Однако Николай Иванович, осмугленный солнцем, выступал в белых штанах и в того же молочного цвета рубашке-гуайябере, походя на богатенького туриста или партийного функционера, удалившегося от дел. – Николай Иваныч, – проворчал «Стивен Вакар», – да говорите уже, чего изводиться-то… – Что, так заметно? – вымученно улыбнулся полковник. – Есть маленько… – Ладно, – крякнул Воронин. – В прошлом году я летал в Москву, было закрытое совещание в ПГУ. В повестке дня стоял один вопрос, но весьма интересный… Пожалуй, еще одно отступление. Слушая радио или читая газеты, люди часто негодуют на всяких президентов или премьеров – вот, дескать, опять безобразия учинили! То войну затеят, то переворот, то еще чего. А ведь даже президент Штатов всего лишь кукла, которую дергают за веревочки те, кто и есть подлинная власть. Главные буржуины, так сказать. Ротшильды, Барухи, Рокфеллеры, Морганы, Виндзоры… Вдумайтесь только – девяносто процентов всех богатств мира принадлежат нескольким десяткам семей! Это они развязывают войны, свергают неугодных им правителей или назначают президентов. Конечно, случаются и сбои – назначенец вдруг начинает «вести себя», поступать вопреки хозяевам. Тогда его убирают. Как Рузвельта, как Кеннеди. И что толку от разведки, если мы не в курсе планов истинных владык западного мира? Вот этот самый вопрос мы и обсуждали в Ясенево прошлой осенью. Разработали мероприятия, назначили ответственных, призвали инициативу… того… проявлять. А тут такое дело… – Он смолк, приблизившись к компании белозубой молодежи, отплясывавших самбу под гитары и барабан. Особенно полуголый негр старался – лупил по истертому бонго, зажав его между икрами ног, вдохновенно и самозабвенно. – А тут такое дело – на прошлой неделе шторм разгулялся, и пограничный катер приволок в Сантьяго-де-Куба потрепанную яхту. А на ней – два трупа. Белого американца и мексиканца. Похоже, янки вытащил мексиканца, но тот истек кровью – акула вырвала полбедра и прокусила бок. Однако именно он был капитаном, потому как белый не справился с парусом – затянул не тот узел. Хватило порыва ветра, чтобы гик отвязался – и с маху разбил янки голову. Никто пока не знает о случившемся, мы всё засекретили наглухо. Американец – это Брайен Уортхолл, бизнесмен средней руки, «стоит» двенадцать миллионов долларов. А мексиканец – его охранник, помощник и так далее. Зовут Мануэль Бака… – Вы хотите, – заговорил по-испански Призрак Медведя, – чтобы мы обратились в этих двух и заняли их место? – Да! – облегченно выдохнул полковник. – Но это строго добровольно. Я не могу вам приказывать, просто… Шанс выпадает редчайший! У мистера Уортхолла нет детей, он не женат, да еще и сирота. Подчиненные видят его редко. Конечно, придется немного… э-э… перелепить лицо. Ну, там, шрам оставить на щеке… Ваш курносый нос, товарищ Вакарчук, выпрямить… – Ох, и красавцем стану! – рассмеялся Степан. – Вы что? – насторожился Воронин. – Согласны, что ли? – А почему бы и нет? – небрежно пожал плечами Вакарчук. – Мое второе высшее – экономист. Уж как-нибудь разберусь с ихним бизнесом! – Задача – не просто вести дела, – покачал головой полковник, – а разбогатеть! Сказочно разбогатеть, выйти в миллиардеры! Впрочем, даже огромное состояние еще не гарантия того, что вас допустят в круг приближенных «главных буржуинов». Ну, тут уж придется повертеться! В крайнем случае, есть способ заинтересовать Ротшильдов или Рокфеллеров, опасный способ… – Разорить их? – ухмыльнулся Вакарчук. – Ну-у… Это вряд ли. Никто толком не знает, сколько у тех же Ротшильдов заныкано миллиардов. Может, они и вовсе триллионеры уже! Но если перебежать дорогу «главным буржуинам», нанести им солидный убыток, то они сразу проявят к вам интерес – прикажут устранить конкурента. Но вам обязательно помогут! Товарищ Питовранов обещал направить толковых спецов, сведущих в бизнесе… – Николай Иванович смолк, недоверчиво глядя на Вакарчука. – Так вы что, правда согласны? – Ты как, Мануэль? – Степан поглядел на индейца. – Согласен? – Си! – кивнул Чак. – И я – си! – ухмыльнулся