Станислав сидел в небольшом служебном кабинете, ничем не отличавшемся от сотен других, в которых сыщику приходилось работать в своей жизни. Одно окно, возле него канцелярский стол, шаткий стул, в углу обшарпанный сейф, еще два стула, продавленный диван, фанерный шкаф — вот, пожалуй, и все. На столе перед полковником лежали несколько изрядно замызганных папок. На стуле напротив сидел начальник уголовного розыска управления, усталый, небритый, плохо одетый мужчина лет сорока. — Сколько лет в розыске, Семен Кириллович? — спросил Станислав. — Да, считай… — майор задумался, шевельнул губами, — лет восемнадцать, господин полковник. — Сыщик, значит, мне повезло, не надо на пальцах объяснять, откуда у человека ноги растут. Ты, Семен, на погоны мои не смотри, я их не ношу и в розыске двадцать три года, а инспекция в моей жизни первая. Майор мотнул головой, хотел сплюнуть, но сдержался, кашлянул, спросил: — На ваши документы можно взглянуть? Не обидитесь? Генерал приказал, я подчиняюсь, но мне интересно человека своими глазами видеть. Станислав молча положил удостоверение на стол. Майор взял его очень аккуратно, внимательно осмотрел, не разворачивая, только потом заглянул внутрь, прочитал, кивая, словно говорил сам с собой, вернул и уверенно сказал: — Уважаю. Однако где-то вы нам лапшу на уши вешаете. Удостоверение старое, значит, вы действительно важняк… Однако важняк бумагой не занимается. В чем-то врете, простите, внаглую, но вы москвичи, вам виднее. А вы в одной группе с Гуровым? — Майор почему-то кивнул на дверь. — Могучий сыскарь, настоящий, от земли. — Мы вместе двадцать лет. Лев Иванович — мой непосредственный начальник. Сидевший напротив майор вызывал у Станислава чувство доверия. Ни одеждой, ни манерой держаться и говорить — на фене он не лепил — не пытался доказать свою кровную причастность к сыску. Хотелось бы не ошибаться, однако беседовать с ним напрямую без санкции Гурова нельзя. Да и вообще, только первый день, спешить некуда. Станислав переложил лежавшие на столе дела в ровную стопочку, спросил: — Сколько человек в отделении? — Семеро, — усмехнулся майор. — Это если обедать идти, а годных для работы, так три с половиной, а точнее, двое, если со мной. — И агентура у вас… — Станислав пересчитал дела. — Девять человек. — Тоже двое, но их дел тут нет, — флегматично заметил майор. — Почему не принесли? — Я вас не знаю, господин полковник. Захочет Гуров взглянуть — покажу. — Ничего не боитесь, Семен Кириллович? — Станислав навалился на стол, заглянул майору в глаза. — Как не бояться? У меня пацан растет. Живой, нормальный человек обязательно боится, — ответил майор и отвернулся. — Хорошо, действительных агентов покажете Гурову. А где разработка по убийству Тарасова-Сазана? — А чего разрабатывать? Случилась разборка, Сазана замочили, так убийца суток не прожил, его намедни закопали, — равнодушно ответил майор. — Разрешили бы вы, господин полковник, мне часочек соснуть? Я сейчас плохой совсем. — Ложись. — Станислав кивнул на диван. — А что ты все — Гуров да Гуров? Когда Лев Иванович вашу контору шерстил, тебя тут и не было. — Я неподалеку обретался. — Майор встал, вынул из шкафа нечто подобное подушке и тонкое солдатское одеяло, быстро устроился на диване, укрылся с головой и тут же захрапел. Станислав тоже поднялся, подошел к окну. Город контролируют две бандитские группировки. Допустим, майор говорит правду, так что он может? Он и живой-то лишь потому, что совершенно беспомощен. А премьер дает команду, мол, с