Я почти рада, что моей матери здесь нет, чтобы увидеть это. Мой отец, возможно, оценил бы деловой аспект этого, сделку, заключенную аккуратно. Хотя, я уверена, он предпочел бы продолжать проливать кровь братвы, а не заключать сделку с Виктором. Но моя мать пришла бы в ужас, увидев, как меня передают русскому, чтобы, возможно, у них появился будущий внук, который будет наполовину русским, и даже больше, наследник Братвы. Более того, она была бы в таком же ужасе за меня, как и я за себя. Она заставляла меня принять порядок вещей, когда дело касалось хорошего итальянского брака, но она боролась бы с этим браком зубами и ногтями. Это заставляет меня задуматься, стоило ли мне вообще это делать. Но я не могу смириться с мыслью о новой войне между нашими семьями, если мое замужество с Виктором не сможет положить этому конец. Я думаю о своих родителях, обо всех погибших солдатах мафии и братвы, о персонале в отеле, который был убит во время взрыва, который никогда не заслуживал ни о чем из этого. Я думаю о искалеченных ногах бедной Аны, ее разрушенной карьере, и я знаю, что никогда не смогла бы жить в гармонии с собой, если бы отказала Виктору и кровопролитие продолжилось. Это единственный выбор. И это то, что я должна постоянно говорить себе. Сам собор потрясающе красив. — Собор Святого Николая, — говорит мне София, когда мы приближаемся, и я выглядываю из лимузина, любуясь архитектурой в стиле барокко и величественными башнями, увенчанными куполами. Для меня это выглядит непривычно, как ни в одной церкви, в которой я когда-либо была, и я делаю глубокий вдох, когда лимузин подъезжает к тротуару и водитель обходит, чтобы открыть мне дверь. Лука ждет снаружи, и он натянуто улыбается мне, когда я подхожу, София собирается встать рядом с ним. — Ты прекрасно выглядишь, Катерина, — говорит он. — Спасибо. — Я тяжело сглатываю, поднимая подбородок. — Спасибо. Сегодня ты оказываешь Семье и мне огромную услугу. Я знаю, какая это жертва для тебя, и… — Он замолкает, когда София кладет руку ему на плечо. — Спасибо тебе, Катерина. — У меня не было особого выбора, — натянуто говорю я. — Но я здесь, и я готова. — Если что-нибудь случится, если я тебе понадоблюсь, все, что тебе нужно сделать, это позвонить. Я не оставлю тебя им. Я обещаю. Ты дочь Росси, как ты и сказала. И каким бы человеком он ни был в конце, он все равно оставался моим наставником и был мне как отец. Я буду защищать тебя. — Я знаю. — Мой голос звучит спокойнее, чем я чувствую. В глубине души я не знаю, защитит ли меня Лука, успеет ли он, если действительно будет необходимость. Я не сомневаюсь, что он отомстит за меня, но как только этот брак будет заключен, я буду в доме Виктора, подальше от глаз Луки. У Виктора будет масса возможностей спрятать меня от защиты Луки и мафии в целом. Я могу полагаться только на себя, здесь и сейчас. — Я буду у входа, — успокаивающе говорит София. — Найди меня, если тебе что-нибудь понадобится. Мой отец мертв, так что я пойду к алтарю одна. София вручает мне мой букет, белые лилии, перевязанные шелковой лентой, и я делаю глубокий вдох, ожидая, пока они войдут внутрь, а затем медленно начинаю подниматься по лестнице. Музыка, которая начинает играть, когда открываются двери, незнакома. Но я рада этому, в некотором смысле, рада, что это так отличается от моей первой свадьбы. Я не могу полностью изгнать это из своих мыслей. И все же было бы намного сложнее идти к алтарю, когда отец Донахью снова ждал бы там, в знакомой церкви, под знакомые звуки свадебного марша. Такое ощущение, что я попала в другой мир, даже интерьер самой церкви с ее тяжелыми деревянными стенами и алтарем, задрапированным ярко-красным, выглядит совсем по-другому. Затем, когда я ступаю на проход, который ведет меня к моему жениху, я впервые отчетливо вижу его, ожидающего меня в конце прохода. Он красивее, чем я думала. Это моя первая мысль, когда я замечаю его, высокого и широкоплечего, элегантно