Сейчас они все втроём бежали из Терре Промиз, символа южной аристократии и чопорных матрон – всех тех вековых канонов высшего света, которые запрещали даже думать о чём-то неподобающем, за пределами их незыблемых моральных устоев. Теперь же он оставался позади, ускользал всё дальше и глубже, в конце концов вовсе скрывшись за густыми сводами гигантских деревьев пригородных алей. И меньше всего в эти минуты хотелось думать о тех, кто там остался. Э, нет! Всеми мыслями Эвелин уже была в Гранд-Льюисе. Вернее, в своих фантазиях или же видениях – спящих воспоминаний безумно далёкого прошлого. И это уже не крохотная капелька, а более существенные глотки, разбавленные игристым вином Божоле Fleurie и не менее утонченным вкусом изысканных деликатесов. Полин намеренно настояла на паре бокалах лёгкого аперитива и более сытных закусках, поскольку ночь обещала быть долгой, весьма увлекательной и отнимающей немало сил у тех смельчаков, кто рискнул открыть охоту на её манящие сокровища. Так что пока они добрались до границы города, Эвелин успела расслабиться почти до возможных пределов, надышаться воздухом кратковременной свободы и позволить ей вскипятить кровь совершенно новыми ощущениями и страстями. Жаль, что свобода похоже на то же вино и имеет не менее бурное похмелье по утрам. Но ведь это будет ещё не скоро. А пока… Время и место диктуют свои условия, убеждая в ложном выборе тех или иных решений. Будто ты сама направляешь свои шаги в выбранном тобою направлении. Какое наивное заблуждение. И как быстро она забыла о том, кто её сюда привёл на самом деле. Хотя какая разница? Когда голова кругом, и ты погружаешься прямо с ней в плотный омут зыбкого воздуха, а над её макушкой расплёскиваются хаотичные брызги восхитительных фейерверков, думать о чём-то важном – всё равно что растрачивать в пустую и без того ускользающие крупицы драгоценного времени. Главное сейчас – успеть выкрасть у него только лучшие моменты, увидеть, как можно больше и запомнить лишь самое захватывающее. Они оставили коляску где-то на безлюдной окраине города, чтобы никто не видел, в чьём экипаже они приехали, а, главное, с какой стороны. И где-то всего через пару улочек влились в живой поток шумной толпы, буквально нырнув в её расступившиеся «воды», нисколько не задумываясь о последствиях и куда их в конечном счёте потом вынесет. Всё так и было, как Эвелин когда-то себе представляла (или вспоминала), прокручивая в голове раз за разом, если требовалось во что бы то ни стало сбежать из реальности. Но в этот раз она впервые сбежала в реальность, провернув всё с точностью наоборот, и это действительно оказалось необычайно восхитительным. Находиться в толпе, среди сотен чужих масок, скрывавших абсолютно незнакомых ей людей и быть одновременно свободной от всего и вся. Никаких запретов, никаких страхов сделать или сказать что-то неподобающее. Наоборот, ограничений никаких. Хочешь пускайся в пляс во всеобщем хороводе на центральной площади, хочешь подпевай шутливым песенкам местных «менестрелей», чья задористая музыка доносилась со всех сторон и едва не с каждой улицы всевозможными мелодиями на любой вкус и цвет. А сколько здесь было маскарадных костюмов и масок, разношерстных мастей и расцветок; и смешанных запахов, и мелькающих за глазными прорезями чужих взглядов, поверхностных прикосновений и резких голосов. Только всё это казалось таким же эфемерным, почти бесплотным, как и то, что видится в снах. Будто дотрагиваешься случайно к призракам, а они ускользают сквозь пальцы, оставляя на коже едва осязаемый отпечаток безликих воспоминаний. Хотя, наверное, забавнее всего было наблюдать за Полин и Крисом, то с какой бдительностью молодой кучер оберегал свою юную госпожу (и по совместительству возлюбленную) от посягательств нежелательных конкурентов, позволяя себе при