- Смотрю, кто-то нашёл себе достойную ровню. Не даром говорят, грязь хорошо липнет только к грязи. – ехидный голосочек Софии Клеменс остро заточенной спицей пыточного орудия неожиданно и весьма глубоко процарапал по оголённым эмоциям Эвы. Столь безумно бешеного (ещё и болезненного) возвращения в реальность ей не приходилось испытывать уже очень давно, едва не на грани предсмертной остановки сердца с последующим провалом в глубокий обморок или в цепкие тиски сковывающего льда. Перед глазами опять всё поплыло и запульсировало, в том числе и лицо молодого грузчика, чей совершенный профиль древнеримского божества (не иначе) врезался тёмным оттиском-силуэтом в чуть живую память, когда мужчина повернул голову и почти исподлобья резанул недобрым взглядом всё то расстояние, что отделяло его от неугомонной Софи. - Вам бы последить за тем, что слетает с вашего шаловливого язычка, миледи, а то, не дай бог, кто-то сочтёт вас не в меру несдержанной. – Эвелин всё-таки расслышала его слова или скорее сочный баритон слегка напряжённого голоса, который продолжал наносить свой авторский подчерк особого звучания на слуховые рецепторы, словно осязаемым касанием быстрых взмахов крыльев мотылька. - Может это тебе следует попридержать свой не в меру развязанный язык, холоп, особенно перед тем, кто тебе платит? – если бы Эва в тот момент не находилась на грани полуобморочного состояния, возможно бы она и заметила, как изменилась Софи, практически потеряв своё лицо и даже колкую надменность в голосе. - Прошу прощения, миледи, если мои слова прозвучали для вас, как за оскорбление, но на то я и грязный холоп, светским манерам не обучен, а изложению умных мыслей и подавно. - Может вам обоим заняться своими делами? А тебе, сынок, и впрямь лучше прикрыть рот и вернуться к своей непосредственной работе. Тебе платят не за неуместные пререкания с юной госпожой. - Простите, мэм. Подобного более не повторится. – извинялся он, конечно же, перед служанкой, отвернувшись от вспыхнувшей от его слов барышни с таким видом, будто успел забыть о присутствии Софии за считанные мгновения. Наверное, в ту минуту с Эвелин успело произойти слишком уж бесконтрольное осмысление происходящим, исколовшее насквозь её ослабевшую сущность и тело сумасшедшей скоростью смены событий. Но больше всего её шокировало необъяснимым желанием схватить грузчика за руку и… попросить остаться… Неужели она спятила? Тогда откуда столь дичайшая идея фикс, будто он здесь единственный, кто был способен её защитить даже ценой рабочего места? При чём вопрос иного плана не переставал изводить девушку навязчивой мыслью в параллельной колее сознания – почему он вообще это делал? Он же был главным свидетелем её публичного позора! Она должна была сгореть от стыда в кучку невесомого тлена только от одного его взгляда. И почему она думала об этом, именно в тот момент, когда чувство опустошающего одиночества в окружении стольких людей полосовало похлеще реальных ножей, толкая на необдуманные поступки и подрезая изводящей слабостью до основания? - Я с тобой ещё не закончила, колоброт*! И с тобой тоже… - Софи, по ходу, единственная, на кого не подействовали осаждающие фразы служанки и для кого последнее слово было важнее собственной репутации. Она не унималась, когда грузчик уже буквально повернулся к ней спиной, игнорируя угрозы ощетинившейся девушки показательным уходом в другую от неё сторону и не собиралась останавливаться на начатом, когда Эва вместе с Лилиан уже почти успели собрать рассыпавшиеся по булыжнику мостовой вещи. - Бога ради, мисс Софи, угомонитесь? Прямо на себя не похожи, будто кто подменил. Ступайте уже за сёстрами к каретному двору и ждите там, когда из имения пришлют экипаж. - Не проще ли нанять кэб? Какой смысл торчать здесь не известно сколько времени? - Не проще, мисс Софи! У меня каждое пенни на счету и под расписку! А ещё мне нужно будет отослать телеграмму в Леонбург, вашим родителям, а это тоже не из дешёвых удовольствий. - Уму не постижимо! Путешествовать с тобой ещё хуже, чем с маменькой, не говоря о восхитительном довеске в лице сиротки Эвы. Это лето я бесспорно запомню весьма надолго! - МИСС СОФИ! А вы это куда собрались, мисс Эвелин? Да никуда она не