В конце недели к нам в управление пришел Закир Хайбуллин. Для беседы с ним Малышев пригласил своих заместителей. – Летом 1980 года я проходил службу в воздушно-десантном полку в должности начальника штаба батальона. Наша часть дислоцировалась в городке Файзабад на севере Афганистана, – по-военному сухо начал свой рассказ Хайбуллин. – В августе месяце к нам поступила информация, что через горные перевалы с территории Пакистана в район кишлака Джурм отправляется караван с оружием. На территории, подконтрольной нашей части, было шесть перевалов. Мы решили перекрыть их все двухэшелонными заслонами. На перевал Бадахшан-центр командир полка послал группу под руководством лейтенанта Авдеева, во второй эшелон заступил прапорщик Самошкин с десятью бойцами. Расстояние между группами было около пяти километров. В случае прорыва душманов Самошкин должен оставаться на месте, ждать мятежников на горной дороге. Общий замысел был такой: отряд лейтенанта сковывает основные силы противника, а в случае его прорыва Самошкин из пулеметов уничтожает остатки каравана. Позицию Самошкину определили на вершине холма, откуда хорошо простреливалась местность внизу. Мы ждали караван два дня и вдруг получили сообщение от Авдеева, что в районе расположения Самошкина идет бой. Представьте карту горной местности. Перед вами шесть окон и шесть заслонов, все продумано и перекрыто, и – на тебе! – какой-то блуждающий душманский отряд напал с тылу, а не в лоб. Первая мысль – это отвлекающий маневр. Как только мы пошлем подкрепление Самошкину, враг ударит совсем в другом месте, и у нас не будет резерва перекрыть новую точку прорыва. Командир полка запросил поддержки у вертолетчиков, но у тех не нашлось свободной «вертушки», и группа прапорщика Самошкина осталась предоставленной сама себе. Помочь ей ни с земли, ни с воздуха мы не могли. На прорыв душманы пошли не через перевал Бадахшан-центр, а по самому северному коридору. Мы без труда разгромили караван и приказали Авдееву выдвинуться на помощь второму эшелону. Дальше будет история грязная, малопонятная и запутанная, и будь Самошкин жив, я бы никогда не стал ее вспоминать. Что хотите обо мне думайте, но я служил с ним в одном полку, ел один хлеб, под одними пулями жизнью рисковал. У нас, у ветеранов Афганистана, свои понятия о чести и воинском братстве. Когда Авдеев поднялся на вершину, обороняемую группой Самошкина, то обнаружил там такую картину: три бойца были убиты с небольшого расстояния, пять человек погибли в блиндаже при взрыве гранаты. Два бойца и сам Самошкин исчезли. Откуда наступал враг и как шел бой – не понять, накануне был сильный дождь, все следы смыло. Авдеев приказал спустить тела убитых на «серпантин», а сам собрал образцы гильз вокруг поста и зарисовал место боя. Все дальнейшее расследование мы проводили по его схемам и со слов Самошкина. Он, неизвестно откуда, самостоятельно вышел на горную дорогу. Еще через день с гор спустился раненый солдат, фамилии которого я не помню. Как показал на допросе в особом отделе Самошкин, враг подкрался к его посту с соседней высотки. Он и пять бойцов вступили в бой, а остальные пятеро, по непонятным причинам, взорвались в блиндаже. На собственной гранате подорвались. Потеряв трех человек убитыми в перестрелке, Самошкин принял решение отойти на другую позицию. Решение, прямо скажем, не самое лучшее, но в условиях скоротечного боя вполне допустимое. При отступлении Самошкин потерял из виду оставшихся солдат и дальше выбирался самостоятельно. Оставшийся в живых боец в целом подтвердил его показания. Я с группой офицеров на вертолете облетел место боя и пришел к выводу, что если бы в группе Самошкина была налажена дозорная служба, враг незамеченным никак бы не смог к ним приблизиться. Но это мое мнение, а у командира полка сложилось свое: Самошкин смалодушничал и оставил обороняемую позицию. Командир дивизии, чтобы не выносить сор из избы, приказал Самошкина комиссовать из армии по