Салима только тихо фыркнула, почти с материнской заботой укутывая молодую белую женщину. - Спи, Диана. И, дай бог, уже утром ты увидишь своего любимого, - проговорила она, поглаживая француженку по шелковистым белокурым волосам. «Желаю тебе не разочароваться», - добавила Салима еле слышным шепотом, который утонул в звуках грозы. Глава восемьдесят седьмая Как того и следовало ожидать, испанец заблудился на незнакомых ему тропинках. Проклиная все на свете, он бессмысленно кружил по лесу, который вплотную подступал к деревне. Мигель, в десятый раз вернувшись к высокому двуствольному дереву, попытался успокоиться, но из этого ничего не получилось: испанец всегда остается испанцем, даже на территории, так же близкой своими жителями по духу Испании как Папа Римский константинопольскому султану. Опять вернувшись к знакомому дереву, Мигель от злобы выругался на родном языке в выражениях, диких для уха нормального человека, даже для пирата, что не преминул отметить насмешливый, чуть хрипловатый голос. – Фу, как любезно... Думал, что убил меня, сволочь? Фаратон, весь мокрый от ливня, хлеставшего по листьям, и воды из озера Элания, стоял, опершись рукой об один из стволов уже знакомого нам дерева. Он с презрением смотрел на онемевшего от изумления испанца. – Ты промазал, а я не промахнусь, – в свете на минуту выглянувшей из-за тучи любопытной луны и молнии, стрелой полоснувшей небо, тускло блеснуло дуло пистолета – и снова все опустилось во тьму. Видно, Мишель предварительно зашел в домик за оружием, а потом уже направился сюда. Одновременно с громом прогремел выстрел, и испанец, так и не оправившийся от изумления, упал к ногам своего убийцы, не успев даже испытать мук смерти: он умер мгновенно. Пират с мрачной улыбкой взглянул на его тело и тяжело прислонился к мокрому стволу: дону Мигелю все же удалось ранить его в грудь, только Анри пока не мог понять, как именно. Он чувствовал только, что с каждой секундой слабеет все больше, что без помощи Али ему не обойтись, и решил любой ценой добраться до деревни. Фаратону повезло, что он прекрасно знал дорогу, иначе он так и не дошел бы в эту грозовую ночь до цели. Мишель не шел, а брел, держась за стволы деревьев и через каждые пятьдесят-шестьдесят ярдов останавливаясь на минуту, чтобы передохнуть. Когда деревья расступились и выпустили его к деревне, ночной ливень получил новую мишень и новую игрушку для своих смертельных игр. От боли Анри не чувствовал уже практически ничего, он уже не думал, куда идет: ноги сами несли его, то и дело подкашиваясь от постоянных ударов дождя. Пришел он в себя только тогда, когда оказался в своих покоях перед дверью в спальню, которая была открыта. Прямо перед ним на кресле удобно устроился грек, проснувшийся сразу при появлении пирата. – Октавиус, предупреди Фернандо… Корабль «Вира», испанский. Найти. И… позови Али... скорее, – шепнул Мишель и повалился на диван, потеряв сознание. Фаратон полулежал на диване в гостиной, с грустной улыбкой смотря на разгневанного лекаря и испуганно-удивленного Октавиуса. Распахнутая на груди рубашка открывала белоснежный бинт, перехватывающий пирата широкой полосой: дело умелых рук Али. Араб зло молчал, искренне не понимая, как можно было нарваться на пулю за те несчастных несколько часов, которые прошли с тех пор, как они расстались. – И зачем же тебя пытались убить на этот раз? Кому еще ты перебежал дорожку, у кого еще увел жену? – едко спросил он у пирата. Мишель слегка нахмурился. Он искоса взглянул на успокоившегося лекаря, думая, что сказать в ответ. Возмутиться? Нет смысла. Улыбнуться и сделать вид, что Али не интересовался тем, о чем Фаратон предпочитал не распространяться? Ведь не виноват же он, в конце-то концов, что так нравится женщинам! – Испанец, Али, человек дона Сезара де Фонсаграды. Возможно, адмирал пытался отомстить за смерть сына, а, может быть, преследовал иные цели. – Опять Фонсаграда? – К этому уже пора привыкнуть, – взгляд Мишеля устремился в спальню. Заметив темную тень на кровати рядом с Дианой, он неожиданно улыбнулся и сделал приглашающий знак рукой. Салима незамедлительно откликнулась. Убедившись, что Диана спит, мулатка вышла из покоев и опустилась на диван рядом с пиратом, нежным приветственным жестом проведя пальцами по его лицу. Али ухмыльнулся. Глава восемьдесят восьмая - У меня есть к тебе последнее поручение, моя красавица, - тихо проговорил пират, улыбнувшись