Привычно пикируясь, они пришли на кухню, и Владимир достал из холодильника свинину на косточках. — Ты бы срезал косточки, — посоветовал полковник. — Быстрее зажарятся. — А ты бы отправился помыть руки, да полежал потом в кабинете на диване. Почитай книжечку о том, как преодолевать депрессию. Дюймовочка оставила несколько учебников. Есть среди них и пособие по психиатрии. — Для меня еда — лучшее лекарство от депрессии, — сказал Рамодин, с большим интересом отслеживая, как сыщик натирает свинину какими-то специями. — А если нальют — забуду даже такое слово. — Иди-иди. Через полчаса все «антидепрессанты» будут на столе. ГДЕ ТОНКО… «По-моему, удались, — подумал Фризе, снимая со сковородки на большое блюдо слегка прирумяненные бифштексы на косточках. — Евгений любит такие. Да еще чтобы их было побольше». — Ого! — Рамодин не выдержал испытания ароматами и пришел на кухню. — Тебе пора заняться ресторанным бизнесом. Открыли бы с моей супружницей на паях забегаловку «Русский хит: горох с рулькой и свинина на косточках». Озолотились бы! — Кстати, у тебя там, на письменном столе лежит листок бумаги, — Евгений показал рукой на дверь, которая вела в кабинет. — Я обнаружил на нем свою фамилию в соседстве с тремя буковками: млн. По-моему, такое сокращение может означать только «миллион» и ничего другого. — Нечего совать нос в чужие документы, — проворчал Владимир. — Он мысленно выругал себя за то, что оставил листок на видном месте. Полковник не успокоится, пока не вытянет из него всю правду об этой записи. Теперь придется выложить Евгению историю с наследством. А ведь хотел же преподнести другу сюрприз — кредитную карту на миллион евро! Рано начал разбазаривать еще не полученное наследство. — А я и не совал. Ты же знаешь, какой у меня острый взгляд. — Ладно, Соколиный глаз, обед — самое подходящее время для того, чтобы делиться новостями. Садись за стол, сейчас принесу выпивку. Не хочешь деревенской грузинской чачи? — Еще чего?! Чтобы я пил эту грузинскую бормотуху? И боржоми не предлагай. Пусть сами «генацвали» пьют. — Может, ты и прав. Саакашвили тоже не жалует чачу. Предпочитает виски. Фризе не пошел в столовую, где стоял бар с напитками, а достал из холодильника большую квадратную бутылку водки «Парламент». Скрывая усмешку, водрузил в центре стола. Рамодин поморщился. Свою неприязнь к российскому парламенту он уже давно перенес и на водку с таким названием. Но сейчас возражать не стал. Постеснялся. Обед не задался с самого начала. Первая, как и следует из популярной среди любителей выпить присказки, прошла «колом». Но и вторая не «взвилась соколом». Евгений только пригубил рюмку и отставил в сторону. «Мелкие пташечки» и вообще не воспоследовали. — Может быть, ты объяснишь мне свои каракули рядом с фамилией Рамодин? — мрачно спросил полковник, не поднимая взгляда от тарелки, на которой безнадежно остывала с такой любовью приготовленная Владимиром свинина на косточке. Фризе был готов присягнуть на уголовном кодексе: приятель уже сожалеет о том, что не расправился с ней, прежде чем задавать вопрос. Обычно за столом они балагурили на отвлеченные темы. Если имелись причины для серьезного разговора, начинали его уже после кофе. — Ладно, — легко согласился Владимир. — Ты проявил чудеса сообразительности, догадавшись, что буквы «млн.» — означают именно миллион. — Вот-вот, миллион! И что бы это значило? — Для этого я должен напомнить тебе одну историю. Пока я этим занимаюсь, ты можешь с аппетитом управляться с едой. Рамодин взял нож и вилку, но тут же отложил в сторону: — Нет, подожду твоих объяснений. — Он явно был встревожен. И Владимир