– Вам, должно быть, нелегко пришлось, – заметила Клер. – В наши дни ребенок, оказавшийся в том положении, в котором оказались вы, наверняка получил бы всю необходимую психологическую помощь, но в девяностых, полагаю, эта система еще не функционировала в широких масштабах. Насчет психологической помощи сиротам я ничего не знала. Но даже если в моем детстве эта система уже существовала, я наверняка оказалась бы невосприимчива к любым советам и рекомендациям официальных психотерапевтов. – В своем заявлении вы написали, что ваша тетя скончалась, когда вам было тринадцать? – Да. Тетя Тильда умерла от рака легких. – Учитывая, что это произошло всего через четыре года после гибели ваших родителей, вы, должно быть, восприняли эту смерть очень тяжело. Я кивнула: – Да. – Как я понимаю, сразу после этого вы стали жить в семье Ричарда и Сильвии Гроувз? – Да. Их дочь Рози была моей лучшей подругой. – И как вам жилось с этими людьми? Я вспомнила о всех тех безмятежных годах. Ричард и Сильвия поддерживали меня как могли, а могли они многое. Мы с Рози спали в одной комнате и допоздна хихикали и сплетничали, но ни Сильвия, ни Ричард ни разу не сделали нам ни одного замечания. А те чудесные мгновения, когда я – уже по уши влюбленная в Марка – случайно сталкивалась с ним на площадке лестницы, когда один из нас шел в туалет! А шумные общие обеды, когда каждый старался проявить свою любовь ко мне и сделать так, чтобы я тоже чувствовала себя частью семьи! Да что там говорить. Это время было едва ли не самым счастливым в моей жизни. – Хорошо жилось, – ответила я Клер. – Я скучала по тете, но… в этой семье я чувствовала себя счастливой. Ричард и Сильвия относились ко мне как к родной дочери. – Скажите, вы все еще поддерживаете с семьей Гроувз близкие отношения? Поддерживают ли они вас в вашем решении? Я сглотнула. – Да, я по-прежнему очень близка с Сильвией. Что касается Ричарда, то он, к сожалению… в общем, год назад он скончался. Он скончался… Даже спустя двенадцать месяцев мне стоило большого труда выговорить эти слова. Вот и сейчас в горле у меня встал комок, а к глазам подступили слезы. Поняв, что Клер их заметила, я резко встала. – Простите, – сказала я. – Я даже не предложила вам чаю. Или вы предпочитаете кофе? – Спасибо, но я, пожалуй, воздержусь. У нас с вами еще много вопросов впереди. – Тогда я просто налью себе стакан воды, – сказала я. – Принести вам? – Нет, благодарю. Если я и надеялась отвлечь Клер, не дать ей понять, как сильно я тоскую по Ричарду, несмотря на прошедшие месяцы, мне это не удалось. Когда я вернулась за стол со стаканом воды, взгляд ее оставался все таким же пристальным, а карандаш навис над блокнотом. – Судя по вашей реакции, вы приняли смерть мистера Гроувза достаточно близко к сердцу. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что вы до сих пор его оплакиваете. Это так? И снова я ответила не сразу, пытаясь за считаные мгновения понять, какой ответ выставит меня в лучшем свете. О чем говорит скорбь – о способности к сочувствию или о слабости характера? Впрочем, я довольно быстро поняла, что на самом деле никакого выбора у меня нет. Притворяться, будто я не горюю по Ричарду, я все равно не могла, к тому же я уже себя выдала. – Да, так. Он очень много для меня значил. – Вероятно, его смерть напомнила вам о всех предыдущих ваших потерях. Потерять трех самых близких родственников к тринадцати годам – такое выпадает не каждому. Я кивнула и сделала глоток холодной воды из стакана. – Поверьте, я вовсе не хочу вас расстроить, – проникновенно продолжила Клер, а в моих ушах прозвучал голос Рози, говорившей самым скептическим тоном: «Да ну?» – Просто мне важно выяснить, какие именно эмоции вы испытываете в данный момент. Какие чувства вами владеют. Поймите, мой долг – быть на стороне ребенка, который нуждается в помощи. Усыновление, опека – дело далеко не простое для обеих сторон, тут важно учесть все обстоятельства. Дети, для которых мы стараемся, нуждаются в опекунах, обладающих достаточными эмоциональными ресурсами и способностью противостоять трудностям. А