Прекрасный стеллаж Ричарда из светлых сосновых планок – стеллаж, который мне так нравился, – был выкрашен глянцевой черной краской! Теперь он уже никогда не будет прежним, даже если мне удастся его отскоблить! – Ах, Ричард!.. – бросив сумку на диван, я подошла к стене и коснулась искалеченных полок кончиками пальцев, не замечая, что по лицу текут слезы. Я хорошо помнила, как мы вместе сидели на диване, любуясь легкой, изящной конструкцией на стене. Уже тогда я догадывалась, что хотел сказать мне Ричард своим подарком. «Не волнуйся, Бет, у тебя все будет в порядке». Но его предсказание не сбылось. Ни о каком «в порядке» не могло быть и речи, и теперь я это знала. Глава 14 Как только я вошла в дом Джейми, из гостиной мне навстречу выбежала Оливия. – Бет! Бет! Завтра Рождество! – закричала она, от волнения подскакивая на месте. Я еще не забыла, как в Терсфорде она держала меня за руку, и ее восторженное приветствие мгновенно согрело мне сердце. Я как раз собиралась наклониться к девочке, чтобы сказать ей что-нибудь ласковое, но тут вмешался Джейми: – Пожалей Бет, милая. Она приехала издалека и очень устала. Дай ей отдохнуть. Я действительно устала так, что буквально валилась с ног, но мне все-таки хотелось, чтобы он дал мне возможность ответить девочке что-то вроде: «Я знаю. Здорово, правда?» Увы, ничего сказать я не успела, а теперь Оливия смотрела на меня чуть ли не с опаской. Ее пальчик медленно скользнул в рот. – Папу моей подруги Кэти зовут Терри… дядя Терри, – сообщила она. – Он очень хороший. Но, если он вдруг умрет, я совсем не буду по нему грустить. А вот если умрет мой папочка, я буду очень грустить и даже плакать. Похоже, Джейми рассказал ей о смерти Ричарда. Я сглотнула. – Видишь ли, Оливия… – начала я, но Джейми снова не дал мне закончить. – Знаешь что, детка? По-моему, пора нам пойти и почистить морковку для Рудольфа и его друзей. Хочешь мне помочь, Оливия, или мне попросить Эмили? – Хочу! Хочу! Хочу! – Оливия сорвалась с места и помчалась в кухню, таща отца за собой. Обо мне она забыла в ту же секунду, когда прозвучало заманчивое предложение. Я повесила куртку на вешалку, потом ненадолго заглянула в гостиную. Эмили сидела на диване, с головой уйдя в книгу. – Привет, Эмили. – Привет, – отозвалась она, не отрывая взгляда от страниц. – Твои сестра и отец готовят на кухне морковку для Красноносого оленя Рудольфа. Ты не хочешь им помочь? – Это все сказки для маленьких детей, – ответила Эмили, по-прежнему глядя в книгу. – Как скажешь. Просто я подумала, что должна тебя предупредить. Конечно, можно было на этом и закончить. Оставить Эмили с ее книгой и смириться с тем, что все мои попытки подружиться наталкиваются на неприступную стену. Шаг вперед, два – назад: странный танец, который ни к чему не ведет и ничем не закончится. Так, во всяком случае, подсказывала мне интуиция. Но с другой стороны, если Джейми рассказал о Ричарде Оливии, то и Эмили не могла о нем не знать. Быть может, девочка просто не знает, как разговаривать со мной о подобных серьезных вещах? Преодолевая усталость, я опустилась на подлокотник дивана рядом с девочкой, но Эмили лишь повела глазами в мою сторону и снова уткнулась в книгу. Это был единственный признак того, что она вообще осознает мое присутствие. Точно так же человек мог бы отреагировать на надоедливую муху, которая села на стол поблизости. – Что ты читаешь? Она пожала плечами. – Просто книгу. Мама взяла в библиотеке. – А кто ее написал? Эмили повернула книгу так, чтобы я могла прочитать на обложке фамилию автора и название. – О-о! Интересная? – М-м-м-м… – А ты читала другие книги этого писателя? Эмили отрицательно покачала головой. – Когда я была маленькая, у меня было примерно десять любимых книг, от которых я никогда не уставала. Я могла перечитывать их снова и снова – десятки раз. Мне почему-то нравилось заранее знать, что произойдет с героями каждой книги. Тишина в ответ. Взгляд Эмили не отрывался от книги. Вот она перевернула страницу, и я снова почувствовала себя мухой, которую небрежным жестом сгоняют с подлокотника. Но я не сдавалась. – А у тебя так было? Девочка пожала плечами. – Наверное. Иногда. Она продолжала читать, а я никак не могла придумать, что еще можно сказать. Похоже, пора было сдаваться. Этот раунд явно остался за девочкой. – Ну ладно, – проговорила я, вставая. – Увидимся позже. Приятного чтения. Забрав из прихожей сумку, я нехотя поднялась в спальню и, сев на краешек кровати, уставилась в пространство перед собой. Здесь и нашел меня Джейми, который удивился, куда я подевалась, и отправился меня искать. – Ну, как ты? – спросил он, лаская мою шею сзади под волосами. Я откинулась чуть назад, наслаждаясь его легкими прикосновениями. – Пока не очень, – призналась я. – Такое быстро не проходит… но ты все равно не должен думать, будто обязан защищать меня от детей. Я вовсе не против того, чтобы отвечать на их вопросы. – Я понимаю, но ты ведь знаешь