Последние фразы разряженная в тёмно-бордовые шелка шикарная брюнетка произнесла нарочито пониженным тоном, едва не до громкого шёпота. - Если ты пыталась сделать мне комплимент, то явно не вполне удачно. По крайней мере, для меня. - Всё зависит от того, как к нему относиться и с какой стороны рассматривать. Как бы там ни было, но ты всегда останешься и остаёшься нашим самым большим любимчиком, которого мы готовы баловать и холить в любое время дня и ночи, независимо от места и обстоятельств. - Достаточно, Рози. Думаю, мистеру Хейуорду на сегодня уже с лихвой перепало от нас и заслуженных комплиментов, и чрезмерного женского внимания. – как это ни странно, но именно Барбара поспешила на выручку сыну своей названной подруги Адэлии, решив одёрнуть слишком уж разговорившихся девиц. – И уступите ему уже дорогу, давно пора свыкнуться с тем фактом, что он приходит сюда не ради вас и на вряд ли когда-нибудь придёт с подобной целью вообще. - Барб, вечно тебе надо всё испортить. Даже шанса не дала хоть что-то сделать! Ты ещё более невыносима, чем Ада. - Скажи это при ней и про шанс касательно того, что вы хотели сделать с её сыном и, посмотрим, чем это всё закончится. - А разве не её сыну решать, что ему делать и кому позволять делать что-то с ним? – чёртовы вертихвостки и не думали униматься. Бритта так вообще надумала приблизиться впритык к столь желанному гостю «Ночной Магнолии», совершенно не стесняясь своих откровенных намерений и последующих действий. Взяла, да оплела руку Хейоурда своими загребущими пальчиками, прижавшись к мужчине самыми вызывающими формами своего роскошного тела, облачённого в неблагопристойное платье насыщенного изумрудного оттенка. Грубо говоря, попросту на нём повисла. Про исходящие от рыжей негодницы (и не только от неё) ароматы через чур стойких парфюмов, способных своим пробирающим запахом душисто-сладких цветов пробудить из вечного сна даже покойника, можно было даже и не упоминать. Теперь они будут преследовать Киллиана до конца этого дня (а то и намного дольше). - Конечно, ему! Поэтому он и собирается в эти самые минуты подняться на верх в кабинет своей матери, не прерываясь и не отвлекаясь на что-либо иное его не интересующее. – пришлось повысить голос и демонстративным жестом отнять от себя шаловливые ручонки Бритты. Если он не пресечёт это безобразие прямо сейчас, обязательно налетит ещё энное количество бескрылых «бабочек» из данного места обитания и облепит его со всех сторон прямо-таки буквально. И тогда он действительно не сумеет ни шагу ступить, ни прорваться сквозь живую блокаду при всём своём желании. - Какой же ты бука! Будь осторожней, Килл. Отвергнутая женщина способна на многие безрассудные поступки, как неадекватные, так и на хладнокровно расчётливые. - Но только не та, которой за всё это платят. Спасибо за напутствие, Бри. Буду иметь в виду на будущее. ____________________________________________ *фурло́нг(др.-англ. furh — борозда, колея и др.-англ. long — длинный) — британская и американская единица измерения расстояния. 1 фурлонг = ⅛ мили = 10 чейнов = 220 ярдов = 40 родов = 660 футов = 1000 линков = 201,17 м. 5 фурлонгов приблизительно равны 1,0058 км Глава тридцать четвёртая Каким-то чудом, но ему всё-таки удалось высвободиться из временного оцепления и даже ощутить что-то близкое к физической свободе (не исключено, что даже мнимой). Хотя после того, как он взбежал по лестнице в три прыжка на второй этаж и свистнув Пайку короткой командой следовать за ним наверх, с чувством кратковременной лёгкости от совершённого избавления Хейуорду пришлось вскоре распрощаться. Достаточно было увидеть знакомую дверь среди других схожих закрытых комнат в противоположном от лестничного пролёта крыле дома, и от былой непринуждённости не осталось и камня на камне. Стучать не стал. Сразу толкнул массивную панель из лакированного дуба, не задумываясь над возможными последствиями от предстоящего шага. И так же вошёл, молча, почти бесшумно, неосознанно хмурясь и оглядывая выученные наизусть апартаменты без наличия какого-либо