- Утром я уеду, - проговорил герцог. – И, может быть, не вернусь. - Как?.. Глава семьдесят вторая Она приподнялась на локтях, сверля его испуганным взглядом. Пират тихо рассмеялся и лег рядом с ней, глядя на француженку снизу вверх. Диана повернулась к нему, ожидая ответа, а он смаковал реакцию. Хотя… Фаратон нахмурился на мгновение, поймав себя на мысли, что снова играет. Не сейчас. Он потянул ее на себя. - Моя невеста. Простая фраза – и словно облили ледяной водой. Или кипятком. Диана задохнулась от волнения, и снова оказалась во властных объятиях. Не сейчас… Вам приходилось когда-нибудь просыпаться от прикосновения? Ласкающим движением рука касается лица, проводит по длинным волосам. Как кисть художника, она повторяет каждый изгиб, обозначает тени... Это волшебное ощущение… И день обещает быть счастливым, неповторимым после такого пробуждения. Диана помнила каждое мгновение, проведенное рядом с ее Мишелем. Рядом с тем человеком, которого она помнила и любила. Да, любила. С того момента, как увидела его в доме своего брата. Каждый день воспоминание грело ее. Несмотря на весну, на улице было прохладно. Одиночество царапалось изнутри. Но стоило только закрыть глаза, представить любимый образ – и ей становилось тепло. Почти месяц назад «Белый лебедь» ушел в море. Диар Арди и Фаратон вместе с ним. Ремонт «Дианы» уже был практически завершен, а от капитана так и не пришло весточки. Диана волновалась, тосковала, мучилась. С каждым днем ее самочувствие все ухудшалось, что она списывала на волнение. Волшебство ночи затерялось между маем и апрелем. Сейчас постепенно набирало силы солнечное средиземноморское лето. Что она ждала? Единственным утешением для нее на острове оставался доктор Али. Мудрый, добрый, заботливый. Он проводил с молодой женщиной вечера, занимая ее познавательными беседами. Или рассказывал о Фаратоне, понимая, насколько это для нее важно. …Дурнота настигла ее внезапно. В глазах потемнело, что-то изнутри настойчиво рвалось наружу. Диана упала на пол беседки, испустив приглушенный стон. Страх. Абсолютный, чистейший страх захватил ее всю, мешая думать, мешая анализировать. Она пришла в себя уже в своей комнате. С компрессом на лбу. Ее руку заботливо держал Али, как никогда обеспокоенный, как никогда сосредоточенный и мрачный. - Диана, почему вы мне не говорили о вашем состоянии? Можно было значительно уменьшить ваши страдания. - Я думала, это из-за волнения… Она говорила тихим, севшим голосом. Али еще больше нахмурился. - А вот волноваться вам совершенно нельзя! У нее перехватило дыхание. - Что вы хотите сказать, Али? Доктор посмотрел на нее строгим взглядом родителя, смотрящего на непутевого ребенка. - Диана, вы готовитесь стать матерью. - Ребенок Мишеля? – радостно подхватила она, но сникла под мрачным взглядом араба. - Вряд ли, - покачал головой он. Диана побледнела, вспомнив время заточения у испанца. Неужели… - Я не хочу! – крикнула она, ударив кулаками постель от бессилья. Не может быть! Невозможно, чтобы тот кошмар продолжился и ворвался в настоящее! Боже, только не это… Она разрыдалась, уткнувшись в подушки. Али смотрел на нее с состраданием. Он не мог позволить ей сотворить глупость. Он обещал сохранить ее до возвращения Фаратона. Быть может, и против ее воли… Глава семьдесят третья Май 1672. Версаль. К маю 1672 года Версаль был уже почти достроен и в скором времени обещал стать главной резиденцией короля-Солнце (хотя известно, что официально двор переедет в резиденцию только в 1689 году). Это был великолепный комплекс, поражающий своей масштабностью и красотой. Невозможно описать все чудеса этой жемчужины архитектуры, даже если посвятить ей всю книгу целиком. Не один год строился Версаль, не одно столетие потом перестраивался и украшался, не один день надо прожить в нем, чтобы увидеть все – порою на это не хватало и целой жизни. Людовик XIV вложил в него кусочек своей души, и это не прошло даром. Король не скупился на средства для постройки, которая еще не закончилась, и заканчиваться, кажется, не собиралась, так что комплекс обещал сиять свежими красками еще много лет. Сейчас нельзя было сказать, что в Версале (маленькой деревушке, кстати) раньше находился всего-навсего охотничий домик французских королей. Для Людовика XIII Версаль был единственным