не мог понять, почему? Почему Евгений Рамодин почувствовал себя неуютно, обнаружив на листке бумаги напротив своей фамилии пометку: «1 млн». — Ты начинаешь меня раздражать! — рассердился Фризе, не понимая, что могло послужить причиной прокурорской настырности друга. — Я ведь могу послать тебя подальше вместе с твоими вопросами. И вдруг его осенила шальная догадка. — Женька, может быть, ты уже подсобрал миллиончик на забегаловку «Русский хит». И решил, что я докопался до твоего секрета? Забудь… — Напоминай свою историю, раз уж пообещал, — прервал Владимира полковник. Сегодня его на шутки не тянуло. Фризе вздохнул, налил до краев большую рюмку и с удовольствием выпил. Закусил корочкой. На этот раз водочка прошла настоящим соколом. Рамодин насупился, чуть помедлил и допил свою рюмку. Владимир тут же наполнил ее до краев. Также поступил и со своей. После этого «Парламент» стал быстро убывать: «мелкие пташечки» не давали друзьям засохнуть. Владимир никак не мог решиться: говорить Евгению о наследстве или нет? Не лучше ли выложить все по приезде из Киля, когда все финансовые вопросы будут решены и наследство перекочует на его личный счет? Но Евгений же не отвяжется! Сидит как бука и с каждой рюмкой все мрачнеет и мрачнеет. Это Рамодин-то, весельчак и балагур! Когда литровая бутылка опустела, полковник поторопил: — Ну-ну! Выкладывай. — Ну, ты и тип, Рамодин! Допек! И он рассказал Евгению, как давным-давно по просьбе банкира Антонова работал несколько месяцев в Историческом архиве, разыскивая его предков и попутно выясняя, почему был убит его предшественник по такому мирному занятию, пресс-секретарь олигарха. — Какое отношение ко мне имеет вся эта беллетристика? — мрачно поинтересовался полковник. — Милые «архивные» девицы рассказали, что у меня имеется богатый родственник в Германии. В городе Киле. Теперь этот родственник умер и оставил мне миллиард. — И ты решил облагодетельствовать меня миллионом? — догадался Рамодин. И в тоне, каким была произнесена эта фраза, Фризе уловил ненависть. Ничем не прикрытую, вовсе не внезапную, а глубокую ненависть. — Жека… — начал было Владимир. Но Рамодин перебил его: — Ты всегда был баловнем судьбы! Бабки валились на тебя со всех сторон. Папенька с маменькой, убравшись вовремя, оставили тебе столько, что хватило бы сотням простых служак на безбедную жизнь до старости… — Ты что мелешь! — возмутился Фризе. — Я бы отдал все, лишь бы они были живы! Но Евгений его не услышал. Все распаляясь и распаляясь, он, похоже, не отдавал себе отчета в том, что выкрикивает. — Почему все тебе и тебе? Почему не другому?! Страна-то у нас нищая! Страна, но не начальники! Я прочитал сегодня статью о том, какие доходы задекларировали эти гребаные радетели земли русской! Откуда у жены никому не известного до недавнего времени зампреда правительства, зарплата семьсот миллионов в год? В год, господин Володя! Откуда у них несчетное количество дорогих машин и квартир? И у всех остальных начальников и миллионов и добра немерено! У меня тридцатилетний племянник, закончивший университет, получает пятнадцать тысяч! А у него жена и двое детей. Эти начальники думают, что нам неизвестно как богатеют их жены? И они сами! Теперь и тебе еще привалил миллиард на мелкие расходы! — Миллиард и пару заводов, — сказал Фризе. — И несколько особняков в разных странах. Ты не поверишь, Женя, мне достался даже публичный дом. Это же Киль, портовый город. Там публичные дома — обычное дело. Если бы ты не презирал меня так за неожиданное наследство, мы могли бы посещать это заведение вместе. — Ты, ты… Засунь этот миллион себе в задницу! Рамодин