интереса к данному месту вообще. Пайк тоже особо никуда не рвался, придерживаясь правой ноги хозяина и лишь интуитивно приподнимая то одно ухо, то другое, либо потягивая воздух влажным носом в определённом направлении, а, если быть точнее, в сторону сквозного проёма смежного помещения, служившего для его хозяйки и рабочим кабинетом, и комнатой отдыха одновременно. Долго не раздумывая, Киллиан повернул к кабинету, неспешной походкой преодолев немалое расстояние к намеченной цели. Ещё внизу, на первом этаже глаза успели привыкнуть к плохо освещённому пространству, скрытого от внешнего мира обособленного измерения. Несмотря на то, что здесь были высокие окна и пропускали дневной свет в достаточном избытке, ощущение некой ирреальности и исключительной атмосферы окружающего места нисколько не поубавилось и не приуменьшило своего психоделического воздействия на здравый рассудок. До боли знакомые вещи. Массивная мебель из натурального дерева и дорогостоящей обивки (особенно кожаной в кабинете). Он мог ходить по этим комнатам с закрытыми глазами и ни разу не споткнуться обо что-нибудь или наткнуться на что-нибудь. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, без труда отыщет все свои детские тайники (или чьи-то чужие); не глядя перечислит стоявшие на полках двух книжных шкафов все имеющиеся на этот момент книги, фотоальбомы и прочие внушительные гроссбухи, как частного, так и хозяйственного содержания. Царство Адэлии Вэддер, где в каждом присутствующем предмете застыла неподвижной фактурой устаревшего материала целая жизнь в несколько долгих лет, разбитая на тысячи молекул скрытых от чужих глаз всевозможных историй. Простых и незначительных, трагических и драматических. Забытых людьми, но не этими вещами. Некоторые врывались в сознание только от соприкосновения взгляда с их носителями. Казалось, обернись, и из закрытых дверей смежной спальни выскочит маленький мальчик с аккуратной стрижкой почти чёрных волос. Проскочит мимо и что-то восторженно выкрикивая на ходу, вбежит в кабинет. (Папа!.. Папочка! Я видел, как ты приехал и что-то держал в руках. Это для меня? Ты мне что-то привез из Либугра?..) И ты сам, поддавшись внутреннему порыву, невольно шагнёшь следом за ним, продолжая грузно хмуриться и кое-как сдерживаясь, чтобы не тряхнуть головой, в попытке избавиться от этого болезненного видения. Посмотришь вначале по старой привычке в сторону окна на огромный рабочий стол и внушительное кожаное кресло, будто проверяя, не сидит ли там за привычным занятием знакомая фигура. И, конечно же, почти сразу услышишь из глубины второй половины кабинета (самой тёмной, ещё и отделённой тяжёлыми плотными портьерами по потолочному карнизу) звучный мужской баритон – низкий, бархатный, буквально пробирающий до поджилок необычной тональностью идеальной дикции без намёка на какой-либо отличительный диалект: - Что-то ты долго сюда добирался. Я посылал за тобой несколько дней назад… Но обернёшься не сразу, моментально вобрав каждой клеточкой ложно расслабленного тела мощнейшую ауру чужого присутствия. Намеренно повременишь, то ли собираясь с духом, то ли делая вид, что каждое из твоих движений продиктовано лишь собственной на то волей и выбором. - Пайк, старина, и ты тут? Давно не виделись, мальчик мой хороший… Знаю, знаю, я тоже по тебе страшно соскучился. Само собой, пёс предаст его первым, радостно тявкнет и сразу же рванёт в затемнённую часть кабинета, энергично виляя хвостом и упираясь передними лапами о колени сидящего там человека. Только после этого Киллиан нарочито медленно обернётся и бросит абсолютно пустой взгляд на весьма умилительную картину. Хотя последняя фраза из уст Нейтана Клейтона прозвучит для его слуха несколько болезненно и даже царапнёт по сердцу тончайшей иглой нежданной ревности. Пусть и по детски глупой, но всё же… Да, дыхание в тот момент-таки перехватит и вцепиться в сердечную мышцу когтистой лапой непрошенных эмоций – слишком сильных и оглушительных, чтобы успеть взять над ними жёсткий контроль. Захочется даже спрятать руки в карманах