Дверь магазина распахивается. У меня холодеет кровь. Это отец. Зажав в руке ключи, он натягивает куртку. – Он нас догонит! – говорю я. – Пусть попробует. Дружелюбный миляга Брекен исчез, и я не узнаю хладнокровного незнакомца, появившегося на его месте. Он твердо намерен сбежать. – Нас уже и след простынет. – Это еще как? – спрашивает Джош. – На шоссе нам не проехать. Дороги все в снегу. – Я больше так не могу. – Харпер дышит быстро и прерывисто. – У меня был план. И он работал. – Успокойся, – снова говорит Брекен. – Мы недоплатили двадцать баксов за бензин, а не подожгли эту чертову бензоколонку. – И что? Типа все в порядке? – вопит она. – Это воровство! Ты думаешь, я могу себе позволить… Харпер обрывает себя на полуслове. Я разворачиваюсь, выискивая взглядом владельца. Сквозь снег, машины и столбы насосов мне ничего не видно. Вот он. Как раз когда мы заезжаем под мост под трассой I-80 и нас на мгновение скрывает тьма, он забирается в кабину огромного пикапа. Мы снова попадаем в тусклый предзакатный свет, и ко мне возвращается голос. – Он нас видел. Он уже едет за нами. – Гонки в метель! – Кайла хихикает. Я слышу, как щелкает пальцами Джош – видимо, у нее перед лицом. – Кайла. Не время шутить, ага? Она затихает, но продолжает фыркать себе под нос. Снаружи снег накрывает пространство мягким живописным одеялом. Кайла ошибается насчет гонок: мы выжимаем максимум километров сорок пять в час. Быстрее просто не получится. Дороги один раз почистили, но снега опять набралось на пять-шесть сантиметров. Даже нынешняя скорость кажется мне слишком опасной. – Поверить не могу, что ты на это пошел, – говорит Харпер со слезами в голосе. – Я пытаюсь помочь, – рявкает Брекен. За нашей спиной зажигаются фары. Это пикап. – Он за нами, – говорю я. Брекен сворачивает вправо на проселочную дорогу. – Кто-нибудь, откройте карту. Помогите мне. Я хлопаю себя по карманам, но телефон, наверно, остался в рюкзаке. Я открываю бардачок, надеясь на лучшее, и достаю оттуда сложенную карту с напечатанным на передней стороне словом «Пенсильвания». Брекен, однако, трясет головой. – Это нам не поможет. Мы не знаем, где сейчас находимся. Нам нужна навигация. – Уже открыл, – говорит Джош, на секунду оторвавшись от сине-белого света экрана. – Через пятьдесят метров поверни направо. Я складываю карту и убираю обратно. – Вот этот поворот? – Просто поворачивай! – орет Джош. Брекен послушно разворачивает руль. Зад машины сильно заносит. Через несколько секунд Джош снова командует: – Следующий поворот налево. А потом сразу за ним – направо. У меня снова подводит желудок; горло сжало спазмом. Во рту собралась слюна. Я хватаю сиденье за своей спиной, и потные ладони скользят по коже кресла. – Мне нечем дышать. Мне нечем дышать, – снова и снова повторяет Харпер. – С тобой все в порядке, – говорит Брекен, виляя машиной влево и вправо. Та грохочет и скользит, проезжая поворот за поворотом. – У нас все хорошо. У меня так колотится сердце, что я удивляюсь, как еще оно не переломало мне ребра. Однако через несколько километров я начинаю думать, что, может, он и прав. В заднем стекле еще видны фары пикапа, но вот мы проезжаем через пару холмов, потом еще поворот – и фары исчезают. Дорога простирается за нашей спиной, узкая, сумрачная и покрытая снегом. Никаких огней. Ни одного. Так, погодите. Вдали опять появляются фары. Я присматриваюсь к этим булавочным головкам света, пытаясь измерить расстояние между нами и пикапом. Если я вижу его, видит ли он нас? – Выключи огни, – говорит Джош Брекену. – А я и не включал. – Они автоматические. Отключи их вручную, и задние фары перестанут светиться. Брекен так и делает. Дорога превращается в море серых волн, напоминая нам, что подступает ночь. Высокие деревья по бокам трассы скрывают нас своими тенями. Под колесами тихо хрустит снег. Брекен въезжает на холм и слегка тормозит