собралась! Просто ей уже порядком осточертело быть последней темой всеобщего обсуждения и публичным зрелищем портового «бомонда». А ещё Эву не переставали изводит мысли о молодом грузчике, который должен был вот-вот сделать очередную ходку из грузового трюма обратно сюда. Хорошо, что ещё не началась полная разгрузка парохода, и ей посчастливилось пережить данное унижение с минимальными потерями. Чёрт с ним с саквояжем! Лили и без того позаботится о его сохранности и куда лучше его хозяйки. Ей просто надо было сбежать, хоть куда-нибудь, лишь бы не здесь и не под прицелом непристойно внимательных глаз молодого грузчика. Хотя бы несколько минут в почти безлюдном месте (если удастся таковое найти) и пока у неё хватает сил на быстрый шаг. Она не заслужила такого и не после изнурительного путешествия, закончившегося хрупкой надеждой на иную жизнь в ином городе, которая была безжалостно раздавлена острым каблучком Софии Клеменс. Какая надежда? На что? На новые унижения? На новую боль и новый комплект изводящих страхов? На что вообще было можно рассчитывать в компании тех, для кого ты все эти годы считалась навязанной обузой и раздражающим бельмом на глазу? Если в Леонбурге присутствие дяди Джерома и тётушки Джулии могло гарантировать хоть какую-ту мнимую защиту, то здесь и сейчас Эва стала воплощением открытой мишени для любого, кому стрельнет в голову идеей отыграться на ней в полную силу своих накопившихся «обид». И случай с саквояжем – далеко не единичный и скорее являлся символом заложенного начала предстоящей череде подобных унижений и неминуемых падений. Это был тупик – стопроцентный и необратимый. Она чувствовала это, как никогда, слишком остро и глубоко, когда желание разжать пальцы и сорваться без борьбы в ледяную пропасть собственной гибели перекрывало любые зачатки светлых мыслей и тщедушных надежд. Разве что не хватало одной незначительной детали – пропасть была только в голове и жизни девушки сейчас ничего не угрожало. Может поэтому она и не сумела побороть внутренней тяги приостановиться, чтобы потянуться за необъяснимым импульсом воспалённого тела – отыскать в который уже раз того, кто впервые за столько лет привлёк её внимание вопреки прошлым взглядам на людей и тех же мужчин. Зачем и по каким причинам? Мысленно попрощаться или же запечатлеть в памяти нечётким образом для будущих фантазий? Зачем, Эвелин? ЗАЧЕМ? Надеялась, что он уже о ней забыть-забыл и не потянется за её взглядом собственным, едва периферийное зрение хищника уловит нужное движение со стороны глупой жертвы? Откуда она могла знать на тот момент, что перед ней был истинный хищник? Молодой, сильный, с лёгкими шрамами первых побед и испачканным в грязи мехом неизвестного (пока что) окраса. Ведь внешность всегда обманчива, да и мы, зачастую, любим заниматься самообманом, приукрашивая и дорисовывая недостающие штрихи к притягивающим нас образам. Но разве она могла тогда предвидеть, что окажется не менее привлекательной добычей далеко не для более слабых противников, коих из себя до этого дня представляли сёстры Клеменс? Что на её едва уловимый запах сладкого страха, истончаемый загнанной в угол жертвы, потянется куда сильный и по-настоящему опасный зверь? И в тот момент, он действительно «потянулся», поворачивая в её сторону лицо и перехватывая буквально ленивым захлёстом своего цепкого взгляда напуганный взор убегающей девушки. Может она сама виновата? Продолжая привлекать к себе (не без чужой помощи) постороннее внимание слишком многих зрителей. Ведь поэтому она и хотела сбежать, чтобы не видеть, как на неё смотрят, и не прочесть в обращённых на неё глазах либо жалости, либо брезгливого отвращения. Слава богу, она тут же отвернулась, не успев заметить нежелательного изменения в слишком прямолинейном взоре слишком смелого наблюдателя. - Неужели я оказалась права? Тебе интересно? Хочешь тоже побежать следом?.. Либо она уже попросту бредит, либо голос Софии продолжал преследовать Эвелин даже здесь, в нескольких ярдах от ряда грузовых тележек, за которые она намеревалась забежать, в поисках того самого спасительного убежища. Отчаянный порыв очень глупой девочки. Конечно, она многое уже не увидела, особенно, как ей в след смотрел грузчик, после