Протяжно вздохнув, я вновь обратилась в мыслях к тому, что было в моих силах. А именно, к своей заявке на усыновление и звонку Джейми, которого я, честно сказать, очень боялась. Когда мы расстались, я была уверена, что мне больше никогда не придется ни видеть его, ни говорить с ним. И вот теперь мне приходится самой ему звонить. Если что-то и могло послужить надежным показателем моей решимости довести процедуру усыновления до конца, то только это. Да и проигнорировать настойчивую рекомендацию Клер я тоже не могла. – Бет? Это ты? – Я. Привет, Джейми. – Что тебе нужно? Не слишком обнадеживающее начало. Я собиралась начать наш разговор, задав ему пару вопросов о девочках, но его резкий тон заставил меня отказаться от своего намерения. Удивляться, впрочем, особо не приходилось. – Извини, что побеспокоила. Я хотела попросить тебя об одном одолжении. – Попросить меня об одолжении? А тебе не кажется, что это уже наглость? Джейми явно разозлился не на шутку. Что я буду делать, если он повесит трубку? Запинаясь, я изложила свою просьбу. Сказать, что он отнесся к моим слова скептически, было бы преуменьшением. – Подала заявление на усыновление? Ты?! «Мисс-Недомамочка-Года»? Я почувствовала, как во мне нарастает жаркий гнев. Да как он смеет?! Сколько раз я пыталась наладить контакт с его дочерьми, сколько раз прятала подальше свою уязвленную гордость ради того, чтобы у нас была семья? Обзывать меня «недоматерью» только потому, что его девочки попросту не хотели никаких близких или хотя бы дружеских отношений со мной, было попросту нечестно. И оскорбительно. Я, однако, не могла высказать Джейми все, что я о нем думаю, – только не сейчас. Мне было очень нужно, чтобы он был на моей стороне, поэтому я в очередной раз прикусила язык. – Это несправедливо, – сказала я как могла мягко. – Я очень старалась подружиться с девочками, но они не хотели, чтобы я относилась к ним по-матерински. Они… – Именно это ты собираешься сказать своей кураторше? – перебил меня Джейми. – Что «ты старалась»? – Разве не это может сказать буквально каждый человек? Я слышала, как он нетерпеливо втянул воздух сквозь сжатые губы. – Ладно, мне сейчас некогда. Я как раз еду к Гарриет, чтобы забрать девочек. – Хорошо. Когда мне можно тебе перезвонить? – В этом нет необходимости. Я все сделаю. – То есть ты поговоришь с кураторшей? – Я только что так и сказал, разве нет? – Спасибо, Джейми. Я… – Но имей в виду: это гораздо больше того, что ты заслуживаешь, понятно? И еще одно – я не собираюсь лгать, чтобы представить тебя в выгодном свете. – Я и не прошу тебя лгать. Как ты мог такое подумать? Скажи лучше, когда ей лучше тебе позвонить? В котором часу ты… Но я разговаривала с пустотой. Джейми давно повесил трубку. Глава 27 За два дня до Рождества Рози позвонила мне после работы и сообщила, что не пойдет на праздник к Марку и Грейс. Вместо этого она собиралась лететь в Рим, чтобы повидаться с Джорджио. – Я знаю, что это глупо. И я почти уверена, как только сойду с самолета, мне сразу же захочется улететь обратно. – Никуда ты не улетишь. Ты любишь Джорджио, а он любит тебя. – Может и так, да что толку? Ничего ведь не изменилось. Я по-прежнему не хочу никаких детей, а он все так же хочет их целую дюжину. Или две. Я уж не знаю, это просто безумие какое-то! – А может, вам просто попробовать приятно провести время вдвоем? – Так я об этом и говорю! Господи, как же мне хочется поскорее его увидеть! Просто я знаю, что спустя несколько дней все начнется сначала. Опять пойдут споры о детях и прочее. О господи! Я бросила взгляд на наши с Рози фотографии на полках стеллажа, который когда-то подарил мне Ричард. Они были сделаны в фотобудке много лет назад во время нашей однодневной поездки на побережье. На снимках мы обе улыбались, как две идиотки, и лица у нас были самые беззаботные. – Даже не знаю, Рози, что тебе сказать! – Конечно, ты не знаешь! Ты слишком хорошо воспитана, чтобы сказать, что думает обо мне его семья и что думает сам Джорджио. А они думают, что я – моральная уродка, потому что я не хочу иметь