преступностью и коррупцией необходимо кончать. Не смеяться — плакать хочется. Мы в Москве словно на Марсе живем, да еще жалуемся. Стас покосился на свои золотые погоны, провел ладонями по мягкому сукну кителя. Важняк гребаный. Здесь со стыда сгоришь. Он вспомнил усталого, безразличного генерала. Одряхлела Россия, утомилась, мочи нет. А в Москве и Петербурге плачут по невинно убиенной Галине Старовой. И такое в почти миллионном городе, а что делается в глуши, в деревне? Пьют и с голоду мрут. Какое людям дело до губернатора либо мэра? Есть ли жизнь на Марсе, нету жизни на Марсе… Стас вернулся к столу, прикрыл глаза, вспомнил гладкие лица в Думе, депутатов, которые первым делом решили вопрос о своих окладах. Настроение окончательно испортилось, не только рисковать своей шкурой, просто работать не хотелось. Он пролистал дела «агентуры», где часто попадались сообщения о взяточниках-участковых. Поборы были смешные, от блока сигарет до упаковки пива или пары бутылок водки. На листах пестрели резолюции начальников: «Переговорить», «Принять меры и доложить». Станислав прекрасно понимал, что резолюции оставались на бумаге, а в жизни оперативники говорили участковому: «Лох мороженый, ты крысятничаешь, так хоть не светись, как ночной фонарь, иначе по башке получишь». На этом принятые меры и заканчивались. Сообщения о наличии у кого-либо оружия попадались редко, в большинстве случаев указывались пистолеты марки «ПМ» и «ТТ», реже обрез, однажды назывался «калашников». Ни одной записи о том, что оружие изъято, Станислав не нашел, ясно было, что «агент» гонит пургу, и все об этом знают и молчат. Гуров вошел без стука. Только глянув на друга, понял — ничего спрашивать не следует, кивнул на фигуру на диване, спросил: — Кто? — Начальник розыска. — Стоящий? — спросил Гуров. — Чуть живой, желает говорить только с тобой. — Я достал машину, дачу и заверение, что самое разумное — немедленно уехать. — Гуров сел, вынул сигареты, курить не стал. — Надо выехать из гостиницы, думать, связаться с Петром. Прежде чем мы отсюда умотаем, я хочу переговорить с ним. — Он кивнул на диван. — А также с Колесниковым, Сильвером и Классиком, они работали в цирке. — Если они живы, — тускло произнес Стас. — Город не то что коррумпирован, а насквозь криминален — здесь дышат только люди, которым дышать разрешено. — Буди, и поехали. — Гуров встал у окна, закурил. Стас едва тронул майора за плечо, тот мгновенно сел, позевывая, поднялся. — Здравия желаю, Лев Иванович. — Привет, — не оборачиваясь, ответил Гуров. — Умойся, поедешь с нами. — Понял. — Майор вышел, вскоре вернулся и доложил: — Я готов. Автомобиль у Гурова оказался отнюдь не «Жигули», а тоже «Ауди», только не черный, а серый. Они молча подъехали к гостинице. — Стас, сдай номер, возьми наши вещи, скажи, что уезжаем. — Слушаюсь, командир. Когда Станислав ушел, Гуров угостил майора сигаретой, взял за подбородок, осмотрел лицо, словно врач, оттянул веки, вздохнул: — Голодаешь? — У меня пацан и жена на третьем месяце, — ответил майор. — А мне вас, Лев Иванович, описывали, но я представлял вас пошире, помогутнее. — В сказках все выглядят Муромцами, — усмехнулся Гуров. — Я, майор, человек обычный. — Он помолчал и добавил: — Может, чуть упрямее нормы. — Лев Иванович, за нами наблюдают, — отрешенно произнес майор. Гуров и сам уже невольно посматривал на щуплого мужичка, упорно разглядывавшего витрину с различной домашней утварью. Сыщик дождался, когда наблюдатель повернулся к ним лицом, и ловко надел на