брюк, чтобы сжать их там в кулаки по старой привычке, но Килл сумеет как-то сдержаться, разглядывая безучастным взглядом главного виновника своего «безродного» появления на этот свет. И не важно, что в эти секунды сердце в его груди совершало сумасшедшие кульбиты, а лёгкая дрожь в коленках и прочих суставах подрезала неприятной слабостью именно тогда, когда её совсем не ждёшь. Невозможно справиться с чувствами, которые так просто не забудешь и не захоронишь, как не пытайся и сколько не насилуй себя этим. Они уже часть тебя, детская травма, которая пересекает всю твою сущностью безобразным шрамом далеко незабытых обид и пережитых трагедий. И он всегда напоминает о себе, ноет тупой болью всякий раз, когда Киллиан встречается со своим отцом; смотрит в лицо, чьи черты и цвет цыганских глаз так явственно повторяют его собственные. Чёрные кудри с лёгкой проседью, высокий лоб с чёткой границей густых тёмных бровей, лепной прямой нос и будто подчёркнутый выразительным контуром завораживающий изгиб красивых губ, на которых невольно задерживаешь свой взгляд, когда впервые встречаешься с этим человеком. Ну и фигура, даже сейчас, в возрасте чуть за пятьдесят, способна конкурировать с более молодыми и статными представителями сильного пола. Более мужественную и в прямом смысле экзотическую красоту едва ли просто так встретишь на тех же улицах Гранд-Льюиса, тем более если будешь искать сознательно. А чего только стоила его манера держаться на людях или пред лицом одного «единственного» зрителя, особенно в чисто домашнем облачении: тёмно-коричневом халате с шалевым воротником на серую сорочку, домашних узких брюках и в комнатных туфлях на босую ногу. Рассевшийся в углу большого кожаного дивана негласный император и по совместительству владелец данного места, в расслабленной позе праздного патриция – спутать его с обычным завсегдатаем «Ночной Магнолии» было бы крайне неуместным. Да и само его присутствие, ещё и в подобной одежде указывало на его истинное положение в этом доме без каких-либо встречных вопросов и сомнений на его счёт. О, нет! Заблуждения к его персоне были бы недопустимыми. Он никогда не заявлялся сюда в качестве временного гостя. И то, что он демонстрировал и своей раскрепощённой внешностью, и выбранной этим утром в этих же комнатах одеждой своё нескрываемое отношение к окружающему его притону и к тем, кто в нём обитал, ещё больше подчёркивало то, кем он являлся на самом деле. Ну, и сама картина, представшая пред глазами Киллиана Хейуорда, как говорится, стоила всяческих похвал. Красивый, хоть и давно не юный, мужчина благосклонно треплет за ухом упирающегося в его колени передними лапами старого пса, при чём в это же время на бёдрах Хейуорда-старшего растянулся в не менее царственной позе местный любимчик и талисман суеверных обитательниц «Ночной Магнолии» – белый сибирский кот Маркиз де Сад. Отложенная в сторону газета, кофейный сервиз на ближайшем к дивану чайном столике с несколькими блюдами солёных и сладких закусок, графин с бренди, пока ещё не раскуренная кубинская сигара и даже открытый футляр с очками от дальнозоркости на краю столешницы – все эти домашние «мелочи» только усиливали господскую ауру Нейтана Клейтона в границах данного кабинета (да и всего заведения в целом, если уж на то пошло). Он действительно не просто здесь завтракал или читал утреннюю корреспонденцию, по ходу поглаживая шёлковую шёрстку откормленному коту, он проделывал все эти вещи на правах единоличного хозяина так, как если бы провёл в этом доме всю свою сознательную жизнь, а не одну лишь предыдущую ночь и несколько других дней по приезду в Гранд-Льюис. Но ведь так оно и было. По крайней мере, не называть его полноправным хозяином «Ночной Магнолии» и всех, кто там «проживал» было бы несколько опрометчивым и наивным. Ведь это место и существовало только благодаря этому человеку. Впрочем, то же самое можно сказать и о существовании Киллиана Хейуорда. - Не видел особой надобности приходить сюда. Ты же не указывал в своём приглашении о срочности моего прихода. В принципе, стоять