Маддалена усмехнулась: – Любая другая женщина на твоем месте сказала бы, что все мужчины суетятся и странно ведут себя перед свадьбой из-за страха потерять свободу, но ты – нет. Именно поэтому, хотя и не только поэтому, я так ценю нашу дружбу. Ты права, Клелия может передумать. Я вижу, что она тоже обеспокоена переменами в Умберто. Но Клелия только и делает, что твердит – может, чтобы убедить в этом саму себя? – что Умберто так ведет себя из-за приближающейся войны. Пожав плечами, Адель прочистила горло: – Возможно, так оно и есть. А ты что об этом думаешь? – Я думаю, что нельзя узнать человека, если ты не живешь с ним под одной крышей… Они помолвлены уже давно, но их встречи тет-а-тет можно пересчитать на пальцах одной руки. – Прости мою прямоту, но твоя дочь иногда бывает чересчур категорична. – Ты права, ее строгость по поводу того, что можно делать, а что нельзя, плохо уживается с безудержным характером. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. И тут ты полностью права. В этом плане нам с тобой повезло – мы сразу поняли, что Эдоардо и Федерико наши половинки. Однако, если Клелия выбрала Умберто, у нее были на то свои причины, разве не так? – В твоих словах, конечно, есть доля истины, вот только… – Маддалена остановилась на полуслове и вздохнула. – Вот только что? – Я никак не могу перестать думать об этом. Что-то тут не так. – Ты – мать, а материнское сердце не обманешь! Послушай, Маддалена, в случае неприятностей ты всегда можешь рассчитывать на меня. Маддалена кивнула. 3 Рим, сентябрь 1940 года Имение Дзукки Свадебное платье, сшитое Аделью Фенди, легко скользило по полу белоснежным облаком. О таком платье можно было только мечтать: элегантное, из шелкового шифона цвета слоновой кости, украшенное кружевом в тон, с треугольным вырезом и открытыми плечами. От талии кружевными воланами спускался шлейф, все застежки были обтянуты тканью. Какая жалость, что такое великолепие можно было надеть только в день свадьбы! Прислуга подняла шлейф с пола, чтобы аккуратно сложить. Умберто Дзукки должен был прийти в спальню с минуты на минуту. После торжественной церемонии и фуршета в саду он остался в гостиной беседовать с друзьями. Фамильный особняк Умберто представлял собой старинную виллу около Рима в Парко-ди-Вейо, построенную в восемнадцатом веке. Перед зданием был разбит роскошный парк. Когда Умберто пару лет назад привозил Клелию знакомиться с матерью, она тотчас же влюбилась в это место. Прекрасная архитектура, роскошный парк, радушие синьоры, принявшей ее как родную дочь и распорядившейся, чтобы зажгли старинный камин для большего уюта, – все было превосходно или по крайней мере казалось таковым. Несколько недель назад, впрочем, Умберто резко изменился, стал грубым и неприятным, каким прежде не был. Клелия думала, что его страшат предстоящая женитьба и то обстоятельство, что его как врача могут отправить на фронт. В июне Италия официально вступила в военный конфликт, и хотя Умберто был всего-навсего муниципальным медиком с вдовствующей матерью на иждивении и немедленный призыв на фронт ему не грозил, он все же попросил будущего тестя о ходатайстве. Федерико Белладонна заверил, что сделает все возможное, чтобы Умберто не призвали на фронт. Видимо, этого оказалось недостаточно, чтобы развеять все его страхи. Садясь в теплую ванну, Клелия тяжело вздохнула. Она собиралась натереться ароматическими мазями перед первой брачной ночью. Ей было страшно. То, что она не рассталась с девственностью до свадьбы, уже не казалось ей благом. Она не знала, чего ожидать от первого раза – у всех ее замужних подруг остались весьма противоречивые впечатления. Теплая вода благоухала розой. Клелия попыталась расслабиться в надежде, что ванна ее успокоит. Выйдя из воды, она подождала, пока служанка обернет ее теплым льняным полотенцем. – Вот так, синьора, – проговорила та, осторожно промакивая ее тело тканью. – Спасибо, – робко улыбнувшись, пробормотала Клелия. Затем она дала натереть себя ароматическими маслами