- Я не про то, - прервала Диана, снова рассматривая «Черную пантеру». – Вы что-нибудь знаете о человеке, по имени Виразон? - …если он вообще человек. Он жесток, умен и безразличен к чужому горю. Глава сто шестнадцатая Бриан уже смотрел на Диану, неосознанно любуясь ее красотой. Порой даже при дворе он не мог отвести от нее глаз. И сейчас тоже. Пусть, она была измучена болезнью и путешествием. Пусть, глаза ее не сияли от счастья, а лишь тускло поблескивали, обрамленные пушистыми ресницами. Пусть румянец сошел с ее щек, она была по-прежнему красива для него. Картафер неожиданно посмотрела ему прямо в глаза. Оба замерли. Она – загипнотизированная удивительно синим взглядом юноши. Он – утонувший в лазурном море ее глаз. Юноша отвел глаза, страшась того, какие чувства поднялись внутри, стоило ему задержать на ней взгляд. Диана перевела дыхание. Эти глаза… Синие, яркие, внимательные. Бриан уже сейчас был красив. И что-то в нем удивительно напоминало ей… да, Фаратона. Так, может быть… - Мне нужно идти, граф, - севшим голосом проговорила она. - Позвольте проводить вас до каюты… И рассказать, что ваш пират уготовил моей матери. Шалиан полностью пришел в себя. Он почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы наконец рассказать Диане, что решил Фаратон. Посвятить в чудовищный план, жестокий и извращенный. Против которого граф не мог сделать ровным счетом ничего. Диана сдержанно кивнула и снова закуталась в шаль: ее слегка знобило. В каюте спокойно спала Мари, тоже измученная долгим путешествием. Вечером она сказала матери, что хочет вернуться в Париж. Море изматывало ребенка, а Диана не знала, чем помочь любимой дочери. Девочка старалась быть либо с матерью, либо с Брианом, избегая общества всех остальных обитателей корабля. Ей был интересен Фаратон, но при этом она его боялась. Хотя, как у любого ребенка, страх сменялся любопытством, стоило пирату с ней заговорить. Интересно было наблюдать за ними: высокий пират и маленькая девочка. Он обращался с ней подчеркнуто вежливо, но с какой-то удивительно трепетной нежностью. Диана давно поняла, что Фаратон знает, чья Мари дочь. И не понимала, отразился ли факт, что она когда-то принадлежала королю, на его отношении к ней самой. Мишель избегал откровенных разговоров с ней. Их общение сводилось к обмену дежурными почти ничего не значащими фразами. За пару дней до того, как они прибыли в Кандию, капитан сообщил, что решил отвезти ее во Францию. Возразить было нечего: все решило присутствие Мари. Бриан аккуратно закрыл за ними дверь и прислонился к ней спиной, не сводя с Дианы неопределенного взгляда. Казалось, он хотел что-то сказать. Или крикнуть. Или что-то сделать, но воспитание заставляло его стоять так около закрытой деревянной двери, прижав к ней ладони. Юноша выглядел растерянным. - Фаратон решил ее продать, - наконец выдавил из себя Шалиан. Теперь его глаза отражали ужас. Ненависть. Диана вздрогнула. - Что? - Он решил продать мою мать. Здесь, в Кандии… Наказать за то, что она когда-то сделала с его братом. - У Мишеля есть брат? Юный граф кивнул. Он с трудом оторвался от двери и сел рядом с Дианой на диван. Немного помолчав, подбирая слова, он начал длинный рассказ о Доменике, Мишеле и себе, который ему поведала мать. Диана молча слушала, не веря. Но почему-то все становилось на свои места. - И теперь, чтобы отомстить, он решил ее продать, как… как рабыню. - Прости, Бриан, но она и есть рабыня на этом корабле, - горько отметила молодая женщина, машинально сжав его руку. Юноша вздрогнул. От прикосновения ли, от слов ли – непонятно. Но ощутимая дрожь прошла по его телу и передалась Диане. – Он уже увез ее в здание аукциона... – словно не слыша, проговорил он. – Сабина этого заслуживает, – глухо сказала Диана, пораженная историей. Руки не отняла. Бриан, замерший на мгновение, склонил черноволосую голову. Глава сто семнадцатая – Вынужден сказать: вы правы. Но все равно... Я не люблю свою мать и никогда