соляным столбом, любуясь красотами изученного ранее вдоль и поперёк рабочего кабинета Адэлии Вэддер, в ожидании персонального приглашения присесть, тоже не было никакой нужды. Когда-то они уже решили между собой данный вопрос, где Килл вполне конкретно выразил своё отношение к правилам поведения в обществе и в особенности перед своими родителями. Стоять по стойке смирно ни перед матерью и тем более перед отцом он впредь не собирался, нравится это кому-то или нет. Так что следующий от него шаг с дальнейшими действиями был вполне предсказуемым и даже в некотором смысле оправдан. Он просто прошёл во вторую половину кабинета и с той же размеренной неспешностью уселся в одно из кожаных кресел, составлявших с диваном круговую композицию уютного уголка отдыха в паре ярдах от массивного камина. - Мог хотя бы раз исполнить мою просьбу без излюбленных тобою недовольств. Всё-таки тебе уже давно не шестнадцать. Юношеские капризы для твоего возраста уже как-то неуместны… - судя по ответным жестам Хейуорда-старшего, поведение сына его ничуть не задело и никоим образом не повлияло на изначальное расположение духа. Мало того, что он вернулся в прежнее положение, откинувшись на спинку дивана в позу вальяжного барина, так ещё и разрешил Пайку заскочить рядом на свободную сторону сиденья. Правда Маркиз отреагировал на данную выходку и хозяина, и собаки демонстративным подёргиванием хвостом, но с насиженного места всё равно не сдвинулся. - Я знаю, Нейт. В мои годы ты уже управлял необъятной империей своего отца и успел по ходу забрюхатить мою мать мною же, а потом ещё параллельно жениться на некой Беатрисе Каннингем. Ну и чуть позднее твоя законная супруга подарила тебе законного наследника. Согласен, о столь продуктивной молодости другим можно лишь мечтать. Куда уж нам, сирым да убогим до таких величайших свершений? - Разве я когда-то ставил тебе в пример (или, не дай бог, сразу в укор) чьи-то жизненные достижения, включая свои собственные? Если бы меня беспокоило только это, ты бы не сидел сейчас здесь с каменным выражением лица и не выказывал мне своё завидное упрямство на уровне неразумного дитя. Хотя, отчасти, в этом тоже немало моей вины. Уж слишком много в своё время я давал тебе поблажек и позволял вольничать там, где требовалась напутствующая рука с жёстким контролем со стороны. Отсюда теперь и имеем то, что имеем. - Сомневаюсь, что в этом была лишь твоя вина, Нейт. Я же тебе не законный отпрыск и в твои прямые обязанности вообще не входит уделять мне большего внимания, чем я на то заслуживаю. Грубо говоря, ты абсолютно ничего и ничем мне не обязан, даже смотреть в мою сторону и тем более как-то ко мне обращаться. Ну, а я, в свою очередь, имею право отвечать тем же, ежели посчитаю нужным. Какой от меня тебе толк, если так подумать? Возлагать на меня большие надежды было бы крайне смешно. Я не из тех, кем гордятся в принципе, а из той породы, которой стыдятся да чураются. - И поэтому ты предпочитаешь удел сирых и убогих, даже несмотря на то, что я нисколько тебя не сторонюсь и не прячу от всего мира, как нечто постыдное и весьма для меня нелицеприятное? Надо отдать должное, сколько бы в последние годы Киллиан не пытался спровоцировать отца на какой-нибудь эмоциональный срыв или более негативный конфликт с вытекающими тяжкими последствиями, Хейуорд-старший с каждым разом умудрялся просчитывать любой из его выпадов, не только отражая лобовые удары, но и отвечая не менее болезненными контратаками. И ведь это на самом деле было не просто странным. По сути Нейтан его именно терпел, хотя мог с лёгкой руки отправить в одну из подвальных комнат и отстегать кнутом за каждое неуважительное слово, произнесённое сыном в свой адрес. И при этом сам Килл едва ли бы смог что-то сделать в ответ или же как-то этому воспрепятствовать. Чтобы Нейт не нашёл на него управы и не вызвал, например, парочку местных воротил, занимавшихся охраной «Ночной Магнолии», дабы те скрутили неразумного отпрыска и доставили того в нужное место абсолютно беспомощным и уже не таким прытким, как