Договорить ему не дала пощечина: Сабина освободила одну руку. Она не могла выслушивать обвинения из уст мужа. Тем более, что не могла совершенно ничем ему ответить. Да. Он был прав. И где-то в глубине души она понимала его правоту. Но отказывалась принимать. Он позволил ей делать все, что она хотела. Не обращал внимания на череду любовников, сам практически к ней не прикасался. И требовал только одно в ответ – поведение, достойное графини. Шалиан отпустил ее. - Позвольте предупредить вас, мадам, что в ближайшем будущем наша семья уезжает из Парижа, - холодно сказал он и сразу же вышел, удостоив графиню сухим кивком. Сабина удержалась, чтобы ничего не кинуть вслед так спокойно ушедшему мужу. Она не узнавала обычно уравновешенного, более того, вечно равнодушного Ангеррана де Шалиана. Того молодого человека, за которого она когда-то вышла замуж. Сейчас граф стал жестче. А последние минуты убедили женщину в том, что ему не настолько безразлично ее поведение, насколько он всегда это демонстрировал. Что ж, может быть, это даже полезная информация. Но… Черт побери, неужели после этой дурацкой ситуации король потерян? И что принесло графа так не вовремя? Глава шестьдесят шестая Бриан отскочил от двери в тот момент, когда оттуда выходил Шалиан. Юноша молчал, но в его синих глазах бился всего один вопрос, который не нуждался в том, чтобы его озвучивали. Шалиан остановился. Пожалуй, виконт имел право знать правду о своем рождении, но не так… Не при таких обстоятельствах она должна была быть раскрыта. - Бесполезно отрицать очевидное, Бриан, - еле слышно проговорил граф, мягким движением положив руку на плечо сына. Он чувствовал дрожь мальчика. Виконт медленно выпрямился, освободившись от графской руки, отстранился и выдавил из себя улыбку. Интересно, в кого он пошел таким самообладанием? - Бесполезно, сударь, - проговорил Бриан, - но будьте покойны, для меня это ничего не меняет. Уважение к Шалиану было искренним и крепким. Виконт ценил свои отношения с графом и гордился называться его сыном. Пожалуй, духовные узы сильнее кровных. Интересно только… - А кто такой Тореаль? Вопрос застал Ангеррана врасплох. Он жестом пригласил Бриана следовать за собой и направился в сад. Весенняя ночь позволяла поговорить в тишине. И там вряд ли кто-то мог им помешать. - Граф Доменик де Тореаль. Брат известного тебе герцога де Лермона. - Но почему я ни разу не слышал о нем? Доменик де Тореаль. Незнакомое. Что-то волнующее. Никогда никто в присутствии Бриана не упоминал этого имени. Доменик де Тореаль… Этот неизвестный человек – его отец? - Он исчез. Почти четырнадцать лет назад. Виконту было тринадцать. Знал ли Тореаль, что оставил в Париже сына? Догадывался ли вообще о его, Бриана, существовании? А имело ли это какое-то значение?.. - Исчез… - эхом повторил виконт, не глядя отцу в глаза. Где-то в глубине души проснулся интерес. И странное желание встретиться с родным человеком. Родным по крови. Может быть, и по духу? Кем он был, жив ли он? Почему он оставил мать и ребенка? Шалиан заговорил. Тихо и медленно он поведал сыну историю его матери, обходя щекотливые подробности стороной и не позволяя себе затемнить образ Тореаля. Любовная драма, поспешное прощание. Ложь. Интрига. И слишком горячие голова и сердце, неспособность здраво принимать решения. Подверженность эмоциям. Граф де Тореаль предстал в воображении сына семнадцатилетним юношей. Таким, каким его помнил Шалиан. Юношей с большим и открытым сердцем, потерявшим свою половинку. Юношей, неизменно благородным, но неспособным устоять перед обворожительной красотой. Юношей, готовым перевернуть собственную жизнь в угоду женщине. Бриану нравился этот образ. Хотя почему-то стало горько. Виконт внимательным, сосредоточенным синеглазым взглядом смотрел на Шалиана, словно