местом, где он мог отдохнуть в уединении и расслабиться. Король-Солнце же решил превратить это местечко в роскошную загородную резиденцию. В общем… Фонтаны искрились, плелись заговоры, лилась музыка – и это была жизнь двора его величества Людовика XIV. Король был молод, красив, перед его волей пока преклонялись почти все государства Европы. Он был умным политиком, и ремесло монарха познал во всех тонкостях. Им восхищались, его любили и ненавидели, Людовик с легкостью выпутывался из сетей лжи и коварства. Казалось, ничто не могло сломить этого железного человека с пронизывающим взором ярко-голубых глаз. Все знали, что он сидит ночи напролет, запершись в своем кабинете, но никто не мог себе представить, как ему приходилось тяжело. Людовика воспринимали как короля, а не как человека. Поначалу ему это даже нравилось, потом надоело, а затем – стало утомлять. Он был прекрасным актером, и никто не знал, что происходит у него на душе, никто не знал больше того, что король позволял знать. А пока... они видели лишь внешний блеск ослепительного светила: балы, приемы, охоты, королевские улыбки, посылаемые им придворным дамам, многих из которых он холодно обрекал на жестокие страдания. Балы считались одним из самых интересных увеселений того времени. И не потому, что там можно потанцевать, но потому, что бал – время сплетен и интриг… Придворные уже давно уяснили, что Людовик вечером сговорчивее, чем после пробуждения. Но выловить его в Версале (особенно вечером) – вот проблема из проблем. Король знал комплекс со всеми его тайными переходами и закоулками как свои пять пальцев, хотя современники уверяли, что он запутаннее родословного древа почтенного гасконского семейства. – Господа, – отвечал Людовик на подобные заявления, – чтобы выучить Версаль, надо жить им. Немногие находились с ответом. Своим остроумием и вовремя сказанными фразами еще молодой и блистательный король мог заставить замолчать любого. Никто не смел ему перечить, никто не мог выдержать его пронзительного взгляда. Кто-то откровенно ненавидел короля-Солнце, и тот знал это. Ненавистник же сильно удивлялся, когда попадал в умело расставленную Людовиком ловушку. Король имел редкую способность предугадывать многие события, но едва ли он мог даже надеяться на то, о чем ему сегодня рассказал граф де Шалиан, впервые после длительного путешествия по Средиземному морю появившийся при дворе. Король пожелал поговорить с ним наедине и во время бала незаметно увел графа в сад. – Какие новости? – весело спросил Людовик XIV, усаживаясь на скамью и приглашая Ангеррана тоже сесть. – Хорошие или плохие? Граф оставался серьезным. Он не мог поддерживать шутливый тон короля, хотя и предчувствовал, что известия окажутся более, чем приятными. А уж какими неожиданными. - Смею доложить вашему величеству о том, что некто, известный под именем пирата Фаратона погиб две недели назад. Людовик резко выпрямился, удержавшись от того, чтобы не подскочить на месте. - Что? Как это произошло? - Его убил Виразон. Глава семьдесят четвертая Король все-таки встал. И принялся мерить беседку, куда привел графа, нетерпеливыми шагами, заложив одну руку за спину, а другой потирая гладковыбритый подбородок. Ангерран де Шалиан молча стоял в спокойной, почти отрешенной позе. Он давно общался с королем и привык к проявлениям чувств последнего. И знал, когда и что стоит сказать монарху, чтобы сохранить положение фаворита. Людовик размышлял о том, как изменится политическая обстановка на море после гибели Фаратона. Весы как-то слишком неожиданно качнулись в сторону Востока, и французскому королю это было более, чем неприятно. Оставалось только попробовать перетянуть Виразона на себя вместо того, чтобы пытаться от него избавиться. И где же пропадал драгоценнейший Лермон с его тайными миссиями? Жив ли он вообще? - Хорошо, мы примем к сведению данную информацию, граф. Скажите мне, что сталось с тем испанцем… - Д’Арганда тоже погиб, ваше величество, - выдержав паузу, ответил Шалиан. – Он был убит Фаратоном в апреле. - А… пленница? - Мадемуазель де Картафер пропала. У нас нет доказательств, что она мертва, равно как мы не можем утверждать, что она жива. - Так разыщите ее! - Простите, сир, но Франция не располагает людьми у таких пиратов, как Фаратон. - Фаратон мертв!