лаванды. У прислуги Умберто была легкая рука, и вскоре массаж стал приятным. Клелия прикрыла глаза и постаралась отогнать дурные мысли. Страх перед первой супружеской близостью отступил. Ей казалось, что она быстро привыкнет к супружескому долгу и вскорости станет матерью. Она так долго мечтала о семье и теперь, оказавшись в шаге от мечты, корила себя за трусость. Мать предупредила ее, что первая близость может быть болезненной, однако эта боль быстро утихнет. – Вот ваш халат, синьора. – Голос служанки вернул ее к действительности. – Я скажу доктору Дзукки, что вы готовы? – Да. Оставшись одна, Клелия старалась сохранять спокойствие. Воспоминания о первом поцелуе вызвали на ее лице улыбку. Это случилось на лодке, около виллы Боргезе. Умберто поцеловал ее, когда они остановились посреди озера. Так отчего же теперь ей так страшно? В чем причина столь глупого беспокойства? Быть может, все дело в дошедших до нее слухах, которым она отказывалась верить? Как-то подруга рассказала ей, что видела Умберто выходящим из борделя. Когда Клелия потребовала объяснений, тот сказал, что навещал больную – ведь доктора обязаны помогать всем нуждающимся, – и предположил, что подруга решила оклеветать его из зависти. Далеко не каждой девушке выпадает честь стать невестой молодого врача. Клелия обвела взглядом комнату, чтобы скрасить ожидание. Спальня фамильного особняка, не считая огромной двуспальной кровати, была обставлена весьма скромно. Стены украшали сельские пейзажи в массивных позолоченных рамах. Ее взгляд задержался на зеркале. Оттуда на нее глядела привлекательная, но перепуганная и растерянная молодая женщина. Клелия поднесла руки к лицу, чтобы успокоиться перед приходом мужа. Поднялась и прошлась от будуара к кровати. Атласные туфли утопали в меховом ковре. Опершись об изголовье, дрожащей рукой она коснулась парчового покрывала. Услышав звук открывающейся двери, она чуть не подпрыгнула от испуга. На Умберто был пурпурный халат с отворотами из золотого шелка. В руках он держал бокал. Сделав глоток, Умберто ей улыбнулся. Казалось, он был в приподнятом настроении. – Моя прекрасная Клелия! – воскликнул он. – Иди сюда, любимая! Сядь перед зеркалом и причешись. Клелия кивнула и выполнила все в точности так, как ей было велено. Взяла со стола серебряный гребень и медленно прошлась по распущенным локонам. Из-за дрожи в руках даже такое простое действие давалось ей с трудом. – Ты прекрасна, как… как богиня, – пробормотал он, поставив бокал на комод около туалетного столика. Затем резким жестом распахнул халат, и Клелия с ужасом увидела, что под халатом ничего нет. Умберто застыл на месте, буравя ее взглядом. Казалось, его забавляло происходящее, а вот Клелии с каждой минутой становилось все больше не по себе. После двух лет помолвки она оказалась целиком в его власти. Забрав гребень, он бросил его на туалетный столик. Клелия боялась того, что последует дальше. Без лишних церемоний Умберто задрал ее шелковую сорочку и впился губами в сосок. Клелия содрогнулась от отвращения и оперлась о комод, чтобы устоять на ногах. Сжав зубы, она молилась, чтобы все закончилось как можно скорее. При этом ее не покидало ощущение, что в поведении мужа что-то не так. Подняв глаза, она увидела его отражение в зеркале. Жуткая гримаса исказила лицо Умберто до неузнаваемости. Клелии стало страшно. Когда он грубо ее развернул, опрокинув на комод, и с силой вошел, ей показалось, что в нее вонзили острый клинок. От дикой боли она стиснула губы, чтобы сдержать крик. Было похоже, что, закричи она, мужу бы это только понравилось. С закрытыми глазами она ждала, когда же он наконец завершит начатое. И когда тот, сжав ей ягодицы, вонзил пальцы в ее плоть и застонал от наслаждения, Клелия с трудом подавила рвотный позыв. – Молодец, малышка, – пробормотал Умберто, спустя минуту. – Мы с тобой отлично развлечемся. Затем он надел халат и удалился. Клелия сползла на пол, по ее ногам стекала тонкая струйка крови. Она вытерлась льняным полотенцем и направилась