на верхушке. Машина скользит, и у меня опять сжимается желудок, но я оборачиваюсь назад, снова высматривая крошечные огоньки фар. Я пытаюсь оценить то, что совершенно не в моих силах. Расстояние. Скорость. Марку и модель автомобиля. Может, пикап нас догоняет? Или это вообще другая машина? – Сразу за холмом поверни налево, – тихо говорит Джош. – Что? – Вот здесь, – говорит Джош. – К этому кемпингу. Он нас не увидит, потому что мы на другой стороне холма. Следуй за колеей, так будет незаметнее. Брекен проезжает мимо обшарпанной деревянной вывески, на которой читается: «Кемпинг „Кедровые Холмы“». Подъездная дорога совсем заросла. Она мягко извивается вверх по покатому склону холма, а потом резко сворачивает вправо. – Там на панели есть кнопка, режим управления на холмах, – говорит Харпер. На сей раз ее голос звучит спокойнее. Машина неуверенно забирается наверх, и колеса попеременно скользят и цепляются за гору. У меня потеет лоб. Долго в салоне мне не выдержать. Меня точно стошнит. Я оборачиваюсь сначала влево, потом вправо, стараясь разглядеть фары пикапа сквозь переплетение сухих ветвей. Ничего не видно. Наконец Брекен довозит нас до крошечной парковки, сворачивая направо от закрытой регистрационной будки между двумя воротами, от которых расходятся дороги на кемпинг и обратно. Он паркуется между двумя густыми порослями ежевики. Пара высоких сосен скрывает нас из вида. С дороги нас будет не разглядеть. Он нас не увидит. Не увидит. Я снова и снова повторяю это про себя, отчаянно пытаясь поверить. Мне до слез хочется проснуться от этого кошмара и оказаться рядом с мамой. Знает ли она, что я по ней скучаю? Во время наших звонков, когда я болтала о цветах, тенях и следующей выставке… Случалось ли мне отвлечься от болтовни об искусстве и сказать ей, что она мне дорога? Что я ее люблю. – Следы от шин, – небрежным тоном бросает Джош. – Он последует за нашими следами. Они сворачивают с дороги на кемпинг. – Черт. Брекен распахивает дверь и пускается бегом к холму. Задыхаясь от нехватки свежего воздуха и переизбытка адреналина, я бросаюсь следом. Снег брызжет холодом мне на щеки, и я упиваюсь этим морозом, чувствуя облегчение, как утихает буря в животе. Жалко, что на нервы это не действует. Я направляюсь за Брекеном. Он, спотыкаясь, скользит на подошвах к подножию холма, одновременно раскидывая снег по дорожке. Вытащив из леса огромную ветку, он широкой дугой водит ею по земле. Трюк срабатывает куда лучше, чем я ожидала, да и ветер помогает: он метет поземку вдоль дороги на холм, засыпая колкие снежинки мне прямо в глаза. Я стараюсь ботинками нагрести снега в колеи, чтобы помочь Брекену. Это трудно. Мне тяжело дышать. Каждый вдох словно набивает легкие льдом. Мне почти ничего не видно, если я не прикрываю глаза ладонью. Однако, приглядевшись, я вижу, что следы от наших шин почти исчезли: снег засыпал их и на дороге, и на самой вершине холма. А может, и того дальше. Думаю, все будет в порядке. Сквозь деревья вдали светят фары пикапа; они ныряют за холм – и скоро появятся на подъеме к нашей стоянке. Он совсем близко. – Едет! Едет! Прячься! – ору я. Брекен отбегает назад и вжимается в дерево метрах в семи от дороги. Зажмурившись с напряженным лицом, он стоит не шелохнувшись. Я притаилась за высохшими кустами; водитель вряд ли заметит меня здесь, вдали от трассы, скрытую рядом тщедушных елей. Затаив дыхание и сжав руки в красных перчатках в кулаки, я наблюдаю, как машина взбирается на следующий холм. Он подъезжает ближе. И ближе. И ближе. До нас остается всего один подъем. Я с трудом сглатываю ком в горле. Во рту пересохло. Хочется свернуться клубочком и спрятаться под одеяло, как в детстве, когда боишься темноты. Но я смотрю и смотрю, хотя снег колет мне лицо и слезы бегут по щекам неостановимым потоком. Снова появляются фары. Боже. Он что, останавливается? Он нас увидел?