того, как осторожно переложил со своих плеч неподъёмную для других ношу на дно массивной телеги, а после перевёл взгляд на Софи и хихикающих Валери и Клэр. Сдержанно качнув головой, прищурил тяжёлые веки и одним лишь выражением лица вынес своё осуждающее недовольство возглавлявшей троицу царственной красавице. Если бы на Эву посмотрели подобными глазами, она бы точно не знала, куда бы после этого себя девать. Чего не скажешь о Софи. Та и виду не подаст, что её чем-то таким поддели и зацепили, даже если всё будет совершенно не так. …- Ну что за несносная девчонка! Хотите меня в гроб раньше отмеренного мне срока загнать? Так и не вырвавшийся из горла крик напуганной до смерти Эвелин, застрял колючим куском льда где-то по центру трахеи, а потом и вовсе растёкся сковывающим спазмом по лёгким и обомлевшему сердечку. Ну не ожидала она, что её схватят за руку на полпути к искомой цели и вынудят приостановить так и не осуществившийся побег в никуда. Глупая! Божечки всевышний! Ну какая же она глупая и непутёвая. Ей постоянно об этом напоминают и, как правило, голосом Лилиан. Ибо так оно и есть. Только такая, как она, дурочка, способна вляпаться в нечто идиотское и несусветное. - Ведёте себя хуже маленькой девчонки. Ни стыда, ни совести, будто мне делать больше нечего, как бегать тут за вами по всему порту. Или вам нравится, когда за вас краснеют близкие вам люди? Ладно я, кто я такая для очей и осуждающих дум благородных господ, но за что подобное заслужили ваши тётя и дядя? - Я ни в чём не виновата! И я не хотела сюда ехать, тем более без дяди Джерома! - Прекратите сейчас же! Вы же старше всех своих кузин, а ведёте себя так, будто вам всё ещё восемь лет. Постыдились бы! Если вам плевать на собственную репутацию, то хоть пожалейте моё больное сердце. Или думаете, я только и мечтаю, как его окончательно надорвать, когда начну искать тут вас по городу? - Мне надо побыть одной, хоть ненадолго! – уж чего-чего, а возвращаться обратно Эва не собиралась ни за какие уговоры. И, наверное, не сколько из-за сестёр Клеменс, а из-за вспыхнувшего с утроенной силой страха перед совершенно чужим человеком. – Пожалуйста!.. Ещё немного и она точно лишится последних остатков гордости – разрыдается на глазах у служанки или вовсе сорвётся до истерики. Может поэтому Лили отреагировала на просьбу девушки совершенно иначе, чем при других обстоятельствах? Смягчилась буквально на глазах и ослабила хватку пальцев на запястье беглянки, после чего даже нагнулась и привычным для себя жестом сбила с полотнища верхней юбки Эвелин прилипшие соринки мусора со смятыми складками на неновой ткани. - Бог с вами, мисс Эвелин. Дойдите до здания вокзала и сядьте на первую свободную скамью, только не прячьтесь и убегайте в этой своей горячке. Я должна вас видеть и знать, что с вами всё хорошо. Надеюсь, десяти минут вам хватит побыть «одной»? И не вздумайте по пути хлопнуться в обморок, тогда уж точно стыда не оберётесь. А что ей оставалось? Только кивнуть в ответ, молча поджав губки, и кое-как сохранить лицо? Ей уже самой не терпелось найти что-то схожее на выступающий приступок (неважно чего и где), чтобы на несколько секунд прислониться, а то и присесть, дабы отдышаться да выровнять дыхание с обезумевшим сердцебиением. Удивительно, что она умудрилась не потерять до этого сознания, поскольку пластины корсета уже не просто вжимались в рёбра и слишком нежную кожу, казалось, они буквально прорезали плоть своими тисками до самых костей, впиваясь в лёгкие тугими петлями тупой боли и спазматическим удушьем. Ещё и это дурацкое желание разрыдаться, усиливающее приступы асфиксии в разы. Конечно, ей требовалось успокоиться, но только не на глазах определённых людей и не в таком состоянии. Желание сбежать – вполне оправданно. Спасибо Лилиан за столь своевременное понимание. Эва слушала её разъяснения, куда идти и в какую сторону сворачивать, практически не вникая в смысл фраз. Можно подумать, она не найдёт, как пройти до каретной площадки, до которой уже рукой подать. Уж что-что, а отличить здание вокзала от других многочисленных пристроек порта она сумеет. Как и найти скамейку, ставшую в эти минуту манящим спасением в обжигающем коконе влажного воздуха тропического