опасаясь: вот, сейчас этот мягкий тон изменится, станет холодным и жестким (как в минуту, когда граф говорил с мадам де Шалиан). Но нет. - Это все, что я могу сказать тебе, сын. Я помню Доменика мальчишкой. Сейчас он – взрослый мужчина. Если он жив. Юноша сосредоточенно кивнул, не глядя Ангеррану в лицо. - Спасибо вам, отец, - проговорил он медленно, глядя в одну точку, словно размышляя о чем-то. Правда. Кому и зачем она нужна? Для чего? Чтобы вдребезги разбить устоявшийся, привычный мир, перевернуть все с ног на голову и оставить так – кувырком. Для чего? Чтобы человек не был обманут. Но лучше заблуждаться и спокойно жить, чем в одно мгновение лишиться всего. Перестать верить. Потерять незыблемое, принятое как данность. Правда. Резкая, ненужная, переворачивающая мир. Так жестоко и просто – мягким тоном и доброжелательно – она добирается до своей жертвы, чтобы отнять покой. Пробудить желание искать. И отбить охоту верить. Встретит ли он когда-нибудь своего кровного отца? А если встретит, то что ему скажет? Да и захочет ли что-нибудь говорить…. Бриан посмотрел на того, кого привык считать отцом. Граф сидел в кресле напротив него, тяжело откинувшись на спинку и сверля грустным взглядом какую-то точку на стене. Было неясно, о чем он думает. Мальчику казалось, что рушится не только его мир. Что-то навсегда изменилось в его семье. Но что-то останется незыблемым. Любовь. Любовь, которую он питал к Шалиану. «Спасибо вам, отец». Глава шестьдесят седьмая Лето 1672 года. Что такое «друг»? Какими качествами должен обладать человек, чтобы оказаться достойным доверия? Какими поступками должен он быть прославлен, чтобы оказаться допущенным до таких знаний и дел, к которым проход закрыт для всего мира? Кого Виразон мог бы назвать своим другом? Он не стремился к признанию. Никогда. Он не искал понимания – боже упаси. Он не привязывался к людям, ограждая себя от боли потери и разочарования. Единственное существо, которое он бесконечно любил – Салима, его большая черная кошка, жившая на корабле. Кошки не любят воду и морской простор. Но Салима ни на шаг не отходила от приютившего ее человека, не отпуская его даже в плавание без себя. Виразон присел на корточки рядом с кошкой, тонкими пальцами поглаживая пушистую шерстку. Тихое ответное урчание ласкало слух, вызывая на тонких губах пирата улыбку. Матросы частенько завидовали этой ее способности заставлять капитана улыбаться. Им самим чаще всего удавалось вызвать на его губах лишь ироничную усмешку. И лучше бы он кричал, ругался, наказывал, чем просто смотрел с насмешкой, непринужденно сложив руки на груди. Молодой капитан, он вызывал страх, безграничное уважение. И доверие. Виразон. Кем он был? Каким он был? Столько загадок и недосказанностей окружало эту личность, что многие не верили в его реальное существование. Мало кто видел его в лицо. Мало кто мог похвастаться тем, что говорил с ним. Его боялись и ненавидели. Или восхищались им. Играючи пират поддерживал слухи о себе, порою приукрашивая факты. И только ради того, чтобы отследить реакцию. Понаблюдать за поведением людей. И посмеяться над ними. Он мастерски руководил шпионской сетью, с тщательностью заправского паука сплетенной им и теперь разбросанной почти по всему миру. Он знал, что такое власть, и сумел сохранить ее в своих руках за те годы, что провел на море. Его море, на котором появился задолго до Фаратона. Несносный мальчишка! Он доставлял столько хлопот. Даже активные попытки Людовика добраться до его, Виразона, головы, не отнимали такое количество времени на устранение, по сравнению с постоянными нападками Фаратона. И сейчас уже настолько надоела эта бесполезная борьба, что пират стал игнорировать фаратоновские корабли. Детские игры быстро утомили его. Но… – Капитан, судно слева по курсу. Пират