– Какая удивительная встреча, Бет. Не ожидала встретить вас здесь. Я понятия не имела, что вы тоже планируете усыновить ребенка. Это мой муж, Карл… Карл, это Бет, она работает сестрой в ветклинике, куда мы возили нашего Наггета. Она очень хорошо ухаживала за ним после того, как ему удалили больной зуб. Мы с Карлом обменялись рукопожатием. К счастью, началась лекция, и дальнейшие разговоры стали невозможны. К перерыву мы в общих чертах познакомились с процедурой усыновления и узнали, как будут обрабатываться наши заявления. Мы также просмотрели два или три видеоролика, в которых состоявшиеся усыновители рассказывали о своем опыте и делились кое-какими практическими советами. После перерыва нам предстояло узнать, почему дети оказываются под опекой, и в подробностях разобрать несколько типичных примеров. После просмотренных роликов меня переполняли эмоции. На экране я видела самых обычных людей – таких же, как я, – которые отчаянно желали иметь ребенка. Они откровенно рассказывали о своих чувствах и переживаниях, о разочарованиях и надеждах, и я сочувствовала им, а сама все сильнее волновалась. Я не была уверена, что у меня хватит смелости говорить на камеру о подобных вещах. Больше всего мне сейчас хотелось посидеть в тихом уголке с чашкой кофе и печеньем и как следует подумать над тем, что я узнала. Увы, миссис Батесон – ее звали Тиной – не дала мне такой возможности. Ей хотелось поболтать. – Если бы я была не замужем, как ты, я бы переспала с каким-нибудь посторонним мужчиной, чтобы забеременеть от него и не связываться с этой нудной бюрократической процедурой. Не пойми меня превратно – мы с Карлом твердо решили усыновить ребенка, но, признаться откровенно, чтобы пройти этот путь до конца, нужно быть упрямым, как баран. Я молча кивала, мысленно молясь всем высшим силам, чтобы мое обращение в центр опеки не стало предметом обсуждения всей клиники, когда Тина явится туда за таблетками от глистов для своего Наггета. Что касалось ее совета трахнуться с первым попавшимся незнакомцем, то без него я могла прекрасно обойтись. – Ну, – сказала я наконец, – все это, конечно, довольно сложно, но ведь социальные работники не имеют права на ошибку. Эти несчастные дети и без того слишком много страдали. – Понимаю, и, повторюсь, я вовсе не жалуюсь. Мы с Карлом готовы прыгать через любые обручи, лишь бы у нас была нормальная, полноценная семья. Я просто, гм-м… немного удивилась, когда увидела здесь тебя. Как я сказала своему Карлу, такая симпатичная женщина, как Бет, уже давно должна быть замужем и иметь ребенка, а то и двух. Я криво улыбнулась, мечтая о том, чтобы упомянутый Карл поскорее возвращался из уборной или куда он там отправился. – К сожалению, – сказала я, – жизнь не всегда течет так, как нам хочется, правда? А теперь прошу меня простить – пока не закончился перерыв, я хотела бы взглянуть на брошюры, которые продаются в вестибюле. Я с любезной улыбкой встала, надеясь вопреки всему, что Тине не захочется ко мне присоединиться. К счастью, именно в этот момент вернулся Карл, который отвлек супругу, и мне удалось беспрепятственно ускользнуть. Мне, однако, стало понятно – пора привыкать быть центром всеобщего внимания. Если мое заявление будет одобрено, об этом очень скоро станет известно всем и мне останется только высоко держать голову и спокойно отвечать на бесчисленные вопросы. Потому что если мне удастся скрыть факт подачи заявления, то внезапное появление у меня младенца или ребенка постарше даст окружающим все основания заподозрить во мне похитительницу детей. Остановившись возле книжного лотка, я взяла толстую глянцевую брошюру и принялась ее листать, делая вид, что читаю. На самом деле я исподтишка разглядывала остальных заявителей. Лондон – мультикультурный мегаполис, поэтому я вовсе не удивилась, обнаружив среди кандидатов в усыновители одну азиатскую пару, одну чернокожую и две белые пары. Одиночек, кроме меня, не было. Я, правда, догадывалась, что среди заявителей я окажусь в единственном числе, однако я не ожидала, что это меня так сильно смутит. Смутит даже сильнее, чем откровенный совет Тины переспать с незнакомым мужчиной, чтобы стать матерью в обход долгих