— Важнейший, — повторил он. Марина услыхала еще чей-то голос, затем Семин сказал: — Вам привет от Михаила Алексеевича. Мы вас ждем завтракать. — Спасибо, скоро спущусь. — Марина поставила телефон на тумбочку и отправилась в ванную принимать душ. В столовой было все как обычно. Семин с Мироновым завтракали молча, Марина давно заметила, что без нее Валентин Петрович с актером не разговаривает. Зотов, сидя за соседним столиком, зарылся в газету. Когда Марина подошла, Миронов встал. Семин кивнул и отодвинул для нее стул. Зотов ее не заметил и продолжал читать газету. Со стороны можно подумать, что эти люди почти незнакомы. — Без шампанского и коньяка мужчина теряет половину привлекательности, — сказала Марина. — Манесса, уважаемая Марина Сергеевна, — ответил Миронов и подвинул к себе творог Семина. — Что такое манесса? — Угнетенное состояние после выпивки или праздника, — растягивая слова, пояснил актер, и Марине послышалась в его словах двусмысленность. Марина посмотрела на Семина и спросила: — После праздника бывает плохое настроение? — Она положила ладонь на руку Семина. — У человека всегда плохое настроение после того, как он совершил ошибку. — Неверно или даже неточно, уважаемый Валентин Петрович. — Миронов отодвинул пустое блюдце и осмотрел стол. Марина подвинула ему свою порцию творога. — Спасибо. У человека всегда угнетенное состояние «после». Моя мысль ясна? И после неудач и ошибок, и после удач и побед. — Он взглянул на Марину и покровительственно улыбнулся. — Плоды, уважаемая Марина Сергеевна, оказываются всегда преснее, чем мы ожидаем. А усилия, которые мы затратили, всегда слаще. Мы фантазируем и обольщаемся, когда карабкаемся к цели, и расплачиваемся после достижения ее. Секрет заключается в том, чтобы накопить больше, чем придется вернуть. Иначе становишься банкротом. Миронов смущенно улыбнулся и хотел закончить разговор, но Марина быстро спросила: — Но люди достигают, — она запнулась и хотела помочь себе жестом, — не знаю, как выразиться, штампы в голову лезут. Больших высот, великих целей? Простите, Сергей Иванович, но мысль понятна? Миронов долго и нерешительно смотрел на Марину и мигал рыжими ресницами. — Я пойму, Сергей Иванович, по крайней мере постараюсь понять. Актер наклонил голову и нехотя проговорил: — Я не о том, Марина Сергеевна. Впрочем, извольте. Чего бы человек ни сделал, достиг, он всегда мечтал о большем. Результат всегда конкретен и прозаичен. Деньги. Пресса. Улыбка. Зависть. Усталый человек на пьедестале растерян и обманут. Он летел за своей сказкой… свершилось, и он победил! — Миронов поднял к лицу ладони и растерянно посмотрел на них. — Сказки нельзя брать руками. Зотов, который сидел сзади Миронова, повернулся, взял его за плечо, и актер перекосился, как вешалка, с которой сдергивают платье. — Следовательно, Сергей Иванович, вы рекомендуете не добиваться своей мечты? — Зотов посмотрел на Марину и на Семина. Марина еще при первом знакомстве обратила внимание на неприятную манеру Зотова заглядывать в глаза. Он никогда не смотрел рассеянно, между прочим, его взгляд был всегда внимателен, конкретен и требователен. Он держал собеседника взглядом, словно рукой, пока не получал ответа на одному ему известный вопрос. Были в этой манере бесцеремонность и почти насилие. В такие минуты Марина чувствовала полную беспомощность: заглянул в нее доктор, что-то забрал взглядом и уже забыл про тебя. И неловко Марине, и злость разбирает: почему доктор считает своим правом забирать без разрешения чужие мысли? Если бы еще знать, что именно он взял? Зотов убрал руку с плеча Миронова, и актер облегченно выпрямился. — Я не газета и не журнал. Я ничего не рекомендую, милейший. — Он поднялся. — Почему мы, русские, в каждом высказывании стремимся видеть указание или рекомендации? Он гордо поднял голову и пошел из