посмотрел на своего помощника, испанца, Энрике, говорившего на родном языке, как и всегда. Каждый, кто был настолько удачлив, что попадал в команду «Черной пантеры», был вынужден выучить испанский, потому что ее хозяин обращался к своим подчиненным только на этом языке, из-за чего, надо сказать, его считали испанцем. Хотя никто не мог объяснить, почему кораблям этой страны приходится тяжелее всего от его стремительных ударов. – Какое? – спросил Виразон с притворно равнодушным видом. Помощник хитро прищурился. – «Белый лебедь», капитан. – Врешь, – не удержался от насмешки пират. – Что он забыл в этих водах? – Ты недоволен, капитан? – Напротив, Энрике, я собираюсь сейчас его потопить. – А абордаж? Виразон ответил на вопрос улыбкой. – Веди бой сам. Иди. Энрике пожал плечами и направился к капитанскому мостику, не забыв на внушительном расстоянии обогнуть Салиму, дабы избежать с ней встречи – большая кошка Виразона не особо жаловала пиратов. Виразон же приказал одному из пробегающих мимо матросов принести ему подзорную трубу, уже не обращая внимания ни на своего помощника, ни на Салиму: «Белый лебедь» был вторым кораблем флота Фаратона. Большой, прекрасно оснащенный, тяжеловооруженный бриг, достойный противник для «Черной пантеры». По ходу вражеского судна пират понял, что оно уже давно в море, и его дно, очевидно, заросло, что нельзя сказать о его собственном корабле. Виразон уже не сомневался, что и сегодня удача будет на его стороне. В этот момент матрос прилетел с подзорной трубой в руках и несмело протянул ее своему загадочному капитану. Пират окинул его с головы до ног пронзительным взглядом. Этого паренька он толком не знал: тот сравнительно недавно попал в команду. Молодой итальянец, всем сердцем любивший море. Кем он был, чем занимался – бог его знает. Глава шестьдесят восьмая – Как тебя зовут? – тихо спросил Виразон, приняв из рук мальчика трубу. – Маттео, монсеньер, – робко ответил тот, сжавшись под взглядом пирата. – Энрике просил взять тебя на корабль, – задумчиво проговорил Виразон. – Иди, Маттео... Слишком молод ты для пиратства, но, раз это твой выбор... – Это мой выбор, капитан! – уверенно кивнул паренек. – Иди, – бросил Виразон, повторяя про себя: «Молод, еще слишком молод...» Маттео ушел, точнее, убежал – только пятки засверкали, – а пират уже и думать про него забыл, поглощенный созерцанием приближавшегося противника. «Черная пантера» сменила галс и пошла наперерез. Бой, к счастью, теперь уже стал неизбежным. Виразон через трубу цепко рассматривал людей, носившихся по палубе брига, в глубине души надеясь увидеть человека в черном. Энрике пронзительным голосом отдавал приказы, которые тут же выполнялись матросами. Испанец частенько заменял капитана, принимавшего управление кораблем только в критических ситуациях. Виразон одобрительно кивнул. Лучшего помощника он не мог себе выбрать. Матросы носились муравьями, стремясь быстрее, точнее выполнить приказ. Не разочаровать испанца, не попасть под горячую руку капитану. О! Действительно, они были готовы на все, чтобы даже не привлечь лишний раз внимание капитана к своей персоне. Молодой, казалось бы, моложе многих из команды, но Виразон стал для них отцом и богом на этом корабле. Именно он стоял у руля, когда «Черная пантера» оказывалась на краю гибели. Именно его голос произносил приказы, спасавшие жизнь всей команде. И его слово было неоспоримо. Виразон стоял рядом с помощником на капитанском мостике, через подзорную трубу следя за экстравагантными маневрами противника. Энрике негодовал. Он не любил тактику судов Фаратона, а Виразон уже устал от одинаковой схемы: запутать, выбрать момент и неожиданно напасть. С ним такой номер не проходил пока ни разу. Странно, что и сейчас «Белый лебедь» следовал столь неудачному сценарию.