состоянию здоровья, а оставшегося в живых солдата после лечения перевести для дальнейшей службы в Союз. Один из убитых на перевале солдат был уроженцем нашего города. Его тело на Родину сопровождал Демушкин, служивший в нашем полку офицером разведки. На поминках солдата Демушкин напился и заявил его родне, что сын их вовсе не герой, а, скорее всего, был убит в перестрелке между солдатами на посту. Брат погибшего бросился в драку, но Демушкин так отделал его, что тот потом долго лечился. Теперь обо мне и Демушкине. Мы с ним хоть и земляки, но в армии друг друга недолюбливали. Как-то раз я вышел с отрядом на перехват каравана с оружием. Маршрут, по которому мы двигались, разработали в штабе полка, рекогносцировку на местности проводил Демушкин. По его злой воле или по недосмотру не был учтен обвалистый характер склона горы на месте предполагаемого прохода каравана. Во время боя склон горы обвалился, и под камнепадом погибли несколько человек. Я в этом бою был ранен в голову и комиссован из армии. Демушкин прослужил в Афганистане до 1982 года и был уличен в контрабанде дефицитных вещей в Союз. С ним поступили так же, как с Самошкиным – нашли на медкомиссии язву желудка и списали в запас. Вот и все, что я могу вам рассказать о Самошкине и покойном Демушкине. – Как фамилия солдата, тело которого сопровождал Демушкин? – спросил Малышев. – Не помню, но в областном военкомате о нем должны быть сведения. – Скажите, Закир Шамильевич, а что вы думаете о событиях на перевале? – задал вопрос я. – Грустно говорить, но мое мнение такое: все в отряде Самошкина были пьяны и прозевали появление врага. Во время боя командир группы струсил и первым покинул обороняемую позицию. Увидев его бегство, двое оставшихся солдат также сбежали. Взрыв в блиндаже, скорее всего, – следствие небрежного обращения с гранатой. – Вскрытие установило, что солдаты были пьяны накануне смерти? – Никакого вскрытия не было. Тела погибших запаяли в цинковые гробы и отправили на Родину. В сопроводительных документах указали: «Погиб при выполнении воинского долга по защите рубежей Советского Союза». – По гильзам экспертизу проводили? – Нет. На месте боя не обнаружили трех автоматов и одного пулемета. С чем сравнивать? – Самошкин вышел к своим без оружия? – Он вышел с автоматом, а его боец – с пустыми руками. К солдату вопросов не было – он был ранен в плечо, потерял много крови и не мог нести оружие. – У меня вопрос, – поднял руку Клементьев. – Восемь солдат были убиты, один нашелся, а где еще один? – До сих пор не нашли. Он числится пропавшим без вести. По реалиям Афганистана тех дней солдат либо убит и тело его не найдено, либо попал в плен. – У меня будет вопрос о вашей организации, – глядя Хайбуллину в глаза, сказал Малышев. – Сколько человек входило в «Сибирское объединение ветеранов Афганистана»? – Около пятидесяти. Забудьте о них. После смерти Демушкина его сторонники, не связанные с криминалом, перешли к нам, остальные разбрелись кто куда. «Сибирского объединения ветеранов Афганистана» больше не существует, остался только наш союз. В этом году мы устроим перевыборы руководства и избавимся от всех сомнительных личностей. Пока был жив Демушкин, он не давал нам кворума на перестановки в руководстве, а сейчас мы наведем порядок. После ухода Хайбуллина мы остались у начальника выкурить по сигарете. – «Как причудливо тусуется колода!» – процитировал слова булгаковского Воланда Малышев. – В нашем «клубке» все больше и больше нитей, и каждая из них тянется в свою сторону. – У вас появилась новая версия? – спросил я. – Некий брат ждал восемь лет, чтобы отомстить Демушкину за поруганную честь погибшего родственника? – Ничего нельзя сбрасывать со счетов, все может быть. – Я не верю в брата, – заявил я. – Взрыв, по-моему, был направлен на Шафикова. Сейчас у его дочери появился новый жених, по виду спортсмен. Через дочь, через дележ наследства можно прибрать к рукам кооператив Шафикова. Это раз. Теперь – два. Из всех упомянутых Ключниковым группировок только «Борцы», возглавляемые Задорожным, не пострадали во «Встрече». Сложим один и два и получим нить, ведущую через дочь Шафикова к Задорожному. – Займись зятем Шафикова. Установи, кто он и откуда, – распорядился Малышев. Жених дочери погибшего кооператора оказался просто здоровым парнем, а не спортсменом. Никакого отношения к противодействующим группировкам он не имел. В конце месяца я проверял исполнение данных Малышевым поручений и увидел, что оперуполномоченный Симонов не опросил жильцов одной из квартир в доме напротив «Встречи». Я вызвал нерадивого сотрудника и устроил ему нагоняй. – Участковый же по квартирам ходил, – оправдывался Симонов. – Зачем мне-то с каждым жильцом встречаться? – У меня кто работает – ты или участковый? – задал я убийственный вопрос. – Чтобы к вечеру допрос был у меня на столе! Сведения, полученные Симоновым, вновь запутали картину преступления. Допрошенная им свидетельница показала, что тридцатого декабря весь вечер просидела у окна, ждала задерживающегося с работы мужа. Непосредственно перед взрывом она видела, как к кафе подъехал легковой автомобиль, из которого вышли мужчина, одетый в куртку «аляска», и мальчик-подросток без верхней одежды. Никакие милиционеры ни с подростком, ни без него в кафе не входили. – Почему ее раньше никто не допросил? – нахмурившись, спросил я. – Она тридцать первого числа легла в больницу с острым аппендицитом и выписалась только сейчас, – ответил Симонов. – Мужика в «аляске» она не запомнила? – Нет. Когда он входил в кафе, то был к свидетельнице спиной, а как он выходил, она не видела, выключала чайник на плите. Автомобиль она описать не может, в машинах не разбирается. «С пацаном в кафе заходил «тренер», – решил я. – Этот человек имел такую власть над Самошкиным, что тот предпочел в тюрьму сесть, лишь бы не выдавать его. Если секрет молчания швейцара ведет в Афганистан, то это дело дохлое, и упрется оно, скорее всего, в исчезнувшего солдата. А может, Афганистан тут совсем ни при чем, а «тренер» и Самошкин были сообщниками, каждый из которых исполнял свою роль. Пока мы не поймем, кто был главной целью убийц, ни Афганистан, ни дележ имущества Шафикова нам обстоятельств дела не прояснят». Глава 24 Кто кого? В ночь с 20 на 21 января в спорткомплексе на улице Сакко Юрий Задорожный собрал десять своих самых преданных сторонников. Задорожному было сорок девять лет, он находился в прекрасной физической форме, регулярно тренировался, никогда в жизни не пил и не курил. После победы в 1976 году на всероссийских соревнованиях по вольной борьбе Задорожный перешел на тренерскую работу в спортивное общество «Урожай». В том же году Юрий Юрьевич женился на симпатичной девушке Нине, дочери главы областного комитета по физической культуре и спорту. На свадьбе отец невесты сделал новобрачным шикарный подарок – преподнес ключи от двухкомнатной квартиры. – Теперь я жду подарка от тебя! – с намеком заявил спортивный функционер. Подарок не заставил себя ждать. Через десять месяцев после бракосочетания Нина Задорожная родила двух очаровательных девочек-близняшек. Семейное счастье Юрия Задорожного было недолгим. Летом 1980 года он увез группу борцов на соревнования в Красноярск и вернулся домой на два дня раньше срока. Открыв своими ключами квартиру, он застал супругу в обществе незнакомого молодого человека. Реакция спортсмена была молниеносной и жесткой: первым ударом он сломал незнакомцу челюсть, вторым отправил жену в затяжной нокаут. Травмированный незнакомец оказался несговорчивым человеком и подал на Задорожного заявление в милицию. Несмотря на активное противодействие областной спортивной организации, уголовное дело в отношении Задорожного было закончено расследованием и передано в суд. Учитывая заслуги Юрия Юрьевича перед советским спортом, наказание он получил чисто символическое – два года условно. На следствии и в суде Задорожного защищал