столовой. — Неприятно. — Зотов поморщился. — Я совсем не хотел его обидеть. Ох уж эти мне защитные рефлексы слабых людей. — Вам не нужны защитные рефлексы, и мне вас… жаль! — сказала Марина и, не давая ему ответить, обратилась к Семину: — Валентин Петрович, съездим на часочек в Москву? К обеду вернемся. — Она решила не смотреть на Зотова, но не удержалась. Он сидел вполоборота и о чем-то думал. Неожиданно Марина увидела здание «Известий» на Пушкинской площади и бегущие электрические буквы: «Глупая, Семин никуда не поедет. Глупая ты, глупая». Марина зажмурилась, взяла Семина за руку и твердо сказала: — Поехали, Валентин Петрович. — Что? — Семин провел ладонью по лицу. — Ах да, в Москву? Простите, Марина Сергеевна, давайте завтра. Миронов вышел из столовой, поправил шейный платок, одернул пиджак, руки перестали вызывающе вылезать из рукавов. Он быстро пересек холл и нагнулся к окошечку администратора. — Добрый день, Владимир Иванович, — быстро сказал Миронов, — произошло маленькое недоразумение. Балясин вздрогнул, кашлянул, отложил ручку, но головы не поднял. — Здравствуйте, товарищ Миронов. Чем вы недовольны? — спросил он тихо. — Понимаете ли, вчера собирался уезжать и рассчитался за номер. Теперь я передумал и остался. Балясин покачивал седой головой и канцелярской ручкой ставил точки на фиолетовой промокашке, которые расползались звездочками, и было непонятно, слышит Балясин собеседника или нет. — Рассчитался я в восемь утра, — продолжал Миронов, — и до восьми вечера не находился в номере. Должен ли я платить за эти полсуток? — Наверное, — ответил Балясин и подвинул к себе толстую регистрационную книгу. — А вот мои приятели, Семин из восьмого номера и Зотов из сто пятого, не платят. — Минуточку. — Балясин стал листать страницы. — Восьмой, сто пятый, — бормотал он, — кажется, вообще не рассчитывались. Здесь, — он ткнул пальцем в книгу. — Вы не ошиблись, товарищ Миронов… — Пустяки, — Миронов махнул рукой, — извините за беспокойство. Я так и знал, они надо мной подшутили… Он взбежал на второй этаж, встал у входа в библиотеку, отсюда были хорошо видны двери столовой, из которых неторопливо выходили отдыхающие. Наконец появились Марина, Семин и Зотов, они задержались в холле, о чем-то поговорили и разошлись. Семин свернул в коридор (он жил на первом этаже), а Марина с Зотовым стали подниматься по лестнице. Миронов зашел в библиотеку, полистал подшивку «Экрана» и через минуту вышел. Он спустился, прошел в столовую и занял свое место за столом, словно еще и не завтракал. — У меня муж такой же, — сказала официантка и поставила перед ним бутылочку кефира и порцию творога. — Ест за троих, и кожа да кости. Кушайте, Сергей Иванович, не переживайте. — Спасибо, Машенька, — Миронов смущенно улыбнулся, — я вам очень признателен. Он налил стакан кефира, медленно выпил, ерзнул глазами, не подсматривает ли кто, вынул из кармана ученическую линейку и бритвенное лезвие и положил их под тарелку, затем с аппетитом стал есть творог. Когда Машенька в очередной раз пробежала на кухню с подносом, он быстро нагнулся, запустил руку за батарею и, не сводя взгляда с входных дверей, стал водить рукой за батареей. Через несколько секунд он выпрямился и положил себе на колени небольшой сверток. После этого он измерил сверток по длине, ширине и толщине, спрятал линейку в карман, бритвой отрезал кусочек бечевки и лоскуток мешковины, в которую был завернут сверток, и так же быстро положил сверток назад за батарею. Когда Машенька вернулась из кухни, он доедал творог. Официантка заговорщически подмигнула ему. Миронов ответил смущенной улыбкой и, поклонившись неловко, удалился. Глава 8 АКТЕР МИРОНОВ? — Взгляните на эту карту. — Адвокат вынимает из портфеля сложенную вчетверо плотную бумажку и разворачивает. — Это карта Парижа. Карта города, в котором подсудимый жил в своих