детей. В свое время мы с Рози часто спорили на эту тему. Несмотря на то что мы обожали друг друга, к вопросу о детях мы подходили совершенно по-разному. Для меня материнство было императивом – я просто не могла представить себе, как я буду жить, если у меня не будет семьи. Рози, напротив, считала, что дети, семья – всего лишь способ порабощения личности. «Если ты не хочешь иметь детей, тебя считают недалекой эгоисткой, – нередко заявляла она. – Или еще хуже, неполноценной или больной. А вот я думаю, что, если бы женщины более взвешенно оценивали свои способности к материнству, в мире не было бы столько страдающих детей, обреченных стать ущербными взрослыми. Материнство превратилось в своеобразный клуб для избранных, и если ты в него не входишь, на тебя начинают смотреть сверху вниз, а это неправильно. Что плохого, если твоя цель в жизни – карьера и развлечения? В конце концов, это мой личный выбор. Так почему тогда мне постоянно приходится оправдываться?» Разумеется, Рози не было никакой необходимости оправдываться передо мной. С моей точки зрения, она полностью оправдывала свое существование в этом мире уже тем, что была собой. Нельзя было, однако, исключать, что свое стремление иметь семью я анализировала столь тщательно лишь потому, что большинство моих знакомых были убеждены в необходимости материнства для каждой женщины. Почему, спрашивала я себя, я так стремлюсь стать матерью? Ведь мне и без этого неплохо живется. Почему же мне не хватает того, что у меня есть, а Рози – хватает? Как и она, я любила свою работу и делала ее хорошо. Больше того, эта работа приносила пользу не только животным, но и людям. У меня был прекрасный дом, множество друзей, я могла ездить по всему свету, если бы только захотела, и никто бы мне не помешал. Так откуда же у меня это неотступное стремление заботиться о маленьком человечке, который станет будить меня по ночам и который будет полностью от меня зависеть? Порой мне казалось, что мое стремление иметь семью во многом объясняется тем, что я потеряла родителей в очень юном возрасте. Быть может, сама того не сознавая, я страдала – и до сих пор страдаю – от ощущения сиротства, даже несмотря на то, что Ричард и Сильвия любили меня как родную дочь. Но если так, почему я уверена, что появление в моей жизни ребенка (каким бы способом я этого ни добилась) сможет избавить меня от этого чувства? А вдруг, даже имея ребенка, который будет во мне нуждаться, я буду по-прежнему страдать от одиночества? Сколько бы я ни размышляла над этой проблемой, ответ никак не находился. Я словно бродила по кругу (совсем как Рози!), снова и снова возвращаясь к исходному пункту – к своему глубинному желанию во что бы то ни стало иметь ребенка. Это чувство было почти физическим: я хотела ребенка так сильно, что это причиняло мне боль. Если бы я не была столь давно и безнадежно влюблена в Марка, я бы наверняка уже была многодетной матерью. Но заставить себя полюбить кого-то, увы, невозможно. Точно так же как невозможно заставить себя кого-то разлюбить. – Признайся честно, – сказала я Рози, – есть ли какие-то слова, которые могут помешать тебе лететь в Рим? – Нет. Я все равно полечу, кто бы что ни сказал, – решительно ответила она. – Тогда лети! Желаю приятно провести время с Джорджио. А если ты вдруг начнешь сомневаться, правильно ли ты поступила, – подумай о том, сколько усилий тебе пришлось бы приложить, чтобы соответствовать концепции Грейс о «безупречном Рождестве» и «образцовом семейном празднике». – Господи, ты права! Грейс кого угодно может свести с ума. Я уже не говорю о ее сестре с ее бесчисленными младенцами. Сколько их у нее? Двое? – Скоро будет трое. – Тем более. Решено, лечу! Спасибо, подруга. Увидимся в новом году. – А я пока приготовлю к твоему возвращению несколько тонн гигиенических салфеток. – Видит бог, они мне понадобятся. Я дала отбой и, наскоро одевшись, отправилась в универмаг. По дороге я продолжала размышлять над проблемой Рози. Вот уже три года они с Джорджио то сходились, то расходились. Насколько я знала, оба пытались