не любил ее, – жестко добавил он. – Но Лермон отправил ее на аукцион, как... как восточную шлюху, а она дворянка! Лучше бы он ее убил! – Она его рабыня... – повторила Диана, - как и я, – последнее было еле слышным вздохом. Молодая женщина нежно сжала пальцы графа и отстранилась, сложив руки на груди. Бриан резко откинулся на спинку дивана, скрывая краску, выступившую на лице. Его сердце разрывалось. Он давно не испытывал к Сабине должных чувств, и «матушкой» называл ее только при короле. Сабина де Шалиан умудрилась лишиться поддержки даже родного сына. Раньше она просто не замечала холодности Бриана, ослепленная блеском Версаля, ей было все равно; за это теперь и страдает. Он так и не простил ей того, что она лишила его настоящего отца. Но все же... Бриан сидел рядом с Дианой, опустив подбородок на скрещенные пальцы; он задумался. За те десять дней, что они плыли в Кандию, он слегка изменил свое отношение к Фаратону, зауважав его как прекрасного моряка. Юноша даже сам начал изучать искусство мореплавания и уже запомнил названия всех парусов и функцию каждого из них. А это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Он старательно избегал общества матери. Увидел ее утром, когда пираты перевозили графиню на берег, - и не нашел в себе силы подойти и поговорить. Бриан знал, что жесток к ней, но не мог ничего с собой сделать. Да, она назвала – вынуждена была назвать – ему имя его настоящего отца: Доменик де Тореаль, но он много лет понятия не имел, кто это такой. Юноша был вынужден хранить тайну своего рождения. Граф Ангерран де Шалиан оставался для него наставником и примером во многом. Бриан уважал его, как уважают отца. – Она сама виновата, – шепнул Бриан, устремив синий взор в окно. Диана обернулась, но промолчала. Ей в какой-то момент стало жаль Сабину, но это быстро прошло: слишком много графиня подпортила всем крови еще в Версале. За грехи и ошибки прошлого всегда приходится расплачиваться в настоящем. Это жестоко, но справедливо. Бриан поднял голову и посмотрел на Диану, которая по неясной ему причине побледнела, но стала еще красивее. – Я хочу прогуляться по городу, – вдруг заявила она, набрасывая на плечи красивый бежевый плащ. – Что вы, сударыня, это опасно, особенно для вас… – словно не слыша ее, смутно пробормотал юноша. – Почему? – наивно спросила красавица. – Кандия – город работорговли, а вы слишком красивы, чтобы ходить по нему без охраны, – он замолчал на мгновение, поймав себя на мысли, что невольно сделал ей комплимент. Перевел дыхание и продолжил: – Если вы пойдете, то я буду вас сопровождать. – Нет, Бриан, останьтесь здесь. Что скажет Фаратон, если узнает, что вы покидали судно? – А что он скажет, если узнает, что вы его покидали? – парировал граф. – Тем более, уже темнеет, вам нельзя уходить. – Бриан, я ненадолго, – взмолилась Диана. – Мне так хочется встать ногами на твердую землю! Вы же ничего не скажете Мишелю? – Фаратону? Не знаю. – Но Бриан! – Я не допущу, чтобы и вас постигла участь моей матери, сударыня. Вы не должны покидать судно. – Должна – не должна... Знаете, как мне надоело это все? Почему я не имею права делать то, что мне захочется, то, что я считаю нужным? Бриан, еще не умеющий противостоять юной вспыльчивости, воскликнул, неистово взмахнув тонкой рукой: – Идите, сударыня! Идите и делайте все, что вам захочется. Я ничего не скажу Фаратону! Диана обиженно покосилась на него, не смотря в потемневшие от гнева глаза молодого графа и, схватив с дивана свой бежевый плащ, пару дней назад подаренный Фаратоном, вылетела из каюты. Головокружение отступило – с легкостью нимфы сбежала она по трапу на пристань и затерялась в толпе. Ее плащ крыльями чайки выделялся в этом пестром месиве, состоящим из красных, зеленых, черных, желтых и грязно-коричневых пятен, снующих туда-сюда: от пристани к улицам, с кораблей на сушу, переговариваясь, споря друг с другом, грязно ругаясь. Толпа, подозрительно напоминающая людское