мечтах. Внутренний эмигрант, добровольно заточивший себя в камеру больного воображения. Сказочка о рае обетованном в «свободном» мире «свободного» предпринимательства. Кстати, сказочка эта значительно опаснее, чем мы предполагаем. Моего подзащитного она привела на скамью подсудимых, но такой конкретный, осязаемый результат совершенно не обязателен. Количество поражений западной мифологией нам неизвестно, заболевание это может протекать в самых различных формах. К сожалению, на мой взгляд, борьба с ним ведется зачастую излишне прямолинейно. Если правда на нашей стороне, то разве этого вполне достаточно, чтобы не утруждать себя поисками более действенных форм? Вернемся к подсудимому. Вы видите, что он человек сдержанный, сильный, умеющий владеть собой даже в критической ситуации. Существует неверное, точнее, поверхностное мнение, что людям сильным и сдержанным жить легче. Такие люди большего добиваются, они полезнее обществу — я не беру наш печальный случай! — с ними легче жить. Легче тем, кто живет рядом, но не им самим. В подавляющем большинстве сдержанность и сила — качества выработанные, а не природные. Впоследствии они обязывают человека к тем или иным поступкам вне зависимости от их желаний. Не обманывайте себя, не делайте ложный вывод, что мой подзащитный равнодушен к содеянному и к происходящему в настоящий момент. Маска прикипела к его лицу, с ней он жил многие годы, обманывая окружающих и себя. А ведь это страшно — жить с чужим лицом! Сдержанность моего подзащитного не что иное, как средство угнетать собственную волю, умение загонять внутрь протест, а скорее всего болезнь. Болезнь, которая заразила весь организм. Марина услышала телефонный звонок, сняла трубку и молча приложила к уху. — Здравствуй, беглянка, — услышала она ровный голос мужа и опустилась на кровать. — У нас изменился номер телефона. В твое отсутствие я сделал ремонт. Мама здорова и передает тебе привет. Вот, пожалуй, и все новости. Как ты? — А может, это не я? — Марина закрыла глаза. — Как отдыхаешь, Мариша? — Здравствуй, Павел. Спасибо. — Марина плакала, комната летела и кружилась. — В Москве сухо, а у вас, наверное, ни пройти, ни проехать. Звонила твоя Ленка, я соврал что-то о больной тетке в Рязани. Там имеется тетка? — Имеется, — ответила она, хотя тетка жила в Тамбове. — Ленка написала за тебя заявление и оформила внеочередной отпуск. У тебя была ведь переработка? — Была. — Позвони директрисе. — Голос мужа погустел. — Я знаю, что ты молодец, Мариша. Я всегда тобой горжусь. Ты поняла, Мариша? — Спасибо, Павел. Как ты узнал… — Пустяки, — перебил он. — Ты и я… Подними голову. Целую. Она прижимала к мокрой щеке оглохшую, писклявую трубку, а комната все летела и не могла остановиться. Телефонные гудки стали похожи на позывные в эфире с какой-то далекой планеты. Марина вспомнила предновогодний вечер, на котором девятнадцатилетней девчонкой познакомилась с Павлом. Она танцевала с ним и забыла бы про него, но вечер закончился, Марина с подругой вышли на улицу, и к ним подошел Павел, поздравил с наступающим Новым годом, наклонился к Ленке и громко сказал: «Желаю в наступающем году выйти замуж за хорошего парня». Павел позвонил через три дня, и они встретились. Это был, как потом острила Ленка, роман-экспресс. Побег из дома и поездка в Ленинград… Предложение… Растерянные родители… Шумные свадьбы, их почему-то было три… Все летело, мелькало… Марина была влюблена, толком не знала, за кого она выходит замуж и почему… Марина очнулась от стука в дверь, посмотрела на телефонную трубку, которая лежала на подушке, и положила трубку на место. — С кем же вы разговариваете, уважаемая Марина Сергеевна? — спросил Миронов и остановился в дверях. — С каким счастливчиком вы тридцать пять минут говорите по телефону? — Мой муж. — Марина встала и быстро провела ладонью по лицу.