бюрократических процедур. Быть может, подумала я, мне стоит говорить все, что я думаю, вместо того чтобы стараться быть вежливой? Но как быть с заболеваниями, передающимися половым путем? И с нормами нравственности? Впрочем, Тина и ее советы были не стоящей внимания ерундой по сравнению с главным посылом сегодняшней лекции. А этот посыл был недвусмысленным и ясным: нам с самого начала дали понять, что процесс усыновления (или установления опеки, как они его называли) будет длительным и трудным. Очень трудным. Но тех из нас, кто сумеет успешно пройти сквозь процедуры рассмотрения, одобрения и подбора, ожидала награда, равной которой я не знала. – Прошу всех вернуться в зал. Все три соцработницы, которые вели лекцию-занятие, уже ждали нас. Та, что слева – ее звали Дженни, – была невысокой, худенькой, с длинными дредами и в очках. В центре стояла Салли Энн – молодая, исполненная энтузиазма, с румяными щечками-яблочками. Женщину справа звали Клер. Она выглядела старше своих коллег и была одета в строгий деловой костюм. Картину довершал аккуратный «боб». Как и Салли Энн, Клер улыбалась, но ее улыбка была совершенно другой – оценивающей, если конечно, так можно сказать об улыбке, и чуть-чуть скептической. Держалась она уверенно, чуть расставленные ноги крепко упирались в пол, руки сложены на животе. Я подумала, что Клер провела, наверное, не меньше сотни подобных лекций, но это не означало, что она способна на небрежность или снисхождение. Ее взгляд неспешно перебегал по лицам слушателей, словно она оценивала, анализировала, сортировала нас, помещая каждого в группу годных, негодных и сомнительных. Я содрогнулась. – Кто-то прошел по твоей могиле? – шепнула мне Тина, но я только улыбнулась в ответ. – Итак, – начала Клер, – в первой части нашего сегодняшнего занятия вы познакомились с различными этапами процесса установления опеки. Во второй части мы подробно рассмотрим несколько примеров из жизни, которые помогут вам познакомиться с основными категориями детей, ожидающих усыновления. Попрошу всех разбиться на группы, в каждую из которых должны входить две супружеских пары… – Она снова оглядела аудиторию. – Таким образом, у нас будут две группы из четырех человек и одна – из трех. Каждая группа получит подробные материалы по конкретным случаям усыновления. После того как вы с ними ознакомитесь, вы должны их обсудить, а мы вам в этом поможем. Собравшиеся задвигали стульями, рассаживаясь группами и наскоро знакомясь, в ожидании, пока соцработницы раздадут материалы. Вскоре в зале наступила тишина. Будущие родители склонились над бумагами и внимательно читали. Нам досталось дело двухлетнего мальчика, который жил с родителями-алкоголиками. С ними жила также его единокровная сестра. Дедушка малыша старался видеться с внуком как можно чаще, но проблемы со здоровьем не всегда ему это позволяли. Я с головой ушла в чтение. Двухлетний малыш завоевал мою симпатию и сочувствие еще до того, как я дошла до раздела о домашнем насилии, в результате которого мать мальчика оказалась в больнице с черепно-мозговой травмой. Отец уехал в другой город, забрав дочь с собой, а мальчуган остался совершенно один. – Ужасно, правда? – сказала Тина, вероятно, заметив мою страдальческую гримасу, но я только кивнула и продолжала читать о том, как мальчик некоторое время провел в приюте и как его вернули матери, когда она развелась с мужем. – Только не говори, что они опять сошлись! – негромко воскликнула Тина, но, конечно, уже на следующей странице я прочитала, что так и произошло. Родители мальчугана возобновили свои деструктивные отношения. Однажды ночью, во время очередной пьяной ссоры, мальчик серьезно пострадал. Сосед вызвал полицию, и малыша срочно поместили в государственный приют, но уже через неделю передали в семью, оформившую опеку. Было, однако, вовсе не удивительно, что после всего пережитого мальчик держался отчужденно и замкнуто. – Бедный малыш! – вздохнула Тина. – Не волнуйся, – сказал Карл, который продолжал читать. – Здесь сказано, что через какое-то время он совершенно оправился и полюбил своих опекунов. А я уже читала о ежемесячных свиданиях мальчика с его родной матерью и сестрой. Так