этом то, на что бы никогда не рискнул пойти без черной остроносой маски на глазах тех же окружающих их людей. И как бы непривычно выглядело всё со стороны, какие-бы искусственные личины не скрывали их истинные лица, более искренних к друг другу отношений они едва ли где и когда сумели бы показать, как и раскрыться друг перед другом. Может поэтому Эвелин и испытывала к увиденному лёгкое чувство зависти? Нет не чёрной. Вполне светлой, хоть и с лёгкой горчинкой ненавязчивой тоски, заставлявшей то и дело бросать рассеянные взгляды по сторонам, невольно всматриваясь в ближайших людей в мужских костюмах. Только вот прикасаться к себе, особенно с какими-нибудь непристойными намёками, как бы парадоксально это не звучало, она не позволяла ни одному из них, предпочитая танцевать в групповых танцах, но ни в коем случае ни в парных. Её пугали все эти маски, пусть они и избавляли от возможности узнать, кто за ними прятался, ведь никто не принуждал её снимать свою и раскрывать чужое лицо в ответ. Окутывающий всех участников маскарада ореол едва ни мистической тайны, позволял до поры до времени довольствоваться её чарующим таинством праздничной ночи, в воздухе которой переплелось столько незримых нитей чего-то метафорического и эфемерного, возможно дыхания и взоров тех же духов языческих богов, на священной земле коих и происходило всё это человеческое сумасшествие. Как бы там ни было, но испытываемую при этом эйфорию непередаваемой на словах свободы невозможно было сравнить ни с чем. Как и с теми же страхами необъяснимого предчувствия – очень сильного, пугающего и одновременно будоражащего сладкой пульсацией внутреннего волнения на уровне диафрагмы, с последующими приливами головокружительных «ударов» в живот и голову. Конечно оно ложное, но разве телу это объяснишь? Телу и немощной плоти, жаждущих невесомого парения в этих противоречивых ощущениях и обострённых эмоциях, рвущихся к большей свободе, к незримому притяжению чего-то невероятного, но очень близкого, почти дышащего в твой затылок, отчего по спине и позвоночнику до самого затылка пробегают царапающие искры необъяснимого удовольствия. Может из-за таких вот приступов она невольно и озиралась, всматриваясь в близстоящих людей… искала чей-то пронизывающий насквозь взгляд? А может кто-то специально призывал её к себе, заставлял оборачиваться, испытывая то ли на прочность, то ли на какие иные чувства? Хотя не исключено, что всё это ей только причудилось… разве что до поры до времени. До того момента, когда её глаза пересеклись со взглядом (о, великие боги!) обсидиановых кошачьих глаз в ромбовидных прорезях чёрной маски, представлявшей из себя обычную полоску из узкой ткани. По крайней мере издалека они такими и показались. Точнее, где-то в шести ярдах от Эвелин, возле ближайшего к ней дома, к стене коего и прислонился их владелец – то ли мексиканский чиканос, то ли «персонаж» когда-то прославившегося чилийского Робин Гуда - Хоакина Мурье́ты Карри́льо* в традиционном костюме жителей Латинской Америки, в которую входило обязательное ношение пончо и соломенных шляп (хорошо, что хоть не сомбреро). Но даже тень от головного убора не могла до конца скрыть большей части его незащищённого маской лица – настолько знакомого и исключительного, что узнать его даже с такого расстояния оказалось совершенно несложным. Было бы куда странным, если бы она его вдруг и не узнала, даже будь на нём маска Вольто. Такую высокую, ещё и широкоплечую фигуру, статную осанку, величаво поднятую голову, наверное, не спутаешь уже ни с чьими другими. А про пристальный взор, будто бы вскрывающий глупую жертву невидимыми клинками буквально осязаемых лезвий, даже упоминать не имело смысла. Они не только находили тебя в толпе, но и заставляли чувствовать их скольжение практически на физическом уровне, вынуждая