к ванной. Ей нужно было срочно отмыться. Теплая вода немного утихомирила боль. Некоторое время она с остервенением водила мочалкой по телу, затем, рухнув в постель, уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания. На следующее утро Клелия проснулась от шума сновавшей по коридорам прислуги. Она чувствовала себя совершенно разбитой, ноги онемели. Ее взгляд остановился на двери спальни, и на мгновение ей захотелось встать и немедленно вернуться к родителям. Но отец никогда ей этого не простит. По его словам, о лучшем зяте нельзя было и мечтать. «Когда ты станешь женой доктора Дзукки, у тебя будет вдоволь времени и на книги, и на друзей, и на хозяйство», – говаривал он. С ее умением рисовать, играть на фортепиано и вести беседы на любые темы замужество с Умберто гарантировало ей достойное положение в обществе. Постучавшись в дверь, вошла служанка, которая накануне готовила ванну. Поздоровавшись, женщина отбросила одеяло и подала руку, чтобы помочь Клелии подняться. С губ девушки сорвался стон. Служанка удивилась, но смолчала и осторожно протянула одежду. – Я хочу прогуляться после завтрака, – сказала Клелия, присев за туалетный столик, чтобы причесаться. – По распоряжению доктора Дзукки вам не велено выходить из дому одной, – раздалось в ответ. Клелия резко обернулась и удивленно воззрилась на прислугу: – Что? Ничего не понимаю… Служанка повторила распоряжение мужа. Клелии запрещалось выходить из дому и принимать гостей, за исключением родителей. Она могла проводить время только в гостиной, в спальне или в саду. Клелия не знала, что думать. Отставив чашку с чаем, она заявила, что не голодна и желает немедленно увидеть свекровь, поэтому попросила служанку предупредить ту о своем приходе, пока она одевается. С виду Мария Паола Дзукки была женщиной хрупкой и болезненной. Сын ее боготворил и оберегал как хрустальную вазу, по первому зову удовлетворяя любые прихоти. Клелия понимала, что беседа со свекровью едва ли поможет, но все-таки решила испробовать этот шанс. Как-никак Умберто женился на ней не только потому, что она была дочерью парламентария, но еще и потому, что к ней благоволила его мать. – Я ничего не могу поделать, голубушка, – раздался столь ожидаемый ответ свекрови, эхом прокатившийся по маленькой гостиной, выходившей в сад. Здесь ровно два года назад состоялось их первое знакомство. Тогда этот дом показался Клелии сказкой, а жизнь в нем – радостной и беззаботной. – Как прикажете это понимать? Почему вы не можете ничего сделать? – удивилась Клелия. Естественно, мать не пойдет против сына, но как она может закрывать глаза на его деспотичное поведение? – Он – твой муж. – Однако это не дает ему права запирать меня в четырех стенах! В конце концов я хочу видеться с друзьями! – возмутилась Клелия. – Моя дорогая девочка, со временем ты научишься получать от моего сына то, что захочешь. Он как твой отец… Хочет тебе только добра. А сейчас смирись и веди себя, как подобает жене врача. Твердость и терпение, вот что от тебя требуется, поняла? Мария Паола поднялась с кресла, давая Клелии понять, что разговор окончен. – Нужно всегда слушаться мужа, – добавила она, направляясь к двери. Клелия почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. – Подождите! Пожалуйста, вы не… – воскликнула она, схватив свекровь за рукав. – Он твой муж, не перечь ему, – перебила ее Мария Паола. – Мы, женщины, должны быть сильными. Потерпи, когда у вас будут дети, все изменится. Молись Богу, чтобы это случилось побыстрее. Вот увидишь, когда у меня появятся внуки, мой сын будет лучше к тебе относиться. – Мария Паола, да как же это? – изумленно пробормотала Клелия. Но свекровь лишь распахнула перед ней двери гостиной. Ее большие ясные глаза сузились до двух щелочек: – А теперь, моя дорогая, ступай, – проговорила она непререкаемым тоном. – Но… – Не беспокойся, будем считать, что этого разговора не было. Но ты, будь добра, прекрати жаловаться и веди себя, как подобает взрослой женщине. Ты теперь жена доктора Дзукки.