От лица Лэтропа отлила вся кровь, и Кори поняла, что попала в точку. Но торжество быстро сменилось тревогой: похоже, Кори больно ранила его самолюбие. Она вдруг пожалела, что нельзя взять слова обратно. Белый как полотно, Лэтроп на негнущихся ногах вышел из лаборатории и преувеличенно тщательно затворил за собой дверь. 18 GPS-навигатор на телефоне специального агента Морвуда предупредил, что на пересечении Тринити и Оппенгеймер следует повернуть налево. Морвуд послушался, удивляясь диковинным названиям улиц[16] в этом когда-то закрытом городе, где начинался Атомный век. Вскоре он подъехал к дому номер 122 на Оппенгеймер-драйв — скромному зданию, выкрашенному в серый с белым. Морвуд оставил машину на парковочном месте у входа, перед этим вытащив с заднего сиденья контейнер. Вместе со своей ношей он направился к двери, но, прежде чем успел нажать на звонок, Ангус Истчестер уже открыл. Морвуд познакомился с этим человеком много лет назад, когда был еще совсем зеленым агентом, но Истчестеру удалось красиво состариться: грива белых волос в стиле Эйнштейна, румяное лицо, очки в роговой оправе и, как и подобает человеку науки, помятый твидовый пиджак с кожаными налокотниками. Он опирался на изящную старинную малаккскую трость с золоченым набалдашником. — Прошу, входите, — пригласил гостя Истчестер. Вслед за хозяином Морвуд вошел в скромную гостиную. Истчестер предложил ему сесть в кресло с подголовником, явно видавшее лучшие времена. Морвуд был удивлен, что нобелевский лауреат живет в такой простой, даже спартанской обстановке. Разве к награде не прилагается пара миллионов долларов? Но некоторым людям нет дела ни до денег, ни до вещей. — Спасибо, доктор, что согласились меня принять, — начал Морвуд. — Сразу внесу ясность, — произнес Истчестер. — Я Ангус, а вы Хэл. В моем доме никаких формальностей. — Хорошо, — согласился Морвуд. Так же как и двадцать три года назад, до Нобелевской премии, Истчестер был дружелюбен, не склонен к позерству. — Прежде чем начнем, могу я вам что-нибудь предложить? Кофе? Чая? Воды? — От кофе не откажусь. Из Альбукерке до Лос-Аламоса путь неблизкий, и Морвуд был не прочь освежиться. — Я тоже, — ответил Истчестер и позвал: — Энни! Из кухни вышла дородная женщина. — Кофе, пожалуйста. — Сейчас сварю, — ответила та и скрылась. — Когда мне стукнуло восемьдесят, дети навязали мне эту особу, — кивнул Истчестер в сторону кухни. — Она мне помогает по хозяйству. В прошлом году сломал бедро, с тех пор одному управляться трудновато. — Сочувствую. — Увы, возраст есть возраст. Какая досада! Мы зарабатываем почести, наживаем опыт и богатство, и вот когда наконец готовы насладиться своими достижениями, его величество Время превращает нас в развалины. Pulvis et umbra sumus[17] и так далее. — Я вас понимаю. Сам из-за проблем с легкими еле ползаю. — Слышал, вы теперь натаскиваете молодых агентов. Вы проделали долгий путь, Хэл. А ведь когда-то были робким новичком. Помню, как вы расследовали свое первое дело под наблюдением старшего агента… Как его звали? — Микки Старр. К сожалению, дело до сих пор не закрыто. Меня это нервирует. — Могу себе представить. Кофе был подан в элегантном серебряном кофейнике. Морвуд с благодарностью взял чашку, добавил сливок и два куска сахара. Размешав напиток, он с удовольствием сделал большой глоток. — А теперь, когда мы подкрепили силы, давайте посмотрим на загадочный предмет, который вы привезли, — сказал Истчестер. — Сейчас. Морвуд натянул латексные перчатки, поставил контейнер на столик и открыл. Он осторожно достал устройство и опустил на столешницу. На лице Истчестера отразилось потрясение, он резко втянул воздух. — Боже мой! Где вы его взяли? — Вы знаете, что это? — Пожалуйста, переверните. Морвуд исполнил просьбу. Некоторое время Истчестер разглядывал устройство, потом откинулся на спинку кресла и покачал головой. — Если не ошибаюсь, перед нами очень секретный компонент одной из ранних водородных бомб. Он служит для изменения мощности. — Что это значит? — Я