климата. И только в тени, никак иначе. Наверное, так себя ощущали первооткрыватели, ступавшие на твёрдую почву неизведанных земель после долгих скитаний по мировому океану. Вначале заманивали восхищённых путешественников скрытыми сокровищами материковых красот, а потом опустошали до дна сосуды искренней радости истинными реалями беспощадной действительности. Нечто подобное испытала и Эва, только куда быстрее, чем хотелось бы. Разве что в отличие от первых, у неё не было путей к отступлению, как и отчего дома, в который можно было бы сбежать обратно. Ей не куда бежать, только идти следом за ведомой рукой, определившей её ближайшее будущее, а то и целый смысл жизни. Поэтому, сидя под навесом сводчатой крыши центрального здания вокзала в самой теневой его части, Эвелин не посещали мысли о том, как же она хочет вернуться в Леонбург (или ещё куда). Она уже забыть забыла о таких вещах. Фраза «Хочу домой!» давным-давно выпала из её личного лексикона и никогда не согревала душу ласкающей отдушиной, если приходилось возвращаться в резиденцию Клеменсов после изнурительных прогулок по северной столице. Так и сейчас ничего подобного не касалось её оцепеневшего сознания, не успокаивало и не заживляло прохладным дуновением свежие царапины новых ран. За этим вокзалом её ничего не ждало, кроме отдельной комнаты в семейной резиденции Клеменсов в Гранд-Льюисе со звучным названием Ларго Сулей, где ей тоже едва ли позволят спрятаться или побыть в полном одиночестве какое-то время. …- Эвааа… Эвелин. – именно этим всё и заканчивалось. Любая попытка выкрасть у времени несколько несчастных минут, обрывалась нещадной рукой жестокой реальности, и по большей части в лице неприятных для Эвы людей. Только в этот раз сбегать было уже некуда. Её последнее укрытие оказалось тупиковой ловушкой, в которую она себя и загнала, сама того не ведая. Неужели она надеялась, что Софи о ней сегодня уже не вспомнит и не рискнёт подойти? - Эвви, ну ты чего? Только не говори, будто ты обиделась. Ну право же, это просто смешно. И тем больнее слушать подобные слова, пропуская их слащавую фальшь подобно смоченным в анестезирующем яде очень острым и очень длинным спицам в своё сознание, прямо по кровоточащим порезам последних ран. Она не оборачивается на вкрадчивый голосок Софи и не потому, что не хочет, скорее не может. Слишком глубоко вошёл в неё парализующий стержень предыдущей обиды, да и боль от пережитого удара ещё горела под кожей, царапая сердце пульсирующими вспышками остаточной реакции. У неё нет сил смотреть в лица тем, кто сознательно причинял ей вред. И ведь этому не было предела, вот что страшно. Это никогда не заканчивалось, в том-то и дело. Не помогало ничего, ни гордость, ни упрямое молчание, ни те же слёзы с унизительными просьбами оставить её в покое. Только временно и ненадолго, чтобы после и в который уже раз получить очередную оплеуху по подставленной щеке. - Неужели ты собралась играть с нами в молчанку до конца лета? – София не сдаётся, впрочем, как обычно. Если поставит перед собой определённую цель или хотелку, то добивается своего при любом раскладе, при чём не важно с какими последствиями. Эва знает, что проиграет в этой негласной борьбе с заведомо известным победителем, и всё же продолжает разыгрывать роль обиженной недотроги. Извечная карусель по бесконечному кругу, из которой нет выхода для таких, как она. - Ну хватит, Эвви. Не будь бякой. С твоим саквояжем ничего ужасного не случилось. А если что-то разбилось или пропало, напишешь список, и Лилиан отправит кого-нибудь в город в художественную лавку или салон. Уверена, тут найдётся нечто подобное, а если и нет, закажем отдельной посылкой по почте из Леонбурга. Как же хотелось закрыть глаза и заткнуть чем-нибудь уши, только чтоб не оборачиваться. Но рядом (чуть ли не из воздуха) уплотняется чья-то тень, безмолвная и бесшумная на фоне окружающего гомона. Это Джошуа. И он держит в своих жилистых руках старенький саквояж Эвелин, плотно застёгнутый и аккуратно перепоясанный чьим-то кожаным ремнём. Девушка пугается лишь на пару секунд, бросая на старика быстрый взгляд, но не вздрагивает и не шарахается. Он молча ставит саквояж рядом на скамью, чуть заметно кивает (въевшаяся намертво