– Всегда так, блин, – проворчал Гельбич. – Только начнёшь что-нибудь хорошее делать, сразу фигня какая-нибудь случится. Валерка направился к Альберту – красивому культурному художнику из кружка рисования. Альберт был при параде: в белой рубашке и алом галстуке; он вежливо разговаривал с пацаном в пилотке со звездой. Валерка помнил этого пацана: Павлик, который нарисовал зыконский танк. – Занятия-то сегодня будут? – спросил Валерка. – Будут, но чуть попозже, – ответил Альберт. – А ты решил вернуться? – Не к вам, – отрезал Валерка. Он повертел головой, разыскивая Анастасийку. Анастасийка сидела на лавочке, положив рядом с собой цветной пакет, и листала песенник. Валерка присел бы рядом, но мешал Гельбич, требующий сопереживания. – Меня мамка однажды послала в магазин за молоком, а там обед, – рассказывал он. – Я такой думаю: пойду к пацану одному ненадолго, он мне обещал ниппели для велоса, пошёл, а меня машина сбила! Валерку и Гельбича, конечно, заметила разбойница Жанка Шалаева, которой наскучило болтать со своим тупым и неразлучным Лёликом. – А-а, Вася! – радостно заулыбалась она Валерке как давнему другу и протянула руку. – Здорово, Вася! Держи пятёру! – Я не Вася! – сквозь зубы процедил Валерка, не принимая рукопожатия. – Жанка сказала Вася, значит, будешь Вася! – с угрозой заявила Лёлик. – Иди ты, Маруся, – буркнул Валерка. – Ты чё борзеешь, очкастый? – напряглась Лёлик. – Он не Вася! – встрял Гельбич по долгу дружбы, и Валерка испытал к нему прилив тёплого чувства. – Ты чё, в уши долбишься? Лёлик даже обомлела от такой непривычной для неё наглости, однако высокий и вихлястый Гельбич явно не был ссыклом из музыкальной школы. – А ты кто? – с интересом спросила Жанка. Гельбич осклабился, с удовольствием разглядывая Жанку. – Я к вам петь записываюсь. – Ты чё, петь умеешь? – удивилась Жанка. – Спой. – Чё спеть? – охотно поддался Гельбич. – «Чунгу-Чангу». Гельбич откашлялся, набрал воздуха в грудь и вдруг запел необычным, глубоким и сильным голосом: – Чунга-Чанга, синий небосвод, Чунга-Чанга, лето круглый год!.. Валерка с недоверием поглядел Гельбичу в рот, не понимая, как там умещаются такие способности. Но Жанка упрямо хмыкнула: – К нам без пароля всё равно не записываются! – А какой пароль? Жанка поколебалась, взвешивая своё решение. – «Канада»! – наконец сурово сказала она. Валерка удивился: Гельбич и Жанка Шалаева явно понравились друг другу. Жанка уступала, и за Гельбича теперь можно было не беспокоиться. Валерка словно бы невзначай переместился ближе к Анастасийке, а потом опустился рядом на лавочку. Анастасийка не обращала на него внимания. – Привет, – сказал Валерка. – Какую песню учишь? – Я все и так наизусть знаю. – А что готовите к выступлению? – не отставал Валерка. – «Орлят»? Он помнил, что Анастасийка хотела солировать на «Орлятах», а Жанка хотела, чтобы пели «Чунгу-Чангу», под которую можно танцевать. – Конечно, «Чунгу-Чангу», – утомлённо сообщила Анастасийка. Валерка кивнул с сочувствием. Учителя вроде Вероники Генриховны почему-то всегда поддерживают плохих детей вроде Жанки: защищают их перед другими учителями, назначают командирами на «Весёлых стартах» или при сборе металлолома, награждают грамотами за успехи в труде – больше-то не за что. Видимо, если учительница – или вожатая, не важно, – чувствует себя в своём коллективе чужой, то среди детей выделяет таких же чужаков: чаще всего, увы, шпану. А Греховна отличается от других вожаток: носит серьги, не наказывает за всё, не мучит дисциплиной. Горь-Саныч тоже отличается от Сан-Колаича, своего соседа по комнате, или от физрука Руслана. Поэтому, полагал Валерка, Горь-Саныч и полюбил Греховну. – Вероника не понимает музыкального искусства, – высокомерно сказала Анастасийка. – Ей только деревенским клубом