тянуться за их источником, как по протянутым между ними и тобой то ли нитям, то ли неразрывным струнам впивающихся в плоть и нервы силков. Киллиан Хейуорд? Ведь она не могла ошибиться, даже если бы и хотела подсознательно увидеть в этом человеке именно его. - Идём, Лин. Я вспомнила, что собиралась сделать по приезду в город! Сколько длилась их встреча взглядами? Пару секунд или пару вечностей? Может меньше, может дольше? Полин вернёт её в реальность всего лишь прикосновением к руке, заставив обернуться к себе и чуть ли не насильно вырвав из кратковременной потери Эвы во времени и пространстве. - Что? - Здесь недалеко, вниз по улице через пару кварталов. Ты, наверное, уже и не помнишь о спиритическом салоне мадам Уейнрайт, хотя она и по сей день пользуется немалой популярностью, чем в первые годы после его открытия. - Спиритический салон? Ох… - если кто и умел возвращать Эвелин на землю, то только Полли, как и полностью перетягивать на себя чужое внимание. Конечно, ни о какой мадам Уейнрайт Эва не помнила, но была в курсе повального увлечения спиритизмом среди представителей высшей знати по всей Европе. Если кто-то в доме не держал доски Уиджа**, то это выглядело не менее странным, как если бы не иметь каких-нибудь важных предметов мебели – вроде столов или стульев. - Ты собралась кого-то вызывать? – она даже успела как-то резко забыть (правда ненадолго) о Киллиане Хейорде (если это был конечно Киллиан Хейуорд). Хотя волнение никуда не девалось, скорее, ещё больше закопошилось уже где-то на дне желудка скрученным жгутом усилившихся страхов и противоречивых эмоций. Было ли это связано с нежданной идеей Полин пойти в какой-то спиритический салон или всё же следствием ещё более нежданного появления портового грузчика, она так и не узнает. Её просто потянут вслед за собой пока ещё в неизвестном направлении, вновь ныряя во встречную толпу, а потом дальше – в сторону выхода с центральной площади к более узкой торговой улочке де Фарм. - Конечно, нет! Я же не настолько отсталая, чтобы верить в призраков и духов с того света. Это по части мадам Леру, вот она-то ну просто повёрнута на потустороннем и сверхъестественном. - Тогда зачем тебе идти в спиритический салон? - Потому что мадам Уейнрайт потомственная гадалка, а не только медиум, и ко всему прочему мать Криса. - Ох!.. – но в тот раз Эвелин всё-таки вспомнила о главной причине своего раскуроченного волнения и не удержавшись обернулась. Но, видимо, не намеренно. Сработал самый обычный рефлекс на уровне защитных импульсов, поскольку ощущение, будто за ней не только наблюдают, а быть может даже подкрадываются со спины, оказалось настолько сильным и пугающим, что не поддаться ему – было бы явно из ряда невозможного. Естественно, за ней никто не шёл и не дышал ей в затылок буквально, как ей могло почудиться за секунду до этого. Самый главный виновник её неунимающихся страхов всё так же стоял на своём прежнем месте и… продолжал смотреть в её сторону. Правда недолго. В смысле не перестал смотрел, а стоял недолго, где-то секунды через две-три оттолкнувшись от щербатой стены грязно-серого цвета и очень медленно, весьма нерасторопным шагом пошёл, по узкому тротуару вдоль зданий вслед за ними! Может мысль привлечь к нему внимание Пол и мелькнула было где-то на задворках запаниковавшего рассудка, но длилась она всего ничего. Шли они очень быстро, довольно-таки ловко маневрируя меж встречными участниками карнавала, и так же быстро ушли вперёд, так что Киллиан Хейуорд (или его двойник), очень скоро скрылся из виду за фигурами людской толпы. Правда долгожданного облегчения Эва так и не испытала, чувствуя в происходящем тот самый подвох, который возможно и являлся причиной всех её последних предчувствий. - Так, значит, в духов ты не веришь, а в предсказания да? – способность снова мыслить