Вакарчук. – Всегда, знаете ли, мечтал побыть мистером Твистером. Вы только не сочтите меня за легкомысленного энтузиаста. Просто на мне столько грехов, что… – он махнул рукой. – Не замолишь! Но можно же и отработать долг. Воронин впервые заулыбался: – Тогда… Начинаем операцию «Сафари»! – Начинаем! – Степан ощутил, как ветер, дувший с океана, наполняет его легкие тем лихим и бесшабашным неистовством, с каким шли на абордаж или поднимались в атаку. – Хау, – хладнокровно обронил Чак, что означало: «Всё сказано, и говорить больше не о чем». Глава 13 Среда, 24 марта. Десятый час утра Московская область, «Заречье-6» Покинув Белорусский вокзал, я еще толком не окунулся в московскую круговерть, а меня уже встречали – моргнула фарами знакомая «Чайка». Стильная машина стояла наособицу, отливая черным лаком да сверкая хромом, словно барин во фраке и цилиндре среди простолюдинов – мелких «Запорожцев», раздобревших «Волг», глазастых «Жигулей». «Начинается…» – подумалось обреченно. Ромуальдыч крепко пожал мою руку, с ворчаньем обронив: «Вытащим, если что…», и полез я на заднее сиденье лимузина, скрипя тисненой кожей. В салоне пахло, как тогда, в парке Горького – куревом и одеколоном «Шипр». По-моему, и офицеры впереди сидели те же, что и месяц назад. Прикрепили ко мне, вот и сидят. Бдят. Тот, что справа – белобрысый, нос сапожком, – обернулся и молча, по-приятельски кивнул. Водитель лишь глянул в зеркальце – серые глаза блеснули любопытством. Вырулив со стоянки, он плавно, умеючи разогнал «Чайку». Наверное, мне стоило отыграть пугливого юнца, спросить какую-нибудь глупость, вроде: «Дяденьки, а куда мы едем?», но я лишь сжал губы. И без того тошно. Тяжелое чувство одолевало меня. Вернее, предчувствие невзгод. Еще и мысли всякие, нехорошие, зудели в голове, лишая покоя, роняя настроение до нуля и ниже. Отвезли меня на брежневскую дачу. За высоким глухим забором прятался добротный дом, рубленный из дерева. Без излишеств, зато лепота – сосны кругом, елки, березки… Самих хозяев я не застал, но заботливая прислуга с недремлющей охраной тут как тут – накормили, напоили и спать уложили. Перенервничал я или переутомился, не знаю, а только выспался знатно. С утра мой юный организм готов был сдать нормы ГТО, не запыхавшись. Бродить по госдаче я не стал – чужой дом вокруг, чужая жизнь. Умяв полезную гречку с котлетой и чай с рогаликом, выбрался во двор. Весеннее солнце терпеливо будило озябшую землю. Прошлогодняя листва и бурая прелая трава, сметенные в кучи, вяло тлели, изредка вспыхивая робкими огонечками. Клубы белого едкого дыму завивались округло и плотно, расплетаясь в корявых гребешках ветвей, нагоняя тревожный запах чадной горечи. Еще немного, еще чуть-чуть, и лопнут набухшие почки, поплывет терпкий дух клейкой, наивно-светлой зелени, будоража воображение и рождая нескромные хотения. А пока что желанную негу солнцепека сдувал зябкий ветерок, пахнущий прелью. Классика! Пустынные аллейки звали прогуляться, но я по-стариковски занял лавочку под раскидистой сосной – думать, прикидывать варианты и поджидать гостей. «Хорошо сижу…» Заслышав нестройный шум моторов, я вздрогнул, как от звонка будильника. Охрана шустро распахнула ворота, и целая автоколонна черных пластавшихся «ЗИЛов» заехала во двор. Сразу стало людно и тесно, а я сидел, будто в партере, и наблюдал, как на сцену выходят Брежнев, Суслов, Устинов, Косыгин, Громыко, Андропов, Пельше, Романов… Все пожаловали? Вроде все. Я упруго встал, оглядывая настороженный синклит, и поздоровался, как всякий воспитанный мальчик: – Здравствуйте, я Миха. Миша Гарин. * * * Сумбур первого знакомства схлынул. Взвинченные и смятенные, члены Политбюро сошлись в дачной гостиной – и площадь позволяет, и приватно. «Мизансцена…» – подумал я. Андропов шушукался с вальяжным Громыко – «Мистер Нет» шевелил губами, словно леденец языком гонял. Сухонький Пельше нахохлился в углу, как загнанный, и печально моргал. Встрепанный, распустивший галстук Косыгин что-то с жаром доказывал Суслову – Михаил Андреевич удивленно вытягивал