Анатолий Терсков, лучший адвокат города. Услуги Терскова стоили недешево, и Юрию Юрьевичу пришлось влезть в долги. Тесть Задорожного, узнав об обстоятельствах, при которых была избита его дочь, публично назвал Нину Задорожную шлюхой и проституткой и потребовал немедленно вернуться к мужу и попросить у него прощения. Юрий Юрьевич жену простил, но отношения между супругами с тех пор стали натянутыми. В новогоднюю ночь 1988 года Юрий Задорожный вышел с дочерьми во двор покататься с горки. Между ним и двумя пьяными мужчинами возник конфликт, закончившийся для пьяниц ушибами и переломами. Уладить дело взялся Терсков. Он провел переговоры с пострадавшими и передал их требования Задорожному: за отказ от подачи заявления в милицию каждый из избитых мужиков запросил по тысяче рублей. Юрий Юрьевич обратился за помощью к друзьям и знакомым, но одалживать денег тренеру никто не захотел. Спасение пришло с неожиданной стороны. Всю требуемую сумму, совершенно безвозмездно, Задорожному преподнесли два его бывших ученика, спортсмены-борцы Стенин и Пучинин. – Где вы достали столько денег? – спросил ошарашенный видом сотенных купюр Юрий Юрьевич. – Кооператоров тряхнули, – честно признались ученики. – На благое дело толстосумов раскрутили. За деньги не беспокойтесь, отдавать не придется. Откупившись от потерпевших, Задорожный первый раз в жизни решил попробовать спиртного. Он пригласил Стенина и Пучинина в ресторан «Солнечный» распить бутылочку шампанского. В «Солнечном» было многолюдно: в одной стороне обеденного зала гуляли кооператоры, в другой – веселились воры. Посмотрев на кабацкую публику, Задорожный развернулся и уехал домой. На другой день он объявил о создании неформального объединения «Борцы». Через полгода под руководством Задорожного «Борцы» из разнородных группировок спортсменов превратились в мощную сплоченную организацию, готовую по приказу своего вожака пойти в огонь и в воду. Собрав ночью в борцовском зале своих приближенных, Юрий Юрьевич сказал: – После смерти Демушкина рухнуло последнее препятствие к захвату власти. С завтрашнего дня все кооператоры Заводского района должны выплачивать дань нам. Кто выступит против – всех под пресс! Никого не щадить. Если рыпнутся воры – в порошок их стереть! Война, так война. Мы к ней готовы, и мы в ней победим! Узнав о решении Задорожного, начальник городского УВД вызвал к себе Игнатова, начальника милиции Заводского района. – Ты знаешь, что у тебя в районе назревает война? – спросил Большаков. – Ничего не будет, – заверил Игнатов. – Воры безропотно отдадут власть над районом. У них нет сил противостоять «Борцам». Начальник Заводского РОВД немного помедлил и выдал то, о чем думали все: – Товарищ полковник, нам не все ли равно, кому кооператоры будут дань платить? Если Задорожный захватит власть в районе, то воры лишатся солидной денежной подпитки. Я думаю, что милиции в передел собственности вмешиваться не стоит. – Алексей Леонидович, ты в своем уме? – стараясь не выходить из себя, спросил начальник УВД. – С каких это пор бандиты стали делиться на плохих и хороших? Запомни, если у тебя в районе прольется хоть капля крови, я вышибу тебя из милиции! – Алексей Леонидович, – подозрительно прищурившись, обратился к Игнатову замполит УВД, – я слышал, что твой сын вольной борьбой занимается? – Занимается, – сухо, с оттенком неприязни в голосе, ответил Игнатов. – Мой сын тренируется в спортобществе «Динамо». К Задорожному и его «Борцам» он никакого отношения не имеет. О сложившейся ситуации Большаков доложил руководству областного УВД, к делу подключился горком партии. – Если в Заводском районе начнется хоть малейшая смута, Игнатов у меня партбилет на стол выложит! – заявил первый секретарь горкома КПСС. «Лет бы десять назад так стращал, – подумал Большаков. – Сейчас что коммунист, что нет – все едино». Приехав из горкома, Большаков собрал руководителей городской милиции: – Готовьтесь к самому худшему! – предупредил он.