майора наручники. — Пусть думают, что мы везем тебя насильно, тогда твою семью не тронут. Появился Станислав с чемоданами и рюкзачком, двинулся не к машине, а к наблюдателю, дал ему под зад ногой, громко сказал: — Мы вас не трогаем, вот и отцепитесь. — Он подошел к «Ауди», бросил вещи в багажник, и они укатили из центра. — Командир, извини за импровизацию, но было бы странно, если бы мы не заметили такого наглого филера, — сказал Станислав. — Пожалуй, ты прав, — ответил Гуров. — Сейчас позвоним генералу, скажем о майоре, покаемся. В дороге Гуров несколько раз проверялся, но убедился, что «хвоста» за ними нет, и они спокойно добрались до дачи. Конечно, дачка эта прекрасно известна бандитам, и максимум за сутки их обнаружат. Но в оперативной работе сутки — срок немалый. Гуров сразу же позвонил генералу и сообщил, что они временно майора Шарова забрали для беседы. Пусть Олег Евгеньевич не серчает, не считает майора ни арестованным, ни задержанным — с ним лишь побеседуют и потом привезут в целости и сохранности. — Лев Иванович, а вы не могли с моим замом по розыску беседовать в моем кабинете? Неловко, люди могут не понять, — недовольно проворчал генерал. — Не подумали, — признался Гуров. — Вы начальник, люди приходят к вам в кабинет и уходят, а Шаров на ногах не стоит, ему выспаться надо бы. — Гостю наручники не надевают, — рассердился генерал. — Видимость одна. Не хочу, чтобы в городе думали, будто он брат нам или сват. Олег Евгеньевич, честно скажу, судя по всему, наш визит — дело совершенно пустое. Но я, как каждый офицер, человек подневольный, потолкусь у вас день-два и уеду. На самом деле Гуров обращался не к генералу, а к его адъютанту-капитану, который, конечно, каждое слово записывал, чтобы доложить содержание разговора по инстанции. Гурову требовалось хотя бы два спокойных дня, чтобы иметь возможность нанести удар первым и неожиданно. Пока Гуров беседовал с генералом, Стас и майор вынимали из холодильника продукты, накрывали на стол, майор при этом все качал головой, приговаривая: — Не то что не ел, не видел давным-давно, полагал, такой продукт и не изготавливают теперь. — Тебе горячее необходимо, много не ешь, худо станет. — Стас поставил на огонь кастрюльку с водой, достал пачку пельменей. Нарезал окорок, выставил банку маринованных огурцов, бутылку водки. Гуров сидел задумавшись. Необходимо позвонить бывшему директору цирка Колесникову Алексею Ивановичу или его завхозу Сильверу, получившему свое прозвище за хромоту, либо знаменитому коверному по прозвищу Классик, зовут Николай, отчество забыл. Но пользоваться телефоном нельзя, его могли уже засечь. Сыщик посмотрел в окно, увидел сторожа, сгребавшего листву. Нет сомнений, человек раньше работал в органах, теперь трудится на всех — и на генерала, и на бандитов, иначе здесь не выжить. У него наверняка имеется телефон. Как воспользоваться и человека не подставить? Будем рисковать, иного выхода нет, решил Гуров, сунул в карман четвертинку и кусок сала. — Стас, сейчас сторож зайдет, поговори с ним, угости и потолкуй. О генерале и авторитетах ни слова, якобы ты ищешь человека, приметы придумаешь. Майор, быстро лопай, выпей стакан и ступай в другую комнату спать. Понял? Я пошел. Гуров рассчитал верно, сторож в лицо сыщика знать не мог, а сверкающий мундир полковника выдавал в человеке старшего. Сыщик подошел к сторожу Федору, сказал: — Здравствуйте, и мир труду. Мужик оперся на грабли, поднял на гостя темные молодые глаза, смахнул со лба пот и неторопливо ответил: