– Она жива, – юноша пытался вырваться, но тщетно, руки пирата казались железными. – Она же жива, глаза открыты, – бормотал Шалиан, перестав бороться. Виразон отпустил его и вновь спрятал лицо женщины под парусиной. – Если бы она была жива, она бы закрыла глаза. Ливень. Ступай в каюту, Бриан, тебе нечего делать на палубе во время шторма. Две смерти для одного дня «Черной пантеры», пожалуй, чересчур, – голос его был неожиданно тихим и теплым. Доменик мягко положил руку на плечо юноши ободряющим, поддерживающим жестом. Тот опустил голову, стараясь скрыть слезы, выступившие на глазах. – Почему? Доменик не нашел ответа. Что можно сказать человеку, на глазах которого только что погибла его мать? – Бриан, иди в каюту. Мне совершенно не хочется, чтобы и ты оказался за бортом корабля. Тонкие пальцы пирата несильно сдавливали его плечо, неожиданно давая так необходимую сейчас поддержку. Шалиан коротко кивнул и, шатаясь от сильных ударов дождя, ушел. Виразон проводил его грустным взглядом и встал за руль, нечувствительный к дождю, но странно сосредоточенный и печальный. Он думал о такой неожиданной и нелепой смерти Сабины. Той женщины, в которую он когда-то был влюблен живой, по-детски наивной мальчишеской любовью. Тело графини выбросили за борт, оставив на милость Посейдона. В море для всех одно прощание. Диана вздрогнула и открыла глаза. Все тело ломило, нещадно болела голова, непроницаемый туман застилал взор, не было сил пошевелиться. Она замерла, пытаясь сообразить, жива она или уже нет. Она не могла вспомнить, где должна сейчас находиться, что случилось и случилось ли вообще что-нибудь. Француженка вынырнула из забытья как-то резко и неожиданно, жестокая боль в висках не давала сосредоточиться. Пересилив себя, молодая женщина подняла голову и огляделась. Помещение было незнакомым. Небольшая уютная комната, диван, на котором лежала она сама, пара изящных восточных безделушек на стенах, столик и кресло. В кресле кто-то сидел. Она не видела лица незнакомца – оно было обращено к окну – поэтому ограничилась тем, что окинула взглядом его фигуру. Незнакомец полусидел, откинувшись на спинку кресла, его рука с небрежным изяществом лежала на подлокотнике, другой не было видно. Иссиня-черные волосы разметались по плечам, переливаясь на солнце. Мужчина спал. Диана почувствовала, как по спине пробежал холодок: хотя в облике мужчины было что-то знакомое, женщина была уверена, что раньше с ним не встречалась. Он приковывал к себе внимание. Небрежное изящество позы, в которой он лежал, точные линии руки, тонких пальцев с аккуратными овальными ногтями. Диана, движимая любопытством, заставила себя сесть на постели, но острая боль тут же пронзила тело от головы до кончиков пальцев. Со стоном француженка опять упала на подушку. Человек в кресле очнулся и, выпрямившись, с удивлением посмотрел на нее, видимо, не совсем понимая, откуда она здесь взялась. Откинув со лба волосы, он встал и медленно подошел к ней. Диана держалась за грудь, тяжело дыша. Открыв глаза, она встретилась с пронзительным синим взором незнакомца, склонившегося над ней с озабоченным выражением строгого лица. Он мягко взял ее руку и легонько сжал запястье чуткими пальцами. – Вы доктор? – догадалась она. – А где я? На чьем корабле? Глава сто тридцать первая Он приложил указательный палец к губам, продолжая сжимать ее руку. Нежное тепло разливалось по ее измученному телу от места прикосновения, прогоняя страх и боль. Диана блаженно закрыла глаза и замерла, отдаваясь чудесному ощущению покоя. Доктор. Она не знала, где она, но ее осматривал доктор. Значит, все будет хорошо. – Вы мне очень напоминаете одного человека, – вдруг услышала она свой голос и тут же осеклась. Пальцы незнакомца легонько сжались на ее запястье. Он поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза. Диана смутилась, но не смогла найти в себе сил, ни закрыть глаза, ни отвести взгляд. - Люди похожи друг на друга, - на безупречном французском ответил ей доктор. Его голос был тихим, спокойным, низким и вкрадчивым. Одним своим звучанием он действовал на нее успокаивающе. Определенно, этот человек располагал к себе. - Кто вы? Незнакомец отпустил ее запястье – Диана даже на мгновение расстроилась – и с неоднозначной улыбкой вновь взглянул в ее лицо. Он был очень красив. Слишком правильные черты лица, четко очерченные линии губ и тонкого носа, выразительные глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Запоминающееся лицо. - Доктор. Молодая женщина не нашлась с ответом. Волнение проснулось где-то внутри, поднимаясь к горлу удушающей волной. Синие глаза мучили и манили. Все еще болела голова. - Что со мной? Этот простой вопрос разбил очарование. Синие глаза потемнели, налились свинцом, лицо посерьезнело, стало жестким. – А что вы чувствуете? – еле слышно, чуть хрипловатым голосом, проговорил он. Диана задумалась. - Боль, все тело болит... - ее глаза вдруг расширились от ужаса. - Что со мной? - руки метнулись к животу, некогда уже начавшему округляться, а сейчас совершенно плоскому. - Нет... Мой ребенок, где он? Он не ответил, за него ей все сказал его взгляд. По щекам Дианы покатились слезы. Женщина уткнулась лицом в подушку, интуитивно стремясь скрыть горе от постороннего человека. - Нет, не может быть... Память услужливо и жестоко нарисовала картину, восстанавливая все в мельчайших подробностях: прогулка, пираты, похищение… Они лишили ее того, от чего она сама когда-то хотела избавиться. Мишель сумел донести до нее мысль, что дитя невиновно в преступлениях своего отца и имеет право на жизнь. Диана смирилась и решила оставить ребенка. И даже начала его ждать. И ради чего все это? Чтобы шайка пиратов так просто лишила смысла потраченные усилия? Диана ждала, почти хотела ребенка от человека, которого никогда не любила, который не принес в ее жизнь ничего, кроме боли. Но он все-таки помог ей встретиться с Мишелем. Снова. Узнать, что он жив. И позиция Лермона в сложившейся ситуации осталась однозначна: ребенок должен жить. И что теперь? Что скажет Фаратон, когда узнает? И… Господи, где она?! Она почувствовала, как доктор мягко обнял ее за плечи, а потом с неожиданной силой приподнял на кровати и привлек к себе. У Дианы не было сил и желания сопротивляться его воле. Она молча спрятала лицо у него на плече и замерла, с жадностью впитывая в себя его живительную силу. Он что-то шептал, утешая, она постепенно успокаивалась в его объятиях, усилием воли заставив себя забыть о Фаратоне. – У моего отца были синие глаза, – невнятно пробормотала она, думая вслух. – И у... Она замерла, резко подняв голову и вглядываясь в лицо незнакомца, склонившегося над ней. От непростительной близости перехватило дыхание. Но доктор не делал попыток ее поцеловать. Он просто держал ее в своих объятиях и, видимо, ждал, что она скажет дальше. Диана смотрела на него расширенными от волнения глазами, еще влажными от только что пролитых слез. Боль мешала думать, мешала дышать, но сильные руки и тепло незнакомца дарили уверенность. Глупую уверенность, что все будет хорошо. Что бы сказал Мишель?.. - Договаривайте. Глава сто тридцать вторая Он говорил по-прежнему спокойным тоном, но что-то подсказало, что этот человек привык отдавать приказы. Неприятное предчувствие резануло. - Я вспомнила одного человека. Не знаю, что сейчас с ним. Юноша. Он очень похож на вас… простите. Она думала о Бриане. Мальчик предупреждал ее, что ей не стоит покидать корабль Мишеля. И как же он был прав! Пятнадцатилетний юноша оказался дальновидней нее! И почему этот доктор напомнил ей о графе? Доктор вернул ее на кровать и встал. Выражение его лица изменилось. Глаза. Именно глаза сделали его холодным. Бездонная синева медленно затянулась тонкой коркой льда, когда он снова посмотрел на Диану. Она испугалась перемены. Тепло и забота слишком резко сменились холодом, и теперь