было положено по закону, однако мать являлась на свидания далеко не всегда. Впоследствии опекуны усыновили мальчика, и свидания с матерью прекратились. На последних страницах личного дела сообщалось, что усыновленный ребенок достиг соответствующих возрасту показателей развития и, несмотря на отдельные трудности, жил такой же счастливой жизнью, какой живут большинство детей в нормальных семьях. – А-а, значит, все кончилось хорошо! – с удовлетворением заметила Тина. Когда мы заканчивали чтение, к нам подошла Клер. – Как вам кажется, с какой главной проблемой столкнулся этот малыш? – спросила она. – И какие трудности пришлось преодолевать его опекунам-усыновителям? – Главная проблема, по-моему, заключалась в неопределенности, – тут же ответила Тина. – Мальчик не знал, где и с кем ему придется жить. То ли с родной матерью, то ли в приюте, то ли в приемной семье… Просто ужасно, что некоторые люди даже не пытаются исправить положение, которое способно повредить их собственному ребенку! – А мальчика обязательно было разлучать с его сестрой? – спросила я. – Кроме того, куда девался дедушка? Да, он, вероятно, человек пожилой, но неужели он совсем не мог присматривать за внуком? У меня сердце кровью обливается при мысли о том, что им всем пришлось расстаться друг с другом, да еще… при таких обстоятельствах. – Все не так просто, – ответила Клер. – Когда речь идет об опеке или усыновлении, приходится иногда принимать трудные решения. Лично я не имела отношения к случаю, о котором говорится в личном деле, поэтому подробности мне неизвестны. Могу сказать только, что полное разделение родственников было, вероятно, сочтено наилучшим из способов добиться полной адаптации ребенка в новой семье. Кроме того, я уверена, что органы опеки разрешили родным мальчика ежегодные письменные контакты. – Да, чтобы быть по-настоящему добрым, иногда приходится быть жестоким, – заметил Карл. – Я уверена, что социальная служба никогда не идет на жестокость намеренно. В особенности по отношению к детям, – возразила ему Тина. Клер, кажется, тоже что-то сказала, но что – я уже не слушала. Я живо представила маленького мальчика и его сестру, которые вместе прячутся в шкафу или под столом, чтобы не видеть, как пьяный отец бьет мать. Я представляла, как они крепко обнимают друг друга в поисках утешения и защиты. Как же, должно быть, одиноко и страшно было мальчику, когда сначала отец отнял у него сестру, а потом и сам он оказался в совершенно незнакомой обстановке, среди чужих людей. В какой-то мере это напоминало мне мою собственную ситуацию, когда, прожив всю жизнь в шумном космополитичном Лондоне, я переехала в тихий патриархальный Или. Тогда я тоже чувствовала себя напуганной и растерянной, хотя сравнивать мои тогдашние чувства с тем, что пережил этот мальчуган, было по меньшей мере смешно. Я-то переехала в Кембриджшир по собственной воле, а мальчика изъяли из семьи насильно – хотя бы только потому, что ему угрожала опасность. – О чем вы задумались, Бет? – спросила Клер. Когда она обратилась ко мне, я моргнула и даже потерла глаза ладонью, стараясь отогнать от себя неприятные видения. – Я… я просто представила себе, через что пришлось пройти этому малышу. Должно быть, после этого он совершенно перестал доверять взрослым. Потребовалось очень много времени и усилий, чтобы он снова стал нормальным и счастливым ребенком. – Да, вы правы, – согласилась Клер. – Отсутствие доверия способно оказать сильнейшее влияние как на поведение ребенка, так и на его развитие. – Но ведь со временем это доверие можно вернуть? – спросила Тина. – Иногда – да, – ответила Клер. Она больше ничего не прибавила, но ее слова прозвучали так, что мне не составило труда закончить предложение: «А иногда – нет». Я вспомнила, как в девять лет потеряла родителей. Что бы со мной стало, если бы не тетя Тильда? Что бы со мной стало, если бы не Ричард и Сильвия? Быть может, история моего детства – и моей жизни – тоже превратилась бы в «учебный материал» для потенциальных усыновителей? Глава 17 В субботу после занятия я поехала в Энфилд, чтобы помочь Сильвии в саду. Обычно садом занимался Ричард, лишь изредка они с Сильвией что-то делали там