стадо, не была однообразной. Встречались люди, вполне отличающиеся от других: так в табуне лошадей глаз сразу находит чистокровных благородных скакунов, так в стае птиц мы сразу выделяем белых голубей. Люди эти, одетые богато (кто со вкусом и даже намеком на элегантность, кто совершенно безвкусно и неэлегантно, с кричащей вычурностью и с массой претензий), приехали специально на аукцион. Кандия издавна славилась тем, что здесь продают самый «качественный» и стоящий товар, поэтому здешние аукционы никогда не пустовали. Глава сто восемнадцатая Диана почувствовала правоту Бриана, только ступив на берег. Сам воздух здесь был напоен алчностью и похотливой нетерпеливостью. Она передернула плечами и накинула на голову широкий капюшон, надеясь скрыть лицо от пронзительных и оценивающих взглядов прохожих. Она не знала, куда идти, и шла туда, куда удавалось. Сейчас она мечтала только добраться до какой-нибудь тихой улочки, где можно было бы передохнуть, а потом вернуться на корабль. У нее опять закружилась голова, от красных лучей вечернего солнца рябило в глазах. Казалось, мир вокруг превратился в красно-черное хаотично мечущееся месиво. Наконец ей удалось коснуться ствола какого-то дерева: он был теплым, чуть шершавым, приятно ласкал щеку. Диана открыла глаза и огляделась. Она оказалась на какой-то маленькой и тихой улочке, вдоль милых, почти игрушечных домов с обеих сторон росли деревья, подобные тому, что дало ей на время приют. Где-то справа слышался шум пристани. Смеркалось. Диана перевела дыхание и хотела двинуться обратно, но дорогу ей перегородили трое мужчин, одетых в пестрые рубахи и широкие холщовые штаны; до смешного разномастные и в то же время одинаковые, они были вооружены до зубов. Один из них – он стоял в центре тройки и имел самый наглый вид – шагнул к ней и, мерзко улыбаясь, сказал что-то по-испански. Испанского Диана не знала, но смысл слов поняла: да и не трудно догадаться, если смотреть в его похотливо загоревшиеся черные глазки: – Что, красотка, заблудилась? А мы поможем! Он загоготал, а она, мгновенно похолодев, уперлась спиной в дерево, моля небо о помощи. Она хотела закричать, но крик застрял в горле, губы пересохли. Пираты – Диана не сомневалась, что это пираты – зловеще ухмыляясь, медленно окружили дерево. Но их было всего трое и кольца не получилось – Диана вдруг рванула вперед, метя в разрыв между двумя крайними, но грубые руки схватили ее поперек талии, швырнули на землю. Она вскрикнула от боли. Отчаянно кусаясь и царапаясь, она пыталась вырваться из душащих ее объятий, но тщетно. Молодая женщина чувствовала, что еще чуть-чуть – и потеряет сознание, а этого нельзя было допустить. Она не хотела, чтобы повторилось то, что происходило на «Молнии», и после чего осталось живое напоминание. Пытаясь позвать на помощь, она хрипела, твердя имя Мишеля. На глаза навернулись слезы. Единственный раз в жизни она поступила так, как считала нужным, сделала то, что она хотела, и к чему это привело? Но внезапно хватка ослабилась, грубые руки перестали рвать одежду на ней. Пираты спорили. Один из них говорил по-французски. – С какой стати она должна вам принадлежать, псы вы помойные? – кричал он. – Я другое предлагаю. – Что именно? – другой тоже заговорил на понятном Диане языке. Она, придавленная к земле коленом третьего пирата, пока молчавшего, ничего не понимала. Но сил на сопротивление уже не было. Оставалось слушать и молить Бога, чтобы кто-нибудь пришел ей на помощь. – Мы все сейчас не в лучшем положении: капитан зол на нас. – Да, он не простит, но, caramba, ты можешь предложить нечто, исправившее бы положение, Луис? Если да – я отдам тебе свою долю следующей добычи. – Отдадим ее капитану, – с жутким смехом предложил тот, кого назвали Луисом. Диана похолодела, отказываясь верить своим ушам. Пронзительно закричав, она начала барахтаться и с утроенной силой колотить матроса, прижавшего ее к земле, по чему попадала. Послышалось гоготание.