– А… ну… рад, что тебе подошел. – По-моему, у нас головы одного размера. Гурни рассмеялся, сам не очень-то зная, почему. – Что ж, в любой момент, как сможешь выбраться, приезжай – будем рады тебя видеть. – Он помолчал. – Как учеба? – Ни минутки свободной, чтения выше головы, но в целом здорово. – Так ты не жалеешь, что завязал с Уолл-стрит? – Ничуть. Ну, может, в очень редкие секунды. Но потом вспоминаю, сколько дерьма там шло в нагрузку – Уолл-стрит вымощена дерьмом, – и просто счастлив, что больше во все это не играю. – Отлично. Настало молчание, наконец нарушенное Кайлом. – Ну так я позвоню кое-кому, поспрашиваю, не известно ли чего про Киберцерковь, и дам тебе знать. – Чудесно, сынок. Спасибо. – Целую, пап. – И я тебя. Закончив разговор, Гурни так и остался сидеть с телефоном в руке, раздумывая о причудливом характере его взаимоотношений с сыном. Мальчику исполнилось… сколько? Двадцать пять? Двадцать шесть? Сразу и не вспомнишь. И большую часть этого времени, особенно последние десять лет, они с Кайлом были… как бы сказать? Не то чтобы совсем чужими – слишком уж это эмоционально насыщенный термин. Отдалились друг от друга? Уж во всяком случае, подолгу не общались. Но когда все же общались, то с неизменной теплотой, особенно со стороны Кайла. Возможно, объяснение было столь же простым, как и фраза его первой, еще университетских времен девушки, произнесенная ею в момент разрыва несколько десятков лет назад: «Тебе просто не нужны другие люди, Дэвид». Ее звали Джеральдиной. Они стояли возле теплицы в Ботаническом саду Бронкса. Цвели вишни. Начинался дождь. Она повернулась и побрела прочь, а дождь становился все сильнее и сильнее. С тех пор они ни разу не разговаривали. Гурни посмотрел на телефон в руке. Наверное, стоит позвонить Мадлен, сказать, что он едет. Голос у нее был сонный. – Ты где? – Прости, не хотел тебя будить. – А ты и не разбудил. Я читала. Ну, может, задремала самую малость. Его подмывало спросить, не «Войну и мир» ли она читает, – Мадлен читала эту книгу уже целую вечность, и та зарекомендовала себя как крайне действенное снотворное. – Просто хотел сказать, что я на полпути между Диллвидом и Уолнат-Кроссингом. Буду дома через двадцать минут, даже чуть раньше. – Хорошо. А что так поздно? – Был у Хардвика, возникли кое-какие осложнения. – Осложнения? С тобой все в порядке? – В полном. Все расскажу, как домой доеду. – Я уже спать буду. – Ну тогда утром. – Осторожнее на дороге. – Ладно. До скорого. Он сунул телефон в карман, сделал пару глотков остывшего кофе, выкинул стакан с остатком в урну и выехал на шоссе. Теперь мыслями его завладел Хардвик. И Гурни не покидало неприятное ощущение, что надо было не слушаться его, а все-таки ехать следом. Конечно, существовал риск, что все пойдет кувырком, одно за другим – перестрелка с нападавшим, выход на сцену официальной полиции, расследование управления касательно Эсти, необходимость умалчивать кое-какие подробности встречи, чтобы не выдать ее, полуправдивые показания, путаница, неразбериха, узлы и хитросплетения. С другой же стороны, была вероятность того, что Хардвик столкнется лицом к лицу – или дулом к дулу – с противником не по силам. Очень хотелось развернуться и двинуться туда, куда, скорее всего, заведет Хардвика погоня. Но слишком уж много было разных вариантов развития событий. Слишком много перекрестков – и каждый уменьшал шансы угадать верный путь. А даже если каким-то чудом и удастся каждый раз выбирать правильное направление и достичь цели, неожиданное появление стрелка запросто способно создать не меньше проблем, чем решить. Так он и ехал вперед, раздираемый внутренней борьбой, и наконец добрался до поворота к своему дому. Он вел машину медленно, потому что у оленей водилась привычка неожиданно выскакивать прямо под колеса. Не так давно он сбил олененка, и от этого воспоминания ему до сих пор делалось дурно. Наверху он притормозил, чтобы дать время дикобразу убраться с дороги, и следил, как тот неторопливо топает в заросли высокой травы на склоне за сараем. Дикобразы пользовались дурной репутацией за обыкновение грызть все, что попадется, начиная с обшивки домов и кончая тормозными трубками у машин. Фермер, живущий чуть ниже по склону, советовал отстреливать их, как только заметишь. «Проблем от них масса, а толку никакого». Но Гурни на такое не хватило бы духу, да и Мадлен не одобрила бы. Он снова завел машину и уже собирался свернуть на поросшую травой дорогу к дому, как взгляд его привлек отблеск – в окне сарая: яркое пятнышко света. Сперва Гурни подумал, что в сарае не выключен свет – может, Мадлен забыла, когда последний раз кормила кур. Но лампочка в сарае была тусклой и с желтым оттенком, а этот свет – резким и белым. Пока Гурни вглядывался, свет засиял ярче. Гурни выключил фары. Просидев в полной озадаченности еще несколько минут, он взял с пассажирского сиденья тяжелый металлический фонарь Хардвика и, не включая его, вылез из машины и сквозь темноту зашагал к сараю, ориентируясь на то странное пятнышко света. Казалось, когда он двигается, оно тоже смещается. Внезапно он покрылся гусиной кожей, осознав, что свет горит вовсе не в сарае. Это было отражение – отражение в окне чего-то, находившегося за спиной у Гурни. Он моментально повернулся и увидел яркий свет, пробивающийся сквозь деревья вдоль гребня холма за прудом. Первая догадка, мелькнувшая у него в голове, была – галогенный поисковой фонарь на крыше военного джипа. В сарае позади прокукарекал петух – должно быть, его разбудила необычная иллюминация. Гурни снова посмотрел на холм – на ширящийся, набирающий яркость свет за деревьями. И тут, разумеется, все стало очевидно. Как должно было быть с самого начала. Никаких загадок. Никаких неизвестных машин в ночном лесу. Ничего необычного. Просто полная луна, встающая над холмами в ясную ночь. Он ощутил себя полным идиотом. Телефон зазвонил. Мадлен. – Это ты там у сарая? – Да, я. – Тебе звонили. Ты едешь? – голос у нее звучал как-то очень холодно. – Да. Просто проверял кое-что. А кто звонил? – Алисса. – Что? – Женщина по имени Алисса. – А фамилию она тебе назвала? – Я спрашивала. Она сказала, ты, верно, фамилию и сам знаешь, а если нет, то с тобой и разговаривать не о чем. Голос у нее – не то пьяная вдрызг, не то просто ненормальная. – Номер она оставила? – Да. – Сейчас буду. Через две минуты, в 10:12 он стоял на кухне с телефоном в руке и набирал номер. Мадлен в летней пижаме, розовой с желтым, стояла у раковины и убирала из сушилки ложки и вилки. На звонок ответили с третьего же гудка – хрипловатым, но нежным голосом. – Возможно ли, что мне перезвонил детектив Гурни? – Алисса? – Единственная и неповторимая. – Алисса Спалтер? – Алисса Спалтер, от которой жених сбежалтер, – она говорила, точно двенадцатилетка после набега на родительский винный буфет. – Чем могу помочь? – А вы хотите мне помочь? – Вы звонили недавно. Что вы хотите? – Помочь. Только и всего. – И как именно вы хотите помочь? – Хотите знать, кто убил Петушка Робина? – Что?