в мышцы условная привычка вышколенного лакея) и так же бесшумно отходит, не далеко и не близко от вверенных под его надзор юных барышень. - С каких это пор тебя беспокоит содержимое моего чемоданчика? Или тебе опять что-то от меня нужно? – набраться сил на встречный вопрос оказывается ещё тяжелее, чем терпеть близкое присутствие сестёр Клеменс. Ей до сих пор не хочется смотреть ни на Софи, ни на стоящих с той поодаль Валери и Клэр. Взгляд с тоской тянется в совершенно иную сторону, на заполнившую подъездное кольцо вокзала чуть поредевшую толпу бывших пассажиров «королевы Вирджинии», носильщиков и встречающих. По более светлым оттенкам мужских костюмов и пастельным тонам женских платьев без особого труда определялись представители местных горожан. Но не это цепляло внимание девушки, вызывая жгучее желание слиться с живым течением абсолютно незнакомых лиц. Ей всё ещё хотелось спрятаться или затеряться, при чём не только физически. Жаль такое невозможно в принципе. От себя не убежишь. - Меня беспокоит не твой чемоданчик, а Лилиан. Она ушла несколько минут назад на телеграф и пропала с концами. - А я здесь при чём? Там сейчас, наверное, очередь. Эвелин не удержалась и наконец-то повернула лицо к кузине. Нежданный приступ лёгкого веселья заскользил по губам предательской улыбкой. И Софи, и младшие сёстры Клеменс продолжали держать над своими высоко поднятыми головками раскрытые зонтики от солнца, при этом стоя в тени сводчатого козырька привокзального навеса. Что тут скажешь, привычка превыше всего. - Именно! Боюсь даже представить насколько длинная и долгая. Только у меня нет никакого желания дожидаться её возвращения не известно сколько ещё времени. За нами прислали экипаж… - при этом с видом полного безразличия, Софи обернулась немного назад и в сторону, чтобы бросить поверх своего элегантно опущенного плечика скучающий взгляд на вместительную коляску-ландо с открытым верхом и широким запятком для багажа, стоявшую в паре ярдах за спинами трёх кузин. – Думаю, в любом случае придётся сделать две ходки до поместья и обратно. Слишком много вещей. И кому-то придётся здесь остаться. - И, я так понимаю, этот кто-то случайно не я? - Не обязательно. – улыбка Софи, пусть и мягкая, зато без капли располагающей искренности, как обычно не вызвала у Эвелин никакого ответного доверия. Захотелось отвернуться с показательным презрением ещё больше, чем до этого. – Вчетвером мы прекрасно поместимся на всех сиденьях, Джош может устроиться рядом с возницей, остаётся только Лилиан. А вот за ней и за остальным багажом, можно заехать по второму кругу, просто её нужно предупредить. А то вернётся, перепугается нашим исчезновением, поднимет тут всех на уши… Она итак тут дёрганная с самого утра. Взгляд снова потянулся в сторону ландо, но не сколько из желания проверить правдивость слов кузины, а очередной вспышки будоражащего страха. Возможность вновь увидеть того грузчика, который переносил их багаж с парохода и ставшего впоследствии главным свидетелем её унижения, вызывала куда большую панику, чем мысль об очередной интриге от сестёр Клеменс. Неужели только поэтому сердце в груди Эвы так надрывно бухнуло о рёбра, вызвав новую волну обжигающей испарины практически по всему телу? - Так ты поэтому ко мне подошла? – слава богу, гладиаторской фигуры молодого грузчика в зелёной косынке нигде поблизости не маячило. И всё равно, пришлось чуть повременить, перед тем как задать Софии собственный скептический вопрос более-менее равнодушным тоном. Иногда такое случалось, редко, но случалось. Её отпускало. Вернее, после пережитого и, как правило, острейшего стресса, говорить становилось проще, с примесью колкого сарказма. Словно открывалось второе дыхание, либо реальность разрывала бонусный талончик на право быть собой. - Хочешь отправить меня на телеграф для розыска Лили? – задачка для учащихся младших классов. Даже повеяло тоской от столь банальных попыток Софи, воспользоваться сироткой Эвой для достижения своих маленьких прихотей. - Ну вот видишь, ты и сама всё прекрасно понимаешь без лишних пояснений. – юная интриганка продолжает ласково улыбаться, не отводя взгляда в сторону и абсолютно не стесняясь собственной наглости, особенно перед Эвелин.