и логически рассуждать вернулась практически сразу же. - Лин, я прожила в Гранд-Льюисе всю свою сознательную жизнь, в месте, где всё буквально напичкано языческим мракобесием и перемешанными из-за него суевериями. Здесь в каждом доме вместе с католическими распятиями висит по нескольку ведических оберегов и ловцов снов. И если нужно очистить какое-нибудь жилище от поселившихся там призраков, вызывают на пару с капелланом какого-нибудь шамана из ближайших к городу племён. А вот что касается гаданий и предсказывания будущего, никогда не поверю, что ты тоже ими не увлекалась ещё в пансионе с другими девочками. Или скажешь, что вообще никогда-никогда не хотела, чтобы и тебе погадали? - А разве церковь не считает подобные вещи от лукавого? - Учитывая, что многие священнослужители сами не чураются ни карт Таро, ни гадальных пасьянсов и прочих видов предсказаний (например, астрологических)?.. – Полин решительно покачала головой, определённо не соглашаясь с высказыванием подруги. – Как любила говаривать моя бабка, если хочешь сделать что-то переоценённым и привлекающим завышенное внимание, обязательно возложи на это запрет и предай церковной анафеме. Хотя, сложно сказать… Может я и не слишком так уж и верю, но что-то во всём этом явно есть. Некое таинство или загадка, которую хочется решить во что бы то ни стало, приоткрыв хотя бы слегка нависающую над грядущим завесу вполне уже близкого, но совершенно неизвестного будущего. Подглядеть хотя бы одним глазком или пощупать вслепую. Неужели тебе совсем-совсем не интересно? - После таких слов… - Эвелин неосознанно сбавила шаг, как только её взгляд, как магнитом, притянуло одной из вывесок улочки де Фарм, под сень которой они, судя по всему, и направлялись. Спутать её с вывеской какой-нибудь скобяной лавки или же аптекой даже в темноте, было бы нереально. Хотя и здесь хватало разгулявшейся толпы, музыкальных заводил и беспрестанно сыпящегося с верхних этажей домов бумажного конфетти со змеящимися ленточками серпантина. - Даже затрудняюсь что-то ответить. Верить, конечно, хочется, но… почему-то у большинства гадалок и тех же медиумов одни и те же приёмы. И мне кажется, они больше опираются на свою натренированную наблюдательность, либо используют беспроигрышные комбинации. - Вот уж никогда бы не подумала, что ты такой привередливый скептик, ещё и в таком возрасте. - А что тебе по этому поводу говорит Крис? Ему-то побольше твоего известно, как всё это проворачивается в действительности. Они почти дошли до крыльца спиритического салона ирландской цыганки и потомственной гадалки мадам Кассандры Уейнрайт (надо же, даже с именем изящно погадала, хотя, по любому оно какого-нибудь гэльского происхождения вроде Ашлин или Карен), когда Эвелин решила обернуться в сторону конюха-шофёра и бросить на того вопросительно «подозрительный» взгляд. Правда, на его счастье полусумрак улочки и чёрная маска на лице так удачно скрывали ото всех его истинные на этот счёт эмоции. А ответа девушка так и не дождалась. Её внимание отвлёк скрип дверных петель и повеявший за этим звуком обволакивающий поток тёплого воздуха, в котором сплелись нежданные в этом месте ароматы жжёного воска и более терпких трав. И, можно подумать, как раз последнее едва не дезориентировало состояние Эвы в окружающем пространстве эдаким своеобразным дурманом чуть ли не буквально. Похоже, она даже не заметила, когда и как ступила на каменные ступени крыльца спиритического салона. ______________________________________ Хоаки́н Мурье́та Карри́льо* - (исп. Joaquín Murieta Carrillo, также Murrieta или Murietta; 1829 — около 1853; называемый также Мексиканским и чилийским Робин Гудом или Робин Гудом из Эль Дорадо (исп. Robin Hood de El Dorado) — полулегендарная фигура времён калифорнийской золотой лихорадки 1850-х годов. Одни называют