вскочил, опрокинул тяжелый стул и помчался к выходу. — Женя! Да я ничего еще не получил! — крикнул Владимир ему вдогонку. — Могу лишиться наследства в связи с мировым финансовым кризисом. Но все это он говорил себе — входная дверь за Рамодиным захлопнулась. Фризе откинулся на спинку стула и зажмурился. Ему хотелось заплакать, услышать слова поддержки от близкого человека, от родственной души. Но ни одной родственной души поблизости не было. И даже в отдалении не просматривалось. «Ну, уж дудки! — подумал Владимир. — Поберегу слезы для другого случая. Пробьемся». ПАКЕТ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ На этот раз на экране торчал одетый в морскую форму коммандер Джеймс Бонд. Тот, который особенно нравился Фризе. Шон о'Коннери. Необыкновенно суровый и все же необыкновенно обаятельный. — Ваши бумаги, Штирлиц! — произнес он, даже не поздоровавшись. И ловко, как опытный игрок козырную карту, швырнул плотный конверт в сторону Фризе. — Не понимаю… — почти жалобно прошептал Владимир, разглядывая приземлившийся на ломберный столик, такой же безукоризненный, как и сам Бонд, конверт. Он видел конверт в руках коммандера, засек его старт, но не сумел проследить за его полетом от телевизора до черной каменной столешницы. — Теперь и конверты стали производить по технологии «стелс»? — Нельзя мешать водку и виски, — с обидной ухмылкой сообщил Бонд. — Да еще в таких количествах! — А вы надоели всем хуже пареной репы со своим рецептом: «перемешать, но не взбалтывать!» — выкрикнул Фризе. — Тоже мне, пижон из секретной службы! Он разозлился, вспомнив о недовольстве Джеймса Бонда его, Фризе, «русским менталитетом». Но запал Владимира пропал даром: коммандер не смог оценить его красноречия, сгинув в черной дыре телевизионного экрана. Сыщик остался один на один со своим похмельным синдромом и нехилым конвертом на ломберном столике. Конверт завораживал, а похмельный синдром отравлял существование. «Это все болван Рамодин! Какого черта он «излил» на меня свою помойную душу. Столько лет дружили, а он… Змей подколодный! — Очередной спазм головной боли изменил направление его мыслей: — И почему Господь не дал мне способности опохмеляться?! Выпил бы сейчас бутылку пива или сто граммов и воспарил, как бывает со всеми порядочными гражданами!» Он вздохнул и взял в руку конверт. Рука дрожала. Фризе вздохнул еще раз и осудил себя неприличным словом. В конверте был заграничный паспорт, билет на поезд до Киля через Берлин и две кредитные карточки: платиновая «Виза» и «Америкен-экспресс». Фотография в паспорте очень понравилась Владимиру. На ней он выглядел ничуть не хуже Джеймса Бонда: такой же аристократичный и импозантный. Все визы были в порядке. Имелась и Шенгенская. Билет на поезд в вагон-люкс. Вагон на восемнадцать персон. Это означало, что поедет он один в купе. Поезд отправлялся сегодня. Все, как говорили мальчишки в далекие детские годы, чин-чинарем. Вот только с фамилией была загвоздка. Фамилия в паспорте и в билете была Штирлиц. Штирлиц Владимир Петрович. Дата и место рождения, адрес проживания, антропометрические данные — все его, Фризе. А фамилия — Штирлиц! — Идиоты! — заорал Владимир так громко, что старинная хрустальная люстра отозвалась под потолком умоляющим звоном. Словно, опасалась, что хозяин закричит еще громче и тогда она, не выдержав потока децибелов, рассыплется в прах. — Идиоты, — повторил сыщик, теперь уже почти будничным тоном. — Не вы ли уговорили меня заняться плохим мальчиком Гарденским и устроить облом его планам сняться у режиссера Забирухина? На какие шиши я буду спонсировать сраный блокбастер этого корифея?