ей самой искренней улыбкой, на которую сейчас был способен. Салима напряглась. Он прощается с ней. Уже своим взглядом – и прикосновением к ее талии – он прощается с ней. - Какое, мой господин? – еле слышно спросила она, сникнув. Ей не хотелось покидать остров, единственное место на море, где она чувствовала себя в безопасности. Пират помолчал, рассматривая медальон Луизы, по которому проходила теперь глубокая колея. Эта безделица спасла его жизнь… Подарок сестры спас его жизнь от рук слуг ее мужа. Как символично! - Мне нужно, чтобы ты вернулась к Виразону. - Как!.. – рабыня отстранилась, закрыв рот рукой. - Уговори его освободить Десницу. Мулатка замолчала. В черном взгляде пирата она прочла решимость и свою судьбу. Он не давал ей права выбора. - Как скажешь, мой господин. - Утром тебя отвезут к Кандии. Мои люди сумеют доставить тебя на аукцион, где будет Виразон. Все остальное – в твоих руках. - Как скажешь, мой господин. Она опустила голову и поднялась с места. Фаратон не остановил ее, когда она повернулась, чтобы уйти. Салима задержалась у двери, не скрывая странную улыбку, совсем уж неожиданно осветившую ее лицо. - Мне кажется, мы не увидимся с тобой больше, Мишель, - промурлыкала она, вытянувшись во весь рост. - Но все равно спасибо. Фаратон не нашел слов, чтобы ответить – рабыня уже вышла, ступая мягко и грациозно, как всегда. Али не сводил глаз с пирата. - Ты действительно думаешь, что девочке под силу такое задание? Мишель ухмыльнулся. - Этой девочке все под силу, мой дорогой друг, - резонно заметил он, садясь на диване. – Я почему-то даже жалею, что отпускаю ее от себя. Араб усмехнулся, но оставил фразу пирата без ответа. - Расскажи мне про Диану. - О! Смуглой коже богини ночи ты предпочитаешь аристократическую бледность француженки! Ты меня удивляешь, Мишель. Пират оставил шутку без внимания. Голова снова кружилась. Во рту ощущался металлический привкус крови. Хотелось спать. Но он не мог так просто позволить Морфею забрать его в свое царство. Еще рано. - Ты сказал, она беременна? - Да. Все еще да. Несмотря на упорное желание от данного положения избавиться. - Кто отец ребенка? - Скорее всего, сын адмирала, - заметил Али. По лицу Фаратона пробежала тень. - Сезар бы обрадовался вести, что он вскоре станет дедом, - сказал он, не решаясь почему-то посмотреть доктору в глаза. Араб деликатно опустил тему отношений Фаратона и Дианы, но что-то подсказывало Мишелю, что он знает о последней… о единственной ночи между ними. - Ты должен отвезти ее обратно во Францию, - словно отвечая мыслям пирата, проговорил доктор. - Я уверен, что девочку ищут. Ее ищет король, а нам не нужно так резко портить отношения с Людовиком. Мишель покачал головой. - Я не могу, Али. Доктор ограничился злым и удивленным взглядом. - Она нужна мне. Эти слова слетели с губ пирата, быть может, помимо его воли. Фаратон удрученно замолчал. Он закрыл глаза, полностью отдав себя воспоминаниям. Неожиданным воспоминаниям о той единственной ночи, которую он подарил себе. И ей. Диана шептала о своей любви, страстно обнимая, отдаваясь его ласке. Даря себя. А он понимал, что видит в ней не просто женщину или отголосок собственного прошлого. Он любил ее в ту ночь. Но он хотел любить ее и сейчас. Обладать ею, знать, что она принадлежит ему, дарить ей то, что она так хочет. Он не чувствовал себя влюбленным. Но почему-то даже сейчас красота Салимы уже не подействовала на него. Как там сказал Али? Смуглой коже богини ночи он предпочитает аристократическую бледность Дианы. Может быть, это только тоска по Версалю? - Решай сам, Фаратон… Не пришлось бы тебе усыновлять внука своего врага. - В первую очередь это ребенок Дианы. И я не позволю ей что-либо сделать с ним. Или с собой, - пробормотал Мишель, вновь опустившись на подушку. Его неумолимо клонило в сон, а он устал сопротивляться блаженному покою. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза. И мгновенно уснул. Слишком длинной была эта ночь. Доктор еще долго сидел рядом с человеком, который однажды спас ему жизнь. И которого он мог бы называть сыном. Фаратон казался ему сейчас маленьким ребенком, так отчаянно боявшимся потерять игрушку. Пусть, дорогую и красивую, но всего лишь игрушку, которую он так долго искал. Он видел в ней отголосок прошлого. Но если отнять сейчас ее – Мишель будет страдать. А Али был не готов умышленно приносить ему боль. Глава восемьдесят девятая