встречаться с кем-то еще, но продолжалось это, как правило, совсем недолго, и я догадывалась – почему. Если не считать вопроса о детях, эти двое идеально подходили друг другу. И мне было очень грустно от того, что моя ближайшая подруга не может быть счастлива с человеком, которого она любит. – Бет? Смутно знакомый голос оторвал меня от размышлений. Обернувшись, я узнала Джейка. – А, это ты? Привет! – сказала я, машинально отметив, что видеть его мне очень приятно. – Как дела? А я иду в «Теско»… На Рождество буду дежурить в клинике – если, разумеется, будут сложные случаи. Надеюсь, в универмаге найдется что-нибудь вкусненькое для микроволновки – готовые блюда, которые помогут мне продержаться до конца праздников. Джейк вопросительно приподнял бровь. – Готовые блюда нужны на случай срочного вызова? Или на тот случай, если тебе будет лень готовить? – Ну, либо то, либо другое. Он рассмеялся. В течение нескольких секунд мы просто стояли, улыбаясь друг другу, потом он спросил: – А как усыновление? Движется? Я состроила гримасу отвращения. – Движется, но медленно. У меня такое впечатление, что соцработники специально придумывают для заявителей разные глупые испытания, чтобы с гарантией отсеять тех, кто не годится в приемные родители. Недавно я по требованию своей кураторши из социальной службы звонила своему бывшему, чтобы он согласился с ней поговорить… Вот только я понятия не имею, что именно он ей скажет. Возможно, такое, что социальная служба решит – меня нельзя и на пушечный выстрел подпускать к детям. А может, и нет… В общем, поживем – увидим. – Вряд ли он станет говорить что-то против тебя. Если, конечно, он не конченый ублюдок. Я вспомнила, каким резким тоном разговаривал со мной Джейми, и сердце у меня снова упало. – Ну, когда я ему позвонила, он был настроен не очень-то дружелюбно… Мы с Джейком остановились на самой середине тротуара – чтобы обойти нас, многочисленные прохожие разбивались на два потока: ни дать ни взять велосипедисты на шоссейной развязке на трассе «Тур де Франс». Холод тоже давал о себе знать – порывистый ветер, казалось, проникал мне под куртку даже сквозь застежки и норовил забраться за шиворот. – Я, наверное, никуда не поеду на Рождество, – сообщил Джейк. – Так что если захочешь встретиться – позвони. Дети ко мне в этом году не приедут – останутся с матерью и ее новым мужем. На несколько коротких мгновений я подумала о Джейми – о том, что в этом году развлекать девочек на Рождество должна была Гарриет, – но почти сразу же выбросила его из головы. Джейк смотрел на меня в упор, на его лице читался неприкрытый вопрос, и я невольно подумала о нашей первой встрече – еще тогда я почувствовала, что меня влечет к этому человеку. Кроме того, мы с ним легко нашли общий язык – вспомнить хотя бы, как непринужденно и откровенно мы с ним разговаривали на фестивале в «Истерн-Керв». – Спасибо, – кивнула я. – Я не против встретиться, но… Дело в том, что мне сложно планировать что-то заранее. Все будет зависеть от того, будут ли у нас сложные случаи или нет. Он пожал плечами. – Да нет, я все понимаю. Я и сам пока ничего не планировал, так что могу свободно распоряжаться своим временем. Если тебе так будет удобнее, я сам могу к тебе заскочить. Ты только позвони. Теперь он смотрел на мои губы. Господи, он смотрит на мои губы! Желание, которое я испытала несколько минут назад, снова вернулось, только теперь оно стало сильнее, искра превратилась в огонь. Сама не зная почему, я представила себе его татуированные руки. Мне еще ни разу не приходилось встречаться с парнем, у которого были бы татуировки, но Джейку они очень шли. Интересно, подумала я, у него татуировки только на руках или в других местах тоже? Например, на груди? Или на спине? И каково это будет – гладить их, исследовать, проводить кончиками пальцев по затейливым узорам? Никаких правил, которые запрещали бы одинокой женщине жаркий секс на Рождество – пусть даже она собиралась усыновить ребенка, – я не знала. Оставалось только надеяться, что Клер не установила у меня в квартире скрытые камеры.