Оливию. Она может заговорить до смерти кого угодно, будет болтать и болтать. А сегодня в конце концов Сочельник. Я ощутила тупой укол в сердце. Оказывается, Джейми защищал вовсе не меня, а Оливию. Он боялся – я могу сказать что-то такое, что расстроит девочку накануне праздника. – Когда они обе уйдут спать, я заверну для них подарки, а потом мы можем устроиться с тобой на этом диванчике. Как ты на это смотришь? Но девочки отправились в постель только в половине девятого. Когда они уснули, мы сели заворачивать подарки, но их было много, и мне казалось, что эта работа может продолжаться до самого утра. В конце концов я оставила Джейми одного, а сама наполнила ванну. Когда я вернулась, то с удивлением увидела под елкой что-то огромное, тщательно упакованное в серебристую бумагу и перевязанное голубыми лентами. – Ничего себе! Что это, Джейми? Он ухмыльнулся. – Подарок для Оливии. Настоящая ударная установка. В нее входят пять барабанов разного размера, педальные тарелки и даже маленький винтовой стульчик. Мне не терпится посмотреть, какое у нее будет лицо, когда она все это увидит. Да она просто с ума сойдет от радости! Я уставилась на коробку с установкой, пытаясь представить себе, как Оливия лихо орудует барабанными палочками и щетками, а стены сотрясаются от мощных басов. Некоторое время спустя Джейми все-таки заметил, что со мной что-то не так. – В чем дело, Бет? Тебе не нравится? – Нет, все в порядке, просто… Где ты собираешься ее поставить? Ударная установка – довольно громкая штука. Он пожал плечами. – Я об этом еще не думал. Наверное, в столовой будет в самый раз. – Он вопросительно взглянул на меня. – Ты ведь не возражаешь, правда? Я могла бы заметить, что ударная установка в столовой – равно как и в любой другой комнате – будет сущей пыткой для всех нас, по крайней мере до тех пор, пока Оливия не увлечется чем-нибудь другим, однако я ограничилась тем, что сказала: – Ну что ж, у нас бывает достаточно шумно и без ударной установки. Джейми повернулся ко мне спиной, взял в руки рулон упаковочной бумаги и катушку клейкой ленты, потом достал из мешка очередную игрушку, которую предстояло упаковать. – Они же просто дети, Бет, а дети иногда шумят. Кроме того, они же не всегда здесь… Когда их нет, у нас достаточно тихо, согласна? Слишком тихо. Они были его девочками. И это был его дом. И его долг. Я никогда этого не оспаривала, понимая, как сильно он страдает, когда не видит дочерей по несколько дней подряд. И все же мне казалось, что сейчас, когда мне больше всего хотелось забиться куда-то в тихий, укромный уголок, чтобы зализать свои раны, я могла бы рассчитывать хоть бы на капельку понимания и сочувствия. – Ладно, пойду лягу. – Хорошо. Я скоро – уже немного осталось. На протяжении всего праздника я ощущала себя чем-то вроде призрака или духа, который и здесь, и не здесь. Я не знала, где встречает Рождество Марк, поехали ли они с Грейс в Энфилд, чтобы провести праздники с Сильвией и Рози. От сознания того, что сама я не могу побыть с Сильвией в эти самые тяжелые дни, когда все вокруг смеются и радуются, во мне росло неизбывное ощущение вины. Как после этого я могу утверждать, что люблю Сильвию? С другой стороны, если бы я все-таки решила отправиться в Энфилд, я бы чувствовала себя виноватой перед Джейми. Но главное заключалось в том, что мне вовсе не хотелось праздновать Рождество. На протяжении двадцати пяти лет этот праздник прочно ассоциировался у меня с Ричардом, но теперь его не было и уже никогда не будет. Не будет причудливых гирлянд в палисаднике и на деревьях, не будет рождественских свитеров с глупыми картинками, которые он носил с такой гордостью, словно это были рыцарские доспехи. Уже никогда Ричард не спросит: «Ну, как ты вела себя в этом году? Достаточно хорошо, чтобы Санта принес тебе подарки?» – никогда не засмеется «Хо-хо-хо!», придерживая ладонями выпяченный живот, как это делает настоящий Санта. Никогда… Открывая рождественским утром свои подарки, я чувствовала себя как будто во сне. Мне казалось, я покинула тело и откуда-то сверху смотрела, как Оливия, сгорая от любопытства и возбуждения, срывает серебристую бумагу со своей ударной установки. Я словно играла роль Бет, которая извлекает из шуршащей упаковки еще одно платье и дорогое нижнее белье («Спасибо, милый, это просто что-то невероятное!»), а потом, в свою очередь, вручает подарки Джейми и девочкам («Мне кажется, Эмили, эту книгу ты еще не читала». «Я увидела этот галстук и сразу подумала о тебе, Джейми».). А потом, когда обрывки упаковочной бумаги и ярких лент были убраны, я помогала Джейми готовить рождественский ужин – под аккомпанемент барабанов Оливии, и даже взорвала несколько рождественских хлопушек. Несмотря на это, я продолжала чувствовать себя посторонней. Самозванкой. И, боюсь, не только из-за того горя, которое я испытывала. Почему-то мне казалось – я чувствовала бы себя точно так же, даже если бы Ричард не умер.