его бандитом, другие — мексиканским патриотом. Мурьета в определённой степени стал прототипом Зорро **«Говорящая доска», «Доска Дьявола» или «Уиджа» (англ. Ouija board) — доска для спиритических сеансов вызова душ умерших с нанесёнными на неё буквами алфавита, цифрами от 1 до 9 и нулём, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем. Изобретена в XIX веке американцем Элайджей Бондом Глава двадцать пятая Дверь закрылась за их спинами, звучно щёлкнув, подобно спусковому механизму изящной ловушки. Шум карнавала, не миновавший переулок де Фарм в этот праздничный вечер, когда жители южных широт графства могли отбросить на какой-то миг довлеющие сети чопорных консервативных условностей, неожиданно стих, будто обрезало вместе со скрипом петель. Все произошло настолько быстро и внезапно, что Эва замерла на пороге, не понимая, как здесь очутилась, лишь крепче сжав пальцы Полин слегка вспотевшей от волнения ладошкой. Впрочем, все это легко объяснимо. Просто не удостаиваешь своим вниманием такие мелочи, как порог, ступени и манящий любопытные взоры вход не вполне подобающего для юных леди заведения, когда твои мысли то и дело путаются постоянной сменой через чур головокружительных событий. И, похоже, она всё ещё ощущала преследующий даже за закрытыми дверьми салона прожигающий насквозь взгляд незнакомца, которого она как-то уж слишком поспешно (без каких-либо на то оснований) приняла за Киллиана Хейуорда. Хотя и этому возможно найти вполне логическое объяснение. Несколько раз в не таком уж и далёком прошлом столкнуться лицом к лицу с этим человеком, испытав с данными моментами крайне запредельные эмоции, а потом узнать, что он сын хозяйки борделя (да что там душой-то кривить по этому поводу, уж явно далеко не бывшей падшей женщины!), тут у кого хочешь в глазах перевернётся не один лишь окружающий мир. И возвращаться к нему мысленно будешь чуть ли не против своей воли, поскольку связывают вас далеко не парочка общих воспоминаний, а самый шокирующий, да ещё и компрометирующий секрет. Конечно, после такого волей-неволей, будешь выискивать его черты чуть ли не в каждом встречном прохожем, даже если по той же теории вероятности столкновение с Хейуордом в ликующей толпе праздничного шествия равнялось не сколько десятым, а целым сотым долям возможности. Но почему тогда ей так жутко не хотелось верить в то, что это мог быть он, опровергнув данную теорию уже как минимум три раза? Ну вот, опять! Картинки атакующих и весьма ярких воспоминаний буквально замельтешили перед ошеломлённым взором: Ярмарка, заброшенная конюшня Лейнхолла и... при вспоминании о том, как из-за подлой шутки Софии впервые узрела его во всей красе, щеки залил жаркий румянец. В горле моментально пересохло, и Эва глубоко (почти судорожно) втянула в лёгкие спёртый воздух абсолютно незнакомого помещения, пропитанный ароматами трав, корицы и оплавленного воска. - Эй, ты чего? Где та отважная дева Эва, которая ещё недавно штурмовала центральную площадь далеко не скромными танцами? – беззлобно поддела Полин, сделав шаг вперед и увлекая за собой подругу. – Извини, дорогая, но отступать – слишком поздно. Эвелин и не собиралась этого делать. Наоборот, ощутила себя едва ли не в безопасности здесь, в вместительном холле приёмной комнаты потомственной гадалки. Даже если бы все демоны ада устроили пир в этом месте и вознамерились принести в жертву ее, девицу Вудвилл-Лейн, она бы охотнее предпочла их компанию, чем неизбежное столкновение со взглядом Киллиана Хейуорда. Поскольку образы и неуместные с ними ощущения, которые пробуждались всякий раз из-за мыслей об этом человеке, ещё и в этом заведении, были куда устрашающей, чем предполагаемый бал Сатаны в помещении спиритического салона мадам Уейнрайт. Даже тот факт, что Крис остался на улице ожидать свою