сейчас? Но в том-то и дело. Киллиан слишком хорошо знал своего отца и знал, на что тот способен и до каких пределов готов дойти, если что-то или кто-то идёт ему наперекор. Да, вывести его из себя – задача, надо сказать, не из простейших, но и называть уступчиво-мягким этого человека не поворачивался язык. Тогда какого чёрта и что не так с ним вообще? - Честно говоря, никогда не понимал всех твоих предприимчивых мер касательно будущего моей ничтожной персоны. И подобных разговоров, кстати, тоже. - Когда у тебя будет свой ребёнок (неважно от кого – законный или незаконный), тогда и поговорим. Сдержать надрывного смешка и изумлённой улыбки не удалось. Всё вышло как-то само собой, практически спонтанно. Килл даже скользнул блуждающим взглядом по интерьеру кабинета над камином, словно выискивая невидимых наблюдателей разыгрываемой драмы, которые бы тоже поддержали его снисходительными усмешками. - Уж что-что, а внебрачных детей у меня точно никогда не будет. – всё с той же циничной улыбочкой он вновь перевёл взгляд на отца, стараясь всем своим видом и едкой интонацией продемонстрировать своё непоколебимое отношение к словам и убеждениям Хейуорда-старшего. – До такого я в жизни не опущусь. - Ты настолько уверен, что только рождённый в браке ребёнок заведомо защищён от большинства превратностей судьбы, как и от физического насилия со стороны родителей? - По крайней мере, ни у кого не повернётся язык бросить в его спину, что он выблядок и курвёнок. Хотя, кому и что я говорю. Тебе-то откуда знать, что это такое. Да и кто бы заикался о физическом насилии… - Если ты думаешь, что сформировавшиеся за долгие тысячелетия законы общества не способны никоим образом достать сильнейших мира сего, то ты глубоко ошибаешься. Земным страстям повержены все без исключения. От потерь, превратностей судьбы и жизненных ударов никто не застрахован. Никакие деньги, положение в обществе и дворянские титулы не смогут защитить тебя от смерти, тяжких хворей и предательства близких. Я уже молчу о тех обязанностях, которые накладываются на тебя при твоём исключительном статусе. И понятие о свободе выбора не менее призрачно, чем у большинства людей. - Я знаю… - ироничная улыбка никак не желала сходить с губ Киллиана, как и поверхностный взгляд с его сонно прищуренных глаз. Он продолжал рассматривать отца, как некую диковинную вещичку в лавке декоративных поделок, которую уже успел изучить вдоль и поперёк, но всё же не переставал подмечать что-то новое, пусть и не слишком уж неожиданное. – Как раз благодаря устоявшимся предрассудкам нашего цивилизованного, ещё и христианского общества, практически все без исключения становятся их пожизненными заложниками. А некоторые даже ими прикрываются, оправдывая свои мерзостные поступки. Зачастую, между человеческими моралями и общепринятыми пролегает непреодолимая пропасть. И в последнем случае выбор всегда очевиден. Ведь куда проще забыть, что ты человек, когда соблазн переступить черту под подбадривающие крики толпы затмевает все твои былые высокоморальные принципы. Кто знает, может стать именно тем, кем тебя видят другие куда проще и быстрее, чем тем, кем хочешь быть ты сам. Идти на поводу чужих желаний вопреки всем своим сформировавшимся убеждениям. Превратиться в безвольную марионетку. Выработать свои действия до уровня рефлекторных импульсов во благо чьим-то капризам, забывая кто ты и стираясь до основания, как самодостаточная личность. Получил приказ – выполнил. Сказали – сделал. Так ведь проще, не правда ли? - Только тем, кто заточен под данное поведение с самого рождения. В определённых искусственных условиях, добиться подобных результатов не так уж и сложно. - Куда сложнее сломить уже сформировавшегося человека? С его сложившимися убеждениями и чёткими взглядами на жизнь, особенно с теми, что противоречат образу идеального раба современного общества? - Разве мы говорим о ломке чьей-то личности, а не о прямых обязанностях своего положения в обществе и семье? О компромиссах и уступках, о взаимной выгоде в некоторых решениях большинства