– Сдавай вахту – и отдыхать. – Есть! * * * После обеда БПК вошел в терводы Израиля. Как объяснил замполит, сионисты не такие уж и гады. В любом случае арабы куда гаже. Так что если уж дружить с кем-то на Ближнем Востоке, то лучше с евреями. Да и, потом, кто нынче прописан на Земле обетованной? Наши! А со своими договориться легче… Плюнув на утюг, Гирин обождал, пока тот перестанет обиженно скворчать, и не торопясь, со старанием выгладил парадку. «Сторожевой» зайдет в город Ямит с визитом вежливости. Погуляем! Пройдемся по ветхозаветным пескам Синая! Главное, еще в прошлом году рисовали карикатуры, негодуя на израильских оккупантов, оттяпавших полуостров у Египта, а сейчас – тишь да гладь. Кучу всяких договоров наподписывали, Брежнев в Тель-Авив слетал… Палестинцы, которые террористы, грозились его кокнуть, так их самих истребили! Всех, кого достали, а достали многих – танками прошлись по сектору Газа, вдоль и поперек. Ну и правильно… Гирин полюбовался парящей рубахой и аккуратно повесил ее на плечики. Теперь на брючках стрелки наведем… И чего им надо, арабам этим? Хотим, дескать, мирно трудиться! А кто вам мешает? Идите и работайте! Так нет же, они или «калашами» потрясают, или на базарах спекулируют, работяг дурят. На фиг такие союзники! А израильтяне… вон, по «Времени» передавали, уже четвертый завод строят у нас – в одесской ОЭЗ, в новороссийской и еще где-то. «Вот это я понимаю!» – подумал Гирин одобрительно и полюбовался наглаженными стрелками. Прямо как черные ножики, порезаться можно… …А по краю морского простора уже выступала желто-коричневая полоска берега, подведенная белесой линией прибоя. Посреди песков, но с видом на море, кучковались белые здания Ямита – типовые сохнутовские дома и школы, супермаркет и матнас, детсады и поликлиники, синагога и йешива. Снежные и молочные тона строений оттенялись зеленью перистых пальм, на уютных площадях били фонтаны. А климат какой! Никакой тебе влажности, сухо в любое время года и не слишком жарко. Зима очень мягкая, летом же постоянно, как по расписанию, дует ветер, сгоняя духоту. Благодать! Правда, под боком сектор Газа, так что не понятно, какая линия проходит через Ямит – фронтира или фронта… Чуть ли не все полторы тысячи жителей Ямита явились в порт встречать «советский крейсер». Нарядная толпа кричала «ура», махала флажками – красными и бело-синими, со звездой Давида и пятиконечной. БПК «Сторожевой» загудел приветливо и мягко прижался бортом к чужому причалу. Шалом! Вторник, 25 мая. Утро Первомайск, улица Чкалова Припекало с самого утра – погода не чтила календарь, открывая лето в конце весны. Пышная глянцевитая зелень томно шелестела, мрея в знойной дымке. Дома грелись на солнце, спускаясь к берегам Южного Буга, а река будто бы осознавала свое предназначение – валясь водопадом с невысокой плотины ГРЭС, она плавно и важно несла себя, позволяя окунаться в зеленые волны хлопотливому человеческому племени. Я жмурился, думая обо всем сразу, – мысли текли, как речная вода, а вот ощущения посещали странные. Как и полагалось попаданцу. Слыхивал я последний звонок, слыхивал… Но «прошлая жизнь» давно уж подернулась маревом небывальщины и сновидности. Будто и не жил, а смотрел долгое-предолгое, скучное-прескучное кино с собой в главной роли. И какие только глупейшие ошибки не совершал мой персонаж, чего только не творил против логики, против воли… – Мишенька! Узнав мамин голос, я встрепенулся, шаря глазами по толпе родителей, нашел – и помахал рукой. Чудится мне или в самом деле мама похорошела за эти месяцы? В белом батничке и синей юбке «колокольчик» она выглядела стюардессой на отдыхе – сняла форменный кителёк, повесила пилотку на гвоздик – и сияет голливудской улыбкой, дозволяя нахальному ветерку ворошить шатенистый «сэссон». Словно копируя родительницу, рядом светилась Настя. Скромное школьное платье, ушитое по моде, казалось излишне коротким, выставлявшим напоказ длинные ноги сестрички, и даже белоснежный передничек не исправлял положения. «С каких это пор ты записался в блюстители