губы дудочкой, а Устинов с интересом внимал, поводя головою, словно в восхищении от услышанного. Один Брежнев по-барски развалился в кресле, делясь мнениями с Романовым – «хозяин Ленинграда» гнулся в позе вопросительного знака. А я стоял у окна, цепенея как на экзамене, и водил глазами в такт блеску маятника напольных часов – тот отмахивал секунды, будто гипнотизируя. «Третий звонок…» Повар с охранником осторожно внесли жостовский поднос, дробно позвякивавший стаканами с компотом, и удалились на цыпочках, притворив за собою двери. «Занавес!..» – Вы уж извините, Михаил Петрович, – добродушно забурчал генсек, вздрагивая брыластыми щеками, – чуть было не упрятал вас куда подальше! Сами понимаете, как опасна точная информация о будущем. Предсказания, предположения – это всё слова, акустика, так сказать. А тут… Если уж знание – сила, то послезнание… – Он развел руками, пошевеливая головой. «Малое Политбюро», торопливо рассевшееся по диванам и креслам, дружно закивало. – Да ради бога, Леонид Ильич. – Я изобразил любезную улыбку, заодно подпуская мимолетную лесть. – На вас лежит огромная, не снимаемая ответственность – за весь советский народ. Тут не до церемоний. Только давайте без отчества! Просто Миша, этого достаточно. – Хорошо, Миша, – величественно кивнул генеральный. Хмыкнув, проворчал: – Да вы расслабьтесь, Миша, не обидим! Одно дело делаем, хоть и смотрим под разными углами… Хм… Я сейчас подумал… Знаете, какая озвучка подошла бы к нынешнему историческому моменту? Свиридовское «Время, вперед!» Правда же? Но давайте к тому самому делу… К-хм! Мы тут посовещались с товарищами и выработали… как Андрей Андреевич любит выражаться… консолидированную позицию. – Он построжел. – Прежде всего, Миша, информация о будущем должна поступать к нам, и только к нам. Конечно, мы допускаем возможность посвящения в тайну стороннего человека, но, строго-обязательно, с нашего ведома и разрешения. И второе. Совершенно необходимо обеспечить вашу безопасность, Миша. Мы должны быть уверены, что никакой противник СССР не получит доступа к послезнанию! – Брежнев всем корпусом повернулся к председателю КГБ. – Юра, тебе слово. Андропов рывком поднял голову, и его очки сверкнули, будто отражая улыбку, скользнувшую по губам. – План по обеспечению безопасности Миши Гарина мы разработали в плотном контакте с 9-м и 7-м управлениями, учитывая все так называемые мелочи жизни, – сухо заговорил он, как будто стесняясь «принятых мер». – Охрана у Миши будет круглосуточной, но незаметной – это мы гарантируем. И не только из-за удобства самого Гарина. Ходить строем за объектом – последнее дело, ибо всегда найдется способ нейтрализовать охранников. А вот когда прикрепленных не видать и не слыхать… Да, единственная просьба, Миша: заранее предупреждайте о дальней поездке – в другой город или к морю! – Разумеется, – кивком согласился я, прикидывая, как же мне надурить парней из «девятки» и «семерки», если понадобится. – В школе, а затем в университете, на работе, в доме, где вы прописаны, Миша, всегда найдутся люди, готовые прийти вам на помощь. – Учту. – Я растянул губы, хотя мне совсем не улыбалось. – В принципе, могу лишь согласиться с вашими условиями, Леонид Ильич. Они вполне разумны. Как математики выражаются – необходимы и достаточны. Жить, как все, я не смогу в любом случае, да и не хочу, если честно. У меня только одно условие… Мои родители и сестра не в курсе моей… хм… прогрессорской деятельности. Вот пусть и останутся в неведении! – Принимается, – царственно согласился Брежнев и снял очки, сразу становясь чуть живее – стекла будто скрадывали взгляд. – Годится, – бойко кивнул Андропов. – Миша, – вступил Суслов, заметно окая. – Прошу извинить товарищей – они не за себя беспокоятся, поэтому и относятся к вам сугубо практически, утилитарно, что ли. Юра, у тебя все? – Ну, если вкратце, то да, – смешался Андропов. Михаил Андреевич, по-моему, и сам слегка конфузился, скрывая наше с ним знакомство. – А как связываться с Мишей? – нарочито брюзгливо спросил он. – По телефону?