хозяйку-возлюбленную, существенно не повлиял на ее опасения. Да и запах трав, экзотических благовоний и терпкого дыма сгоревших свечей ощутимо успокаивал и расслаблял, прогоняя прочь тревоги. Это было странно и логично одновременно. Странно потому, что в антураже соединённых арочным проёмом комнат все казалось если не зловеще пугающим, то по меньшей мере запретным и неправильным. Но Эвелин с любопытством разглядывала высокие потолки с огромной венецианкой люстрой из дерева и кованого металла, отмечая изысканные ломаные линии готического стиля; индейские маски и фигурки идолов на стенах, задрапированные черным шелком и задекорированные пучками сухоцвета либо витыми корягами лакированных веток-лиан. В интерьере было нечто дикое, первобытное и манящее, но совсем не отталкивающее. Завораживающее на фоне выхолощенной чистоты католических костелов. И вместе с этим настолько утонченное и элегантное, что сомнений не оставалось никаких: хозяйка этого места женщина! Обладательница изысканного вкуса и утончённого взгляда на современную моду, которой не чужд лоск и аристократизм, даже если она не рождена под шёлковыми балдахинами и дворянским гербом с серебряной ложкой во рту. Эва перевела взгляд на Полин. Медиум – мать Криса? Не совсем корректный вопрос, который так и не смог удержаться на языке из-за любопытства, замер на ее губах, когда подруга, отпустив ей руку, сделала шаг вперед, раскрывая объятия статной женщине, которая все это время находилась в тени декоративной колонны, украшенной большой африканской маской и увитой несколькими обхватами сетчатой имитацией серебряной паутины. - Мадам Уейнрайт! – возликовала Полин д’Альбьер, протягивая руки навстречу хозяйке салона. – Добрейшей вам ночи, несравненная! Надо полагать, древнейшие силы и духи-предсказатели проявили свою верность и не унеслись на карнавал, оставив нас в одиночестве? - Полли, дитя мое! – на лепных, строго очерченных губах гостеприимной провидицы, покрытых лёгким слоем карминной краски, заиграла теплая, задорная, отчасти материнская улыбка. Едва заметно кивнув ошеломлённой Эве так, чтобы соблюсти приличия и в то же время не прерывать приветственный церемониал с леди д’Альбьер, женщина сжала ладони Полин своими длинными пальцами и обменялась с юной девушкой поцелуями в щечки. Эвелин только диву далась, как можно выстроить такие легкие, ни к чему не обязывающие в плане строгого этикета отношения с матерью своего любовника. Даже если на миг допустить, что однажды ей мог бы выпасть шанс для схожей связи с... Девушка вновь залилась густым румянцем, потому что на данный момент в её голове с завидным упрямством крутился лишь один вероятный кандидат на эту роль. А представлять себя с Киллианом Хейуордом, всё равно что рисовать в воображении своё личное знакомство с мадам Адэлией Вэддер. Да она со стыда сгорит в буквальном смысле рядом с его матерью! Какие уж там объятия? И дело не в смелости Полин и не в наличии бунтарского духа, который в данном случае призван брать города. Всё-таки разница между статусами обеих женщин слишком велика даже на этом уровне. - Как же ты бесподобна в этом очаровательном костюме, моё дитя! – между тем произнесла миссис Уейнрайт, положив руки на предплечья Полин и разглядывая наряд девушки с неподдельным восхищением во всеподмечающих глазах. – И, кстати, ты собираешься меня познакомить со своей скромной спутницей? Или же она исполняет роль твоей бдительной компаньонки? Эва не сразу поняла, что при этом вопросе, адресованном Полин, гостеприимная хозяйка эзотерического заведения обращалась именно к ней. Во всяком случае она могла лишь радоваться тому факту, что неяркое освещение помещений салона и карнавальная маска на её лице скрывали не только яркий румянец на щеках, но и связанные с происходящим эмоции. Хотя в любом случае требовалось проявить хоть