нравов? – усмехнулся я. – Что, тебе одному можно родней любоваться?» – Мамусечка твоя такая красивенькая! – высказалась Рита, оттягивая пальчиками коротенький подол. Белые гольфики и два пышных банта придавали девушке вид, одновременно очаровательный и пикантный. – Вся в меня! – ухмыльнулся я. – Ой, Изя, ну, где ты ходишь? – донесся недовольный голос Альбины. – А чё? – Да ни чё! Сейчас всё начнется, а ты… – Я больше не буду! – поспешно оправдался Динавицер. – Полосатыч! – зароптали в толпе. – Полосатыч! Торжественная линейка быстренько обрела порядок и стройность – октябрята, пионеры, комсомольцы замкнули квадрат двора, оттесняя мам и пап, бабушек и дедушек. Директор в строгом черном костюме, оставив в тылу стайку учительниц с носовыми платочками, шагнул на передовую и взял в руки микрофон. – Дорогие наши выпускники! – гулко разнеслось по школьному двору. – Мы еще встретимся на экзаменах, но ваши уроки сегодня закончились. Навсегда. Есть в этом повод для грусти, но не стоит печалиться! Двери нашей школы всегда открыты для вас, и это не пустые слова. Десять лет вы не просто учились в этих классах, – он обвел рукой школьное здание, – но и жили здесь! Дружили, ссорились, мирились, постигая азбуку общения, азбуку понимания. Мне хочется, чтобы вы возвращались сюда годы спустя, навещали своих учителей и встречались с одноклассниками… – Мишель! – тихонько окликнул меня Зенков. – Тут такое дело, мон шер… В общем, я решил не поступать в этом году. – Чего это? Ты ж сам говорил: «Учиться буду такой профессии – Родину защищать!» – неприятно удивился я. – Да я тут подумал… – замялся Жека. – Лучше мне сначала отслужить, а уже потом – документы на «вышку» подавать. – Умно, – оценил я. – И по-мужски. Дай пять! Жекина ладонь звонко шлепнула о мою. – И не думайте, пожалуйста, что учебе конец! – возвысил голос Павел Степанович. – Даже когда вы получите вузовские дипломы и устроитесь на работу, нужно продолжать учиться. Учиться всю свою жизнь, чтобы лучше понимать этот бесконечный, вечно усложняющийся мир! Чтобы расти над собой, одолевая все новые и новые рубежи, достигая высот и поставленных целей! И пусть этот последний звонок станет не последним в вашей жизни! – Дюха, твой выход! – велела Тимоша задушенно. Жуков, немного смущенный всеобщим вниманием, подхватил крошечную первоклашку с огромными бантами и усадил к себе на плечо. Плющась от счастья, «чебурашка» заколотила в медный колокольчик, а Дюша торжественно обошел всю линейку. Младшие классы смотрели на него и на нас с плохо скрытой завистью, а девятиклассники – с легкой задумчивостью. Год пролетит незаметно, и они, как и мы сейчас, распрощаются со школой… Услышав всхлипывания, я живо обернулся к Рите. Девушка плакала, сердито утирая слезы. – Ну ты чего? – Я ласково притиснул «реву-корову». – Прощаюсь! – буркнула Сулима и завздыхала. – Прощай, школа… Прощай, детство… – Здравствуй, любовь! – подхватил я. – Здравствуй, счастье! Рита заулыбалась беспечально и открыто, как малолетка на плече у Дюхи, и тесно прильнула ко мне. Мама и Настя, глядя на нас, тоже обнялись, словно в добром отражении. «Здравствуй, будущее! – подумал я, крепче прижимая девушку, словно боясь потерять. – Здравствуй, жизнь!» Эпилог Пятница, 25 июня. Ближе к полуночи Первомайск Я покрутился по пустому классу, вдыхая неистребимый запах мела и чернил, и вышел в гулкую рекреацию. Лампы под круглыми колпаками не горели, но видно было хорошо – из огромных окон актового зала лилось столько света, что под ногами полосатились четкие тени. Меня потянуло прислушаться: голосов не различить, но эхо громкой музыки гуляло по этажам и коридорам, маня на звук. Я двинулся по следу жесткого ритма – школьный диск-жокей обожал ударные. По дороге я углядел пугливую парочку, ворковавшую в темном закоулке, но сделал вид, что ничего не видел и не узнал Светлану с Юркой. Сосна тоже решил дождаться повестки, а потом, после дембеля, идти в школу милиции. «Дослужусь до сержанта, – мечтал он, щурясь по привычке, – поступлю на заочное, на юрфак… Глядишь, и в генералы выйду!»