руководить. Тем временем Гельбич знакомился с Жанкой. – Ты где живёшь? – допытывалась Жанка. – На «Стошке», – с гордостью отвечал Гельбич. «Стошкой» называли посёлок «Сто шестнадцатый километр». Откуда отсчитывался этот километр, никто не ведал. Хулиганы из неблагополучной «Стошки» славились своей храбростью и доблестью. – Кого знаешь? – Сику знаю. Бокса. Баллона. – А Беклю знаешь? – Мой друган. Жанка улыбалась. Ответы Гельбича её полностью удовлетворяли, и сам Гельбич был ничего такой – высокий, нормальный. Проверка пройдена. – Давай галстук, – сдалась Жанка. – Я тебе распишусь. Если девочка писала что-либо на пионерском галстуке мальчика, это означало глубокую симпатию. Но у Гельбича не было с собой галстука. Он отчаянно закрутился на месте, увидел Альберта и бросился к нему. – Слышь, дай галстук! – попросил он, хватая Альберта за руку. – У меня есть, только в корпусе! Я тебе вечером свой принесу! Альберт в замешательстве пытался отцепить от себя пятерню Гельбича. – Э-э… нет-нет! Я… э-э… я не могу! – Слово пацана – принесу! – горячо убеждал Гельбич. – Позарез надо! – Галстук – это же символ!.. – беспомощно сопротивлялся Альберт, встряхивая своей богатой и ухоженной шевелюрой. – Поглаженный принесу! – напирал Гельбич. – Прекрати! – рассердился Альберт. – Оставь меня в покое! Гельбич оглянулся. Жанка коварно ухмылялась, и Лёлик тоже. И тогда Гельбич грубо заломил Альберту руку, будто милиционер – преступнику. Альберт, охнув, согнулся пополам, и его чёлка упала на лицо волной, как птичье крыло. Гельбич, удерживая пленника в наклон, сунул палец в узел его пионерского галстука и одним движением вытащил галстук за уголок – так фокусник выдёргивает платок из своей волшебной шляпы. – Сам виноват! – Гельбич пихнул Альберта прочь от себя, выпуская на свободу. – Не надо крысить, когда пацаны просят! – Дай ручку, – потребовала Жанка у Лёлика. Гельбич возвращался победителем. Гордо расправив плечи, он растянул галстук за концы и расстелил у себя на груди, как манишку. Жанка попробовала ручку на своём запястье – пишет ли? – и принялась выводить на галстуке слова послания. Гельбич ласково смотрел на Жанку сверху вниз. Валерка сощурился и прочитал две косые строчки: «На столе стоит стокан а в стокане лилия, что ты смотрешь на меня морда крокодилия». Гельбич тоже читал, хоть ему было и неудобно, и шептал от усилия понять. Послание привело его в восторг. Он заулыбался во всю пасть. – Уроды, – с презрением подытожила Анастасийка. Валерка перевёл взгляд на Альберта. С Альбертом происходило что-то странное. Он побледнел до какого-то неестественно пепельного цвета, под глазами легли тёмные тени, щёки пугающе запали, а губы почернели. И он весь вспотел, даже белая рубашка прилипла к спине. Его как-то корчило, кривило, встряхивало толчками. И вдруг Альберт кинулся к Павлику, сорвал с него пилотку со звездой и нахлобучил на свою голову. Белобрысый Павлик застыл от изумления. Трясущимися руками Альберт отколол у Павлика с футболки пионерский значок и пришлёпнул себе – похоже, воткнул иголкой прямо в тело. А потом бросился бежать к Дружинному дому. Все провожали его глазами. – Стучать дриснул, глиста инкубаторская, – убеждённо выдал Гельбич. Но тут ему стало не до Альберта. По дорожке от Пионерской аллеи к Дружинному дому решительно шагали Ирина Михайловна и Лёва. – Вот он! – Лёва указал вожатке на Гельбича. Гельбич содрогнулся. Такого предательского удара он не ожидал. – Ты чего с тренировки удрал? – прямо в лоб атаковала его Ирина Михайловна. – Ты чего команду бросил? – Да надоел мне этот футбол! – сразу возмущённо заорал Гельбич. – Я петь буду! Пускай Хлопов гоняет, если его заклинило! – Ты пионер или кто? – вожатка надвигалась на Гельбича, и тот пятился. – Ты помнишь, что такое ответственность?