– От чего? – Почти от всего. От яда. От заклятий враждебных. От стали и огня, – маг облизал тонкие губы. – Не думал, что кто-то сохранил подобное… – Может, древние? – отец оживился и поманил Арицию. – Подойди. И братец оживился тоже. Не удержался, ткнул пальцем в камушек и тотчас палец в рот засунул. – Жжется, – пожаловался он матушке, а та нахмурилась, ибо не пристало принцу и наследнику вести себя подобным образом. Пусть даже в восемь лет. Восемь – уже много. – Нет, отнюдь. Работа вполне современная. В прежние времена предпочитали вещи более… массивные, – произнес маг, разглядывая драгоценности. Или грудь сестрицы, на которой возлежало ожерелье. Фрейлины шептались, будто бы маг был еще тем развратником. Но место свое он знал. – Новодел, – подтвердил матушкин секретарь. – Несомненно. Однако весьма… изысканный. Вижу руку самого Феррела Фалийского… И слова его породили новую волну шепота. Летиция с раздражением подумала, что это она должна стоять там, перед батюшкой. И милостиво позволять всякие… разглядывания. И даже слегка смущаться. Ариция не смущалась. Она была совершенно безэмоциональна. Вот не было у нее способности чувствовать момент. Не было! Летиция надела ожерелье и тотчас испугалась, что у нее оно будет другим. Но нет. Тело окатило жаром, а вокруг заплясали искры. Синенькие. – Удивительно! Восхитительно! – придворный маг бросился и к Летиции, но трогать её благоразумно не стал. Только потер потные свои ладошки, верно, в избытке восхищения. – И подтверждает мою теорию! Можно допустить, что имелся в сокровищнице подобный комплект, но вот сразу два… а думаю, и больше! – Больше? – Ариция примерила и браслет. И серьги. Вечно она лезет вперед старших! – Несомненно. Невест-то больше. Мог бы и промолчать. Летиция молча вытянула руку, на которой сияло синим светом кольцо. Над ним плясали искры и это что-то да значило. Она даже ощутила силу, скрытую в предметах, но и только. Двумя часами позже состоялась совсем иная встреча. В саду. Благо, сад был в достаточной мере велик, чтобы люди могли в нем встречаться, не мешая друг другу. – Ах, мое сердце разрывается от боли, – дон Сержио склонился над рукой. И горячий поцелуй его опалил кожу сквозь перчатку. – Стоит мне представить, какая участь ожидает ту, что стала владычицей дум моих. Он держал руку нежно. Очень. И дышал так страстно. А еще стихи читал. От стихов ли, дыхания или еще чего, но в теле возникало престранное томление. – Я жаждал бы спасти вас! О, если бы я мог… – и кружевной платок трепетал в ладони. От платка и дона Сержио пахло розовым маслом и розмарином. В парике его, весьма роскошном, виднелись посеребренные пряди, что выглядело эффектно и изысканно. Черное кружево подчеркивало белоснежный бархат камзола. И камни в нем сияли искрами. – Вы можете, – руку Летиция не стала забирать, лишь огляделась воровато, но сад был пуст. Фрейлина, сопроводившая принцессу в сей укромный уголок, благоразумно удалилась. – Но как? – взвыл дон Сержио. – Скажи, о прекраснейшая, что сделать мне, дабы навеки изгнать печаль из твоих очей?! Они подобны небесам, исполненным лазури… Все-таки порой он слишком уж увлекался стихами, хотя следовало признать, что читал их вполне вдохновенно. – Мы сбежим, – прервала его Летиция, поскольку поэма грозила затянуться, и пусть прославлялась в ней она, прекрасная кругом, но все равно стоило сперва о деле поговорить, а уже потом восторгаться. Дон Сержио запнулся. – Вечером. Сбежим и тайно обвенчаемся. Тогда я никуда не поеду. – Но… – Некоторое время матушка, несомненно, будет сердита. И отец тоже не сразу простит. Дедушка опять же… Дедушка точно не поймет. И Сержио он не примет. Ретроград. Да и идеи у него престранные. Все же знают, что благородный человек не может работать. Это честь пятнает в конце-то концов! Вот и Сержио… да и зачем, когда другие работают? – Поживем год-другой в твоем замке, – Лукреция совершенно успокоилась. В конце концов, не так она и пустоголова, как матушка полагает. Наоборот. Она все продумала! Дон Сержио икнул. – Потом, когда наследник родится… или наследница. Не важно. Нас простят. Матушка всегда так, сначала поругает, но простит всенепременно. Самое большее – пять лет. Лицо Сержио почему-то вытянулось. – Да, определенно… так никто и не скажет, что они были мягки и попрали приличия. Конечно, продержаться пять лет вдали от двора будет нелегко, но мы ведь можем создать свой собственный двор. Сержио что-то булькнул. Наверное, от восторга и перспективы слова растерял. – Небольшой, но изысканный. Пригласим живописцев, музыкантов. Поставим твой балет. И к нам будут съезжаться люди! О нас пойдет слава, как о самой прекрасной, самой удивительной паре мира! – она прижала руки к груди и зажмурилась. – О, мы перестроим твой замок… и не только замок. И все земли! – З-зачем? – Чтобы соответствовали. Никаких крестьян, полей, пастбищ. Только чудесные лужайки и дивные сады. Назовем их Сады Любви. Тебе нравится? – Но… это… это неблагоразумно! – выдавил дон Сержио и, кажется, слегка побледнел. Точно, кажется. Пудра такая. Надо будет сказать, чтобы сменил. Слишком уж неестественный оттенок получается. – Ваши венценосные родители… – Конечно, осерчают. Тут думать нечего. Титулов могут лишить. Меня. Тебя-то не тронут, разве что немного… они же должны всем показать, что брак без благословения. Но не волнуйся, говорю же, это будет ненадолго. Пока мы не покажем всем, на что способна истинная любовь. Раздался тонкий свист и Летиция поднялась. – Сегодня, – сказала она строго. – В десять. Я жду тебя здесь. Готовь побег. И удалилась. Как прекрасное видение. Правильно. Она действовала именно так, как советовали в «Советнике для дам». Дарила надежду и исчезала, оставив кавалера пребывать в приятном томлении и душевном смятении. Насчет этого Летиция, правда, не была уверена, все-таки вслух дон Сержио не озвучивал ни про смятение, ни про томление, но очень надеялась. – Дура, – её схватили за локоть и дернули куда-то в кусты. И прежде, чем Летиция успела завизжать, зажали рот. – Это я. Ариция! Следила! Вот ведь пакость мелкая! – Только посмей мне помешать! – прошипела Летиция, испытывая преогромное желание укусить сестру, но та благоразумно руку убрала. – Не собираюсь. Он не явится. Если осталась хоть капля мозгов в этой петушиной голове. Летиция обиделась. – Явится. Он меня любит. – Тебя? Нет, он любит себя. В этом вы, к слову, похожи, – сестрица отпустила руку. – А еще он любит твой титул и перспективы, которые он открывал. Еще твое приданое. Но если ты сбежишь, то приданое могут и не выплатить, а титула лишат. И что останется? – Наша любовь! – Ну-ну, – фыркнула сестрица. – Знаешь, иногда мне начинает казаться, что ты не такая уж и дура. Но потом раз и все меняется. И понимаю, что именно такая… но и к лучшему. Обидно. До того, что прямо потянуло вцепиться в лицо этой… этой… слов нет, какой этой! Приличных. А неприличные принцессы произносят лишь мысленно. – В общем, конечно, попробовать попробуй, но я особо и не рассчитывала бы. Ариция её отпустила.