трудности, увы, неизбежны. – Да, – сказала я и постаралась внутренне собраться. – Понимаю. И кстати, за исключением дня, на который были назначены похороны Ричарда, я не брала на работе никаких отгулов по семейным обстоятельствам. Так что сами видите, я – человек с сильным характером и большими эмоциональными ресурсами. Кстати, у себя на работе я сталкиваюсь со смертью чуть не каждую неделю. Правда, я – ветеринарная медицинская сестра, так что речь идет не о людях, а о животных, но смерть есть смерть, к тому же каждый зверек или птица, как правило – чей-то домашний любимец, и от меня требуется проявлять сочувствие к владельцам. Все вместе, как вы понимаете, вырабатывает психологическую устойчивость, способность восстанавливать душевное равновесие. Без этих качеств в нашей профессии делать нечего. Моя маленькая речь прозвучала так, словно я пришла наниматься на работу в новую ветеринарную клинику, однако мне показалось, что в разговоре с Клер я заработала очко. Она, во всяком случае, одобрительно кивнула и что-то записала в своем блокноте. Мне даже показалось, что на этом трудные вопросы закончатся, однако я ошиблась. – Я заметила у вас на полках несколько путеводителей и туристических карт, – сказала Клер. – Вы, должно быть, часто путешествуете? На этот раз мне хватило ума разглядеть потенциальную ловушку. Другое дело, что я не знала, как ее избежать, разве что соврать, будто воображаемые путешествия – мое невинное хобби, а эти путеводители помогают мне совершать виртуальные поездки. – Сейчас уже не так часто, – ответила я. – Но, будучи студенткой я действительно много ездила. – Когда в последний раз вы бывали за границей? – Полтора года назад. Мы всей семьей ездили отдыхать в Грецию. Клер заглянула в свои записи. – Это было, когда вы состояли в незарегистрированном браке с мистером Фолкнером? Я покраснела – сама не знаю почему. И Клер это заметила. – Д-да. – Нам придется подробно обсудить ваши отношения с мистером Фолкнером, поскольку у него были дети, но, я думаю, лучше сделать это во время нашей следующей встречи. Мне кажется, до Рождества мы с вами успеем увидеться еще раз. Необходимость обсуждать мою жизнь с Джейми не стала для меня неожиданностью. Я была уверена, что рано или поздно этот вопрос неизбежно возникнет, однако это вовсе не означало, что я с нетерпением ожидала возможности подробно поговорить о своем любовнике с совершенно посторонней женщиной. – А пока скажите, как вы относитесь к тому, что после того, как вы возьмете на свое попечение ребенка, все ваши возможности отправиться куда-либо на отдых будут существенно ограничены? – Нормально отношусь, – ответила я совершенно искренне. – Не скрою, мне нравилось путешествовать, но сейчас я не имею ничего против того, чтобы посидеть дома. У нас в Англии есть куда поехать. Клер с сомнением посмотрела на меня. – Многие из наших детей никогда не ездят на каникулы – даже в другие города Соединенного Королевства. Их жизнь полна неопределенности, неуверенности в завтрашнем дне. К примеру, не исключено, что ребенок, которого вы усыновите, сменил уже несколько приемных семей. Таким детям нужна стабильность, только тогда они смогут начать вам доверять. Им нужно твердо знать, что их новое положение достаточно прочно, что оно не изменится и им не придется снова возвращаться в приют… В общем, любые поездки в течение первых нескольких лет опеки являются крайне нежелательными. Я кивнула. Я и в самом деле понимала. – Что ж, поблизости хватает парков и детских площадок. Кроме того, у меня есть сад. Пусть маленький, но настоящий. – Да, насчет сада… – Клер слегка развернулась на стуле, чтобы поглядеть в окно. – Отсюда он выглядит достаточно симпатично, но… Насколько он приспособлен для нужд ребенка? Готовы ли вы превратить часть ваших клумб в травяную лужайку? Я несколько раз моргнула, от души надеясь, что Клер не зайдет слишком далеко и не предложит мне срубить платан. – Да, разумеется, – сказала я. Конечно, мне было бы жаль срывать клумбы, над которыми я столько трудилась, однако я искренне верила, что вид ребенка, играющего