казались иллюзией. Незнакомец заговорил. Насмешка, смешанная с чем-то, смутно напоминающим разочарование, зазвучали в его голосе. - Если я не ошибаюсь, то, скорее всего, вы говорите о том юнце, который весь день торчит в соседней каюте, надеясь с вами переговорить? Диана вздрогнула и инстинктивно закуталась в одеяло. Она не поняла, разозлила ли она чем-то этого человека. И совершенно не поняла, что он сейчас сказал. - Кто вы? - дрожащим голосом повторила она. Доктор холодно улыбнулся. Чуть помедлил, прежде чем ответить. - На море меня знают под именем Виразона, - наконец проговорил он. Очень тихо и предельно спокойно. - Добро пожаловать на «Черную пантеру», мадемуазель де Картафер. Пират коротко поклонился и, не позволив ей ничего сказать, продолжил: - С вашего позволения, я вас оставлю. Бриан был бы рад поговорить с вами наедине. Если что-нибудь понадобится, скажите ему, он знает, где меня найти. Виразон вышел прежде, чем Диана успела задать хотя бы один вопрос. Сравнение его с Брианом было для него неожиданным или неприятным? Что так неожиданно заставило его измениться? Что здесь делал…? Синеглазый дьяволенок, растрепанный, бледный, влетел в каюту, стоило только пирату ее покинуть. Бриан бросился к кровати, на которой лежала Диана, схватил ее руки в свои и замер, стоя на коленях и прижимая ее пальчики к губам. Француженка не сдержалась. Слезы снова покатились по ее щекам. Боль, облегчение, непонимание – все смешалось. Она не могла найти в себе сил спросить, что юноша делает на этом корабле, как они здесь оказались и что их ждет. Она просто была благодарна судьбе, что Бриан сейчас был рядом. Диана протянула руки, и юный граф заключил ее в свои объятия. Все так же молчал, крепко прижимая к себе ту, которую чуть было не потерял. Он словно спрятал ее от всего, что случилось, от всего, что могло с ней произойти. Юноша обнимал ее с трепетной нежностью, легонько поглаживая рукой по волосам. И неожиданно начал осыпать ее лицо и волосы почти что страстными поцелуями. Диана вздрогнула. Бриан замер, покраснел и отпрянул, смущенно бормоча какие-то извинения. Француженка закуталась в одеяло, с трудом найдя в себе силы улыбнуться. Она не ожидала от него такой горячности, и теперь не знала, что ему сказать. Юноша, покрасневший и обескураженный, сел в кресло напротив нее и замер, не зная, что сказать. Он просто был счастлив, что она жива. Жива вопреки всему. Пожалуй, стоило позже поблагодарить Виразона за чудесное спасение Дианы. Доменик сидел за своим столом. Диана заняла его каюту, ему пришлось оставаться в небольшом помещении, расположенном перед своеобразной спальней. Он уже давно превратил его в некое подобие приемной и рабочего кабинета одновременно. На столе лежал судовой журнал, который Виразон заполнял с завидной педантичностью, рядом были разбросаны какие-то карты, усеянные пометками. Прямо перед глазами пирата стоял портрет Памиры. Он заказал эту маленькую картинку сразу после того, как привез Памиру к будущему мужу, который во время осады Кандии жил под прикрытием Великого Султана в Стамбуле. С портрета на него смотрела шестнадцатилетняя, чуть испуганная, но уже красивая и волнующая девочка с необычными, яркими, зелеными глазами. Впервые за много лет тогда, он послушался порыва, удовлетворив желание постоянно видеть эти по-детски наивные и по-женски коварные глаза. С тех пор портрет не покидал его стола, хотя сейчас пират смотрел на него, не испытывая каких-то определенных чувств: Памира сильно изменилась. Виразон задумчиво опустил подбородок на переплетенные пальцы, уперев локти в столешницу. Волосы он собрал в хвост, чтобы не мешались, но пара непослушных прядей все равно выбилась, своенравно падая на плечи пирата. Нужно было немного времени – просто подумать в одиночестве. Черт возьми, за последние дни он практически не оставался один, и теперь радовался блаженному покою. Пусть, недолгому, но столь долгожданному!