должен объяснить поподробнее. Как вам, возможно, известно, бо́льшая часть энергии водородной бомбы выделяется в процессе превращении водорода в гелий. Для этой реакции требуются такие высокие температура и давление, что достичь их можно только при ядерном взрыве. По сути, водородная бомба — это атомная бомба, в которой расщепление плутония запускает реакцию синтеза изотопов водорода. Морвуд не был уверен, что все понял, но не стал перебивать. — Обычный водород для водородных бомб не используют, — продолжил Истчестер. — Нужен изотоп, называемый тритием, он обозначается 3H. Видите символ на боковой части устройства? В атомном ядре этой разновидности водорода два дополнительных нейтрона. — Ясно. — Тритий находится в вашем устройстве. Оно позволяет регулировать мощность взрыва, в данном случае от одной до двадцати мегатонн, — достаточно просто повернуть диск. Перед детонацией с помощью этого приспособления помещают нужное количество трития в реакционную камеру. Чем больше трития, тем сильнее взрыв. Вот почему мощность таких бомб называют изменяемой. Если бы бомбу захотели сбросить на большой город, к примеру на Москву, понадобились бы все двадцать мегатонн. Ну а если бы целью выбрали аэродром или фабрику, хватило бы одной. — Какие чудовищные подсчеты, — вздохнул Морвуд. — Без сомнения, русские водородные бомбы тоже оснащены подобными приспособлениями. — И вся эта информация до сих пор засекречена? — Не то слово! — Истчестер подался вперед. — Можно узнать, где вы, черт возьми, взяли эту штуку? — Вышла довольно странная история. Только все, что я расскажу, должно остаться между нами. — Разумеется. — Есть один эксцентричный миллиардер, парень по имени Лукас Таппан… — Тот самый, который занимается спутниками и зеленой энергетикой? — Именно. А еще он интересуется НЛО и ведет археологические раскопки близ Розуэлла, где в сорок седьмом якобы разбилась летающая тарелка. Истчестер вскинул кустистые брови: — Раскопки на месте Розуэлльского инцидента? Что за дикая идея! — Во время первоначального осмотра женщина, руководящая археологическими работами, обнаружила в нескольких сотнях ярдов от места происшествия захоронение. Из земли извлекли два тела, а это устройство нашли рядом с ними. Мужчина и женщина были убиты — их пытали, а потом застрелили. — Боже правый! Вы установили их личности? — Пока нет. Я уж было решил, что мы отыскали двух ученых, исчезнувших из Лос-Аламоса в сорок седьмом. Поговаривали, что эти шпионы, Хэдли и Варшински, сбежали в Советский Союз. Другие, и я в том числе, подозревают, что с ними расправились. Но версия не подтвердилась — один из трупов женский. — В те времена Лос-Аламос был закрытым городом, — произнес Истчестер. — Всех, кто оттуда выезжал, тщательно обыскивали. Не представляю, как кому-то удалось вынести это устройство. Задачка была не из легких. Но мне пришла в голову одна мысль, Хэл: может ли эта история быть связана с нераскрытым делом, которое вы вели в начале карьеры? С убийством ученого-ядерщика в девяносто девятом? — Исключено. Людей, которых только что нашли на месте Розуэлльского инцидента, убили задолго до девяносто девятого. — Понятно. Истчестер нахмурил лоб и поджал губы, уйдя в глубокие раздумья. В комнате воцарилась тишина. Наконец ученый указал на устройство и спросил: — Вы позволите? — Если согласитесь надеть перчатки. Морвуд достал из кармана запасную пару и протянул Истчестеру. Тот натянул перчатки, взял устройство и внимательно рассмотрел, поворачивая то в одну сторону, то в другую. — Явно изготовлено в Лос-Аламосской национальной лаборатории. Я бы сказал, это ранняя модель. Как вы намерены поступить с этой вещью? — У нас есть безопасное место хранения для засекреченных доказательств. Теперь, когда вы объяснили, что оно из этой категории, после осмотра его отправят именно туда. Истчестер кивнул: — Это хорошо. — он перевернул устройство. — Выглядит совсем как новое. — Дождей в пустыне почти не бывает, к тому же оно лежало под землей на глубине три фута.