в преображенном саду, вознаградит меня за все. Клер пристально всмотрелась в мое лицо, словно пытаясь на глазок оценить степень моей искренности, потом неохотно кивнула. – Нам необходимо быть абсолютно уверенными в приверженности опекуна или усыновителя интересам ребенка, – сказала она важно. – Думаю, вы это понимаете. К примеру, если бы у вас было домашнее животное, я спросила бы вас, готовы ли передать его в другие руки, если бы, скажем, ребенок его боялся или, напротив, проявлял по отношению к нему жестокость или агрессию. Ребенок, который проявляет жестокость по отношению к животным? Неужели такое бывает? Клер как будто прочла мои мысли. – К сожалению, такие случаи известны. Ребенок, родители которого регулярно проявляли жестокость по отношению к домашним питомцам, может неосознанно им подражать. Или иногда ребенок может обращаться с животным так же, как обращались с ним взрослые. О господи! – Но поскольку у вас нет домашних животных, мы не будем задерживаться на этом вопросе. Если только вы не берете животных к себе домой в рамках вашей, гм-м… профессиональной деятельности. – Иногда я действительно держу у себя животных, которым требуется уход в послеоперационный период, – призналась я. – Но это чисто добровольно. Клер удовлетворенно кивнула и сделала очередную пометку в блокноте. – Отлично. – Она отложила блокнот. – Думаю, на сегодня достаточно. Я оставлю вам несколько анкет, которые вы должны заполнить к нашей следующей встрече. Будет хорошо, если вы выясните, есть ли поблизости школы или, быть может, инициативные группы, которым требуются добровольцы для работы с детьми. Поймите, для того чтобы ваше заявление получило шанс на одобрение, вам необходимо набраться как можно больше подобного опыта. Я понимаю, что накануне Рождества обращаться в различные организации с подобными вопросами, скорее всего, бесполезно, но если вы наведете справки сейчас, то с нового года уже сможете начать работать. – Да, конечно. Я все узнаю, – пообещала я, и Клер наконец убралась, предварительно назначив мне новую встречу в середине следующей недели. Когда она ушла, я чувствовала себя угнетенной и растерянной. Как всегда в подобных случаях, я машинально потянулась к телефону, чтобы позвонить Рози, но внезапно передумала. Рози и без того считала, что я совершила идиотский поступок, подав заявление на усыновление. И если я теперь буду жаловаться на то, что социальная служба заставляет меня засеять сад травой и отказаться от любых поездок, она, скорее всего, посоветует мне забрать заявление и жить спокойно. Продолжая размышлять над своим положением, я подошла к полке, где стояли путеводители, красноречиво свидетельствовавшие о моей любви к путешествиям, и провела кончиками пальцев по корешкам. Австралия, Таиланд, Колорадо, Куба… сколько разных мест, сколько воспоминаний. Сколько разных впечатлений. Говорила ли я правду, когда утверждала, что все это в прошлом? Да. Наверное, да. Сейчас, во всяком случае, я думала именно так. Все мои поездки, все путешествия были вызваны жаждой новых открытий, и не только других мест, но и себя самой. В течение многих лет я разъезжала по планете, ища что-то в себе, в своей душе. И эти поиски продолжались и сейчас, только теперь я перенесла их ближе к дому. Мои пальцы остановились на путеводителе по Белизу. Немного поколебавшись, я достала его. На обложке была помещена фотография женщины, которая плыла в кристально-прозрачной океанской воде, а на горизонте вставал коралловый островок, поросший лохматыми пальмами. Улыбнувшись, я открыла первый разворот и прочла посвящение: «Приятных каникул, Бет. Смити». Смити. Я не вспоминала о нем целую вечность. Это он заразил меня любовью к путешествиям. Если бы не он, я бы, наверное, никогда не побывала во всех этих экзотических странах. Интересно, где он сейчас? Когда в последний раз я упомянула о Смити в разговоре с Марком, он сказал, что давно потерял с ним связь. Жаль. В университете они со Смити были очень близкими друзьями. Впрочем, учитывая обстоятельства, это было, наверное, закономерно. Бедный Смити. Глава 20