сложных вопросов. - Взаимной выгоде? – и в этот раз Килл не сумел сдержать восхищённой усмешки. Его взгляд как раз опустился к ухоженной руке Нейтана Хейуорда, лениво поглаживающей загривок Маркиза. Судя по почти прикрытым глазам кота и его сдержанному недовольству к лежащей рядом собаке, выраженного подёргиванием шикарным ангорским хвостом, пригретое на коленях животное никак не хотело мириться с тем фактом, что в его личное пространство вторгся кто-то ещё, кто никак не вписывался в его представления об идеальном времяпрепровождении. Можно сказать, конфликт животных интересов – налицо. - О какой взаимной выгоде может идти речь, если в решении некоторых вопросов первое место всегда будут занимать желания одной из сторон, а не всех одновременно? И если принуждаемая сторона увидит иной, более выгодный для себя выход из сложившейся ситуации, с чего ей вообще идти к кому-то на встречу и тем более потакать чьим-то капризам? Ей ведь проще выбрать то, что идеально подходит для неё. И она выберет, даже не задумываясь… И в довершении своим словам, молодой мужчина опустил руку с округлого подлокотника классического «честера» чуть ли не к основанию его боковой стенки и несколько раз царапнул кожаную обивку достаточно громким и слегка раздражающим «треском». Если никто из присутствующих в этой комнате вообще никак не отреагировал на данный звук, то Маркиза Де Сада всеобщая апатия не коснулась никоим образом. Кот моментально дёрнул головой на провокационное царапание и буквально сразу же сиганул с коленей Хейуорда-старшего на расстеленный по вощёному паркету дорогой охристо-бежевый ковёр. Преодолев расстояние до руки Киллиана за считанные секунды, Маркиз задрал голову и выдал один короткий, но весьма требовательный «мявк». При чём выписывать над полом хаотичными взмахами своим распушенным хвостом от так и не перестал. Посмотрев на своенравного, так до конца и неприрученного человеком домашнего питомца, Килл приподнял руку и чуть хлопнул по валику подлокотника, приглашая столь незамысловатым жестом белоснежного красавца завершить свой окончательный выбор в пользу младшего Хейуорда. Долго не думая, кот заскочил вначале на округлый изгиб подлокотника, а уже оттуда – на мускулистые бёдра молодого мужчины, за что и получил в качестве благодарного поощрения щедрую порцию ласки своей заросшей густыми бакенбардами шейке. Наблюдавший за данной сценкой со своего места Нейтан лишь снисходительно молча улыбался. Хотя и ему было чем ответить и, естественно, он не преминул этим воспользовался. Протянул руку к Пайку и позволил псу положить свою голову на освободившуюся от кота ногу. - Право свободного выбора, конечно, похвально, но кто сказал, что его невозможно внушить? – и встречный ответ на словесный монолог сына тоже не заставил себя долго ждать. – Разумеется, это более кропотливый процесс, чем применение кнута и пряника, зато самый действенный и безотказный. Но в этом-то и проблема. Я никогда не загонял тебя в рамки и относился слишком лояльно и к твоему порой несносному характеру, и открытому бунтарству. В этом плане я избаловал тебя, как говорится, на свой риск и страх. Но даже оставляя последнее слово за тобой, ты всегда принимал мои предложения с чрезмерной агрессией и недовольством. Более того, подобного поведения я не допускал даже от Чарльза. - Хочешь сказать, что проявлял ко мне больше внимания и отеческой любви, чем к законному сыну? – может Киллиан и перебил отца довольно резким высказыванием, но в те минуты ему было на это наплевать. Да, ему хотелось (буквально до скрежета зубов) сделать этому человеку больно. По-настоящему, насколько это вообще возможно, чтобы до слёз и истошных рыданий. Но только не физически. Увы, но физическая боль ничто. Когда не знаешь, как выкарабкаться из того кошмара, в который тебя загнали те, кто называет себя близкими людьми, вот это и есть та треклятая боль, от коей не спрячешься и не избавишься, сколько не бейся головой об стенку. - Хочу сказать, что старался всегда идти тебе навстречу, никогда на тебя не давил и ни к чему не