вместе. Теперь, когда его не стало, забота о саде легла на ее плечи. Марк, правда, предлагал нанять садовника, но Сильвия не захотела, и я не могла ее винить. Присутствие постороннего человека могло лишний раз напомнить ей о смерти мужа. Да и я была только рада повидаться с ней и что-то для нее сделать. Кроме того, работать на клумбах, которые Ричард сам вскопал и тщательно удобрил, было для меня как дань памяти человеку, которого я любила. Примерно час мы проработали вместе, разговаривая о разных пустяках. Постепенно разговор угас, и мы погрузились в молчание, в котором не было, однако, никакого отчуждения или холодности. Так можно молчать только с самым близким тебе человеком. Малиновка, беззаботно опустившаяся на ограду, заставила нас улыбнуться. А когда с улицы донесся колокольчик фургона мороженщика, мы обе рассмеялись. – Молодец, парень! Надо быть большим оптимистом, чтобы торговать мороженым в декабре, – сказала Сильвия. – Марк и Рози, думаю, взяли бы по порции, несмотря на декабрь, – ответила я, и она снова засмеялась. – Да уж, они большие сладкоежки. Не то что ты. Я вспомнила, как в жаркие летние дни мы втроем сидели в ряд на ограде палисадника дома Сильвии и Ричарда и у каждого в руке было по мороженому. Марк и Сильвия расправлялись со своим в рекордно короткий срок, мое же часто успевало растаять, прежде чем я его приканчивала – или делилась остатками с подругой. – А какой я была после того, как погибли мои родители? – спросила я, мысленно вернувшись к истории маленького мальчика, о котором я узнала на лекции, и вспомнив о первом визите Клер ко мне домой, который должен был состояться во вторник. Сильвия выпрямилась, отведя от лица светлые волосы. Руки у нее были в земле, и на щеке остался грязный след. – Ты была… очень одинокой. И растерянной. Я помню – вы с Рози постоянно хихикали, когда играли. Вам обеим достаточно было просто поглядеть друг на друга – и вот вы уже хохочете и остановиться не можете, но, после того как умерли твои папа и мама, ты частенько замолкала прямо посреди игры и забиралась ко мне на диван, чтобы я тебя обняла. Ты никогда не говорила об их смерти, но ты об этом думала… и тебе порой становилось очень нужно, чтобы тебя кто-то обнял и прижал к себе. Мне очень хотелось тебя как-то утешить. Помнишь, тогда мы с тобой много возились на кухне, пекли всякие вкусности? – Ага. Булочки с шоколадом. – Булочки с шоколадом, имбирное печенье, сырные палочки… Ричард говорил – у него дома теперь собственная пекарня. Я улыбнулась. Я хорошо помнила те времена, помнила, что Сильвия всегда разрешала мне вылизать миску, в которой она смешивала шоколадную глазурь. Щеки у меня были в шоколаде, а витавшие в кухне вкусные запахи и волшебство, которое превращало малоаппетитные на вид ингредиенты в нечто бесконечно вкусное, дарили душе мир и успокоение. «Ум-м! Ну и вкуснятина!» – восклицал, бывало, Ричард, входя в кухню, а я смеялась, когда он отправлял в рот только что испеченное печенье и картинно жмурился от восторга. – Как вы теперь живете? – спросила я, порывисто обнимая Сильвию и прижимая ее к себе. – Да так, потихоньку, – отвечала она, крепко обнимая меня в ответ. – Знаешь, иногда я поступаю в точности так же, как и ты когда-то: с головой ухожу в какое-нибудь занятие, а сама думаю: «Когда я расскажу Ричарду, он взвоет от восторга!» Но потом… потом я вспоминаю, что его больше нет, и мне снова становится худо. – Понимаю, – сказала я. – Со мной тоже так бывает. И мы еще раз крепко прижались друг к другу, а затем снова вернулись к прополке. Прошло минут пять. Сильвия неожиданно вздохнула и выпрямилась, потирая поясницу. – Знаешь, Бет, я немного тревожусь за Марка. С Рози-то все как будто в порядке, а вот с ним… Кстати, ты с ней давно виделась? – В понедельник вечером мы собираемся встретиться, чтобы погулять по Лондону и посмотреть Рождественское световое шоу. – Это просто замечательно, Бет. Впрочем, как я только что сказала, с Рози все будет о’кей. Она сумела побороть свое горе, избыть его, а вот Марк… Он до сих пор носит его в себе, а ведь ему надо организовывать свой бизнес, вставать на ноги. – Кстати, как у него – получается? Сильвия махнула рукой.