какое-то ответное действие в уважительной манере, пусть и перед абсолютно незнакомым для неё человеком. Хорошие манеры и привитое лучшими гувернёрами Леонбурга воспитание никто не отменял. - Весьма рада знакомству, миледи. – разве что голос прозвучал не слишком уверено, почти сойдя на сиплый шёпот. - О, это моя подруга Лин! – Пол подоспела на выручку вовремя, быстро сообразив, что Эвелин едва ли готова сейчас решиться вот так вот с ходу раскрыть свою личность перед незнакомой ей гадалкой. А «Лин» - на вряд ли можно догадаться, кто скрывается за таким детским прозвищем? – И это я ее сюда привела в качестве вашей будущей клиентки, поскольку сама она ни за что бы не рискнула посетить ваш салон без сопровождения взрослых. Ведь тайны грядущего тревожат каждого от нас, независимо от пола, возраста и положения в обществе. А кто, как ни вы, мадам Уейнрайт, способны приоткрывать завесу над их скрытыми от наших глаз секретами лучше, чем кто бы то ни был в этом графстве. Эва между тем разглядывала провидицу Кассандру, почти не слушая поток комплиментов таланту медиума из уст своей не в меру инициативной подруги. Эту женщину легко можно было принять за представительницу голубых кровей. В ней угадывалась порода. При всем своем дружелюбном отношении, лишенном рамок социальных условностей, аристократизм сквозил в каждом её жесте и движении. В царственно величественной осанке, гордой посадке головы, сдержанной улыбке и утончённом вкусе во всем, что касалось ухода за своей безусловно притягательной внешностью: от высокой прически с диадемой в темно-каштановых волосах с изумрудной подвеской-кулоном, свисающим надо лбом, до глубокого, но совсем не пошлого выреза лифа платья насыщенного малахитового оттенка с прозрачным черным кружевом облегающих рукавов. Этот наряд, как и сама его хозяйка, определённо очаровывали даже искушённые умы. Эвелин никогда не считала себя страстной почитательницей современной моды, но даже она не могла не восхититься далеко не дешёвым туалетом из насыщенного шелка, расшитого агатовыми и малахитовыми камнями по корсажу, с элегантными "эполетами" над плечами из атласных лент с искусной вышивкой бутонов роз из латунной канители. Довершало образ потомственной провидицы ожерелье в виде широкой бархатной ленты на тонкой шее с подвеской из крупного смарагда в золотой оправе. Увиденное настолько шло вразрез с образом ярморочных гадалок, навязанным самим обществом, эдакой каргой – старой цыганки с крючконосым лицом, обязательно в цветастых шалях и платках на плечах, повязанных по талии поверх юбок и на голове, что Эвелин только диву далась, насколько оказываются въедливыми в сознании простых обывателей подобные клише-предрассудки. Несомненно, большее влияние на их неискушённые умы исходило от представителей христианской церкви, которая уже не одну тысячу лет вела далеко не тайную борьбу со столь успешными на своём законном поприще конкурентами. Определить на глаз, сколько же лет этой элегантной леди, обладательницы во истину демоническо-божественной внешности, сопоставимой, разве что, с красотой матери Киллиана Хейуорда, было невозможно. Зато теперь Эва догадывалась, откуда у Кристофера, вроде бы обычного шофёра, столь исключительный лоск и вышколенные манеры, до которых многим отпрыскам аристократических семейств еще расти и расти. Определённо его маменька не скупилась, как на воспитание, так и на образование своего единственного сыночка (увы, но в высшем обществе это уже становилось едва не обыденной нормой, когда слуги превосходили своих господ далеко не одним отмуштрованным поведением, а иногда даже и уровнем «школьных» знаний). Так что не будь он представителем иного классового уровня, кто знает, может его тайный союз с Полин не выглядел бы столь шокирующим со стороны. - Я тоже безмерно рада новому знакомству, Лин!