принуждал. Выбор всегда был только за тобой. Да ты и сидишь сейчас здесь пред моими глазами лишь потому, что я не заставил тебя лет десять назад остаться в Леонбурге и не занялся устройством твоей жизни лично. - Но почему-то не оставляешь попыток повлиять на моё решение до сих пор. Ты ведь не просто меня сюда позвал. Явно не для того, чтобы только поздороваться и вручить из рук в руки очередной подарок, привезённый из самого Леонбурга давно уже не наивному ребёнку. Если бы ты так рвался со мною встретиться, то нашёл бы меня сам, ещё в первые дни по приезду, а не ждал спустя несколько недель, когда же я решусь заглянуть в Магнолию собственной персоной. Я ведь мог игнорировать твоё приглашение ещё дольше, и ты прекрасно об этом знаешь. - То есть то, что я не хочу на тебя давить, ты расцениваешь, как моё нежелание видеться с тобой? И не проявляю ожидаемой отеческой любви? - Нейт, честное слово, мне уже как-то всё равно, что ты ко мне испытываешь и с какого ракурса рассматриваешь наши отношения. Все эти встречи и повторяющиеся один в один заезженные разговоры всегда заканчивались и заканчиваются одинаково – ничем. Обычным переливанием из пустого в порожнее. Захотел на меня посмотреть? Увидел? Подметил для себя какие-то изменения? Удовлетворён увиденным? - Едва ли, если учитывать твои постоянные стычки с матерью. Такое ощущение, будто ты задался целью оттолкнуть от себя всех и вся. - А какой вообще толк от всех ваших попыток слепить из меня некое подобие достопочтенного джентльмена? Разве я указываю, как жить вам и что лучше делать, дабы не выглядеть для других людей теми, кем вы сейчас для них являетесь? Ты ведь тоже хорош. Ничего не мог придумать умнее, чем отстроить этого монстра и привязать к нему мою мать в пожизненном образе падшей женщины? Обеспечил её всем, чтобы она ни в чём не нуждалась материально, и в то же время оставил ни с чем и никем. Что может быть более унизительным для женщины, чем статус проститутки? Клеймо, которое будет преследовать её до гробовой доски, как и меня звание выблядка и сына шлюхи. Неужели ты думаешь, что я захочу принимать подобные дары от человека, благодаря которому я и моя мать носим свои позорные буквы страшных грешников, как неизлечимые шрамы на собственных телах и душах? По-твоему, если я уеду с тобой в Леонбург, стану прилежным клерком в банке либо личным секретарём какого-нибудь многоуважаемого лорда или пэра, то эти шрамы просто возьмут и сразу же испаряться? Я перестану растрачивать свою жизнь на те вещи, которые нравиться делать именно мне? Моментально поменяю своё мировоззрение, мышление, взгляды? Остепенюсь, женюсь на достойной девушке из какой-нибудь буржуазной семейки, обзаведусь кучей детишек… Действительно, безупречный план, чтобы исполнить чью-то чужую мечту о моём идеальном будущем. Знаешь, если так подумать, то тебе, по сути, и делать ничего не надо, чтобы как-то меня наказать за моё ярое неповиновение и нежелание подчиняться вашим хотелкам. Ты это сделал почти двадцать семь лет назад, когда зачал меня. И как бы я тебе не отвечал, чтобы при этом не вытворяя, в любом случае и при любом раскладе в выигрыше останешься только ты. Поэтому-то ты такой снисходительный. Наказать меня ещё больше, чем ты это уже успел совершить, породив на свет ублюдка, в принципе просто невозможно. А то, что я не хочу вам подыгрывать и исправлять ваши личные ошибки с грехами бурного прошлого… Ну уж простите. Как говорится, яблоко от яблоньки редко когда далеко откатывается. Моё упрямство – отражение только твоих характерных качеств, не больше и не меньше. Считай, что ты просто смотришь в зеркало, когда пытаешься что-то до меня донести. В этом и была его главная ошибка. Каждый раз приходя сюда или где ещё встречаясь с Нейтаном Хейурдом, Киллиан наивно надеялся, что сумеет как-то достучаться до сознания отца. До человека, чей нрав и выдубленная за полвека жизненными ударами и невзгодами несгибаемая натура ни разу не преклонялась ни перед кем и ни чем, никогда не шла на уступки, диктуя всем и вся лишь собственные правила и требования.