рта и как бы про себя пробормотал: — Не пансионат, а паноптикум. Актеры, клоуны… Бред, но интересно. — Разрешите представиться: Михаил Алексеевич Зотов. — Мужчина, приподнявшись, поклонился. — Совсем забыл. — Семин встал. — Мне срочно надо позвонить в Москву. Ради бога, извините. — Он хотел сказать что-то еще, но посмотрел в сторону и вздохнул. Марина проследила за его взглядом и увидела парня, который вчера устроил скандал. Парень подошел и, глядя на вазочку с салфетками, на торчащую из нее розу, старательно, как заученный урок, проговорил: — Извините меня, пожалуйста, я вчера выпил лишнего. — Он переступил с ноги на ногу, упрямо мотнул головой и посмотрел на Семина. — А тебя я как-нибудь… — Топай, счастливое дитя. Топай, — улыбаясь, миролюбиво ответил Семин, посмотрел на Миронова, который, не обращая ни на кого внимания, с удовольствием доедал завтрак. — Простите, я бегу звонить. — Ради бога, — сказала Марина. Она отхлебнула из стакана остывший чай и посмотрела на актера, который сидел откинувшись и безразличными глазами оглядывал столовую. — Что-то мы с вами приуныли, Сергей Иванович. — Марина вынула из вазочки бумажную розу и, как живую, поднесла ее к лицу. Миронов недоумевающе посмотрел на Марину и долго думал над ее словами, его длинное лицо задвигалось и ожило. — Приуныли? Да, да! Зритель ушел, — он показал рукой на стул Семина, — играть не перед кем. Вот так-с. — У вас навязчивая идея. — Я не так глуп, как вы… — Миронов сделал паузу, — думаете. При выходе из столовой они столкнулись с мужчиной в темных очках и с палочкой, которого вела под руку официантка. — Благодарю, — говорил слепой, — я с одного раза запоминаю дорогу и больше вас не побеспокою. Марина проводила взглядом прямую, напряженную фигуру с запрокинутой вверх седой головой и сказала: — А мы еще на что-то жалуемся. — Жалуемся, — повторил актер, глядя себе под ноги. — Марина Сергеевна, вы можете отличить свои туфли от других того же размера и фасона? — Когда произошел очередной заезд отдыхающих? Балясин смотрел на сверкающие сапоги лейтенанта милиции и молчал. Он никак не мог понять, почему в такую непогоду сапоги у милиционера абсолютно чистые. Сапоги расхаживали по крашеным половицам балясинской комнаты, и сапоги, и половицы скрипели. — Гражданин Балясин, — сапоги остановились и повернулись к Балясину тупыми блестящими носами, — вы поняли мой вопрос? — Три дня, как приехали. А я приехал позавчера, — ответил за отца сидевший в углу Виктор. — Я освободился досрочно, сидел за кражу. — Мне это известно, Виктор Владимирович. Но вы же не могли украсть деньги у родного отца. Виктор посмотрел на морщинистое лицо отца с обвислыми усами. — Такие деньги, — он мотнул головой. — Небось в деревню хотел отослать?