одетого в приталенный костюм, с аккуратно зачесанными назад темными волосами, открывающими лицо. Его лицо острое и суровое, опасно красивое. Хотя на висках у него есть немного седины, это только подчеркивает его почти царственную осанку. Кем бы ни были остальные члены Братвы, этот человек не невежда. Он четкий, собранный, лидер. Это человек, который вызывает уважение и страх, и я чувствую, как дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда я делаю шаг за шагом к нему, моя кожа покалывает от нервов и…что-то еще? Я не думала, что он будет таким привлекательным, он… почти убийственно красив, и когда он смотрит на меня, его ледяные голубые глаза впервые встречаются с моими, когда я дохожу до конца прохода, я благодарна за вуаль, закрывающую мое лицо и мои раскрасневшиеся щеки. Покалывание, которое пробегает по мне на этот раз, когда его глаза встречаются с моими, проникает прямо в мою суть и не имеет ничего общего со страхом. Нет. Я не собираюсь думать о нем в таком ключе. Меня бесит, что я вообще испытываю к нему какое-либо влечение, и что при первом взгляде на него, моей первой мыслью было, что он красивый. Он высокий, сильный, и когда он берет мою руку в свою, дрожь снова пробегает по мне. Сегодня ночью мне придется переспать с этим мужчиной. Я приготовилась стать холодной статуей невесты, лежать и позволять ему делать все, что он пожелает, пока брак не будет признан законным, а затем дать ему понять, как я отношусь к тому, чтобы и дальше согревать его постель после этого. Если бы он действительно не хотел причинять мне боль, тогда ему пришлось бы уступить, а если бы он попытался заставить меня, я могла бы пойти к Луке. Но когда его ладонь ложится на мою, и я чувствую первый намек на его грубые мозоли согревающие мою кожу, я впервые начинаю задаваться вопросом, почувствую ли я какое-то желание сегодня вечером. Я не хочу. Я хочу оставаться замкнутой, холодной, недоступной для него. Я хочу мысленно находиться где-то в другом месте, когда все это произойдет. Но я чувствую тягу к нему, которая кажется почти греховной, учитывая все обстоятельства. Когда я думаю о том, кто он, что он сделал. Ни одна хорошая девушка, ни одна хорошая подружка не должна хотеть такого мужчину. А я всегда считала себя хорошей девочкой. Сама свадьба для меня как в тумане. Я смотрю на лицо Виктора сквозь вуаль, когда он произносит свои клятвы, его руки держат мои, и я повторяю свои, даже толком не слыша, что говорю. Для меня это не имеет значения, я ничего из этого не имею в виду. Это не похоже на свадьбу с Франко, где я, по крайней мере, хотела попробовать. Здесь я тоже могла бы попробовать. Но здесь я знаю, что послушание необязательно, этот человек взял меня, как свою плененную невесту. В этом нет чести. Я помню, что он был женат раньше. Я не знаю, что случилось с его первой женой. Они были влюблены, я слышала, как шептались вокруг, ее потеря была трагедией для него. Я не помню, оставила ли она детей. Но, глядя на этого мужчину с суровым лицом, его сжатую челюсть, когда он слушает речь священника, его пальцы, обхватившие мои руки таким образом, который дает мне знать, что он сам выберет, когда отпустить, я чувствую, как трепет влечения сменяется страхом. Что, если он был ответственен за то, что случилось с его первой женой? Я ничего не знаю о том, кто такой Виктор как личность, кроме того, что он из Братвы и из тех мужчин, которые попросили бы руки женщины в качестве условия сделки, чтобы остановить кровопролитие. По крайней мере, сначала я немного знала Франко. Виктор для меня совершенно незнакомый человек. Загадка. И если у меня будет свой путь, он таким и останется. Где-то вдалеке я слышу, как священник объявляет нас мужем и женой, и у меня стынет кровь, по коже бегут мурашки. Дело сделано. Теперь никуда не убежать. Я слышу, как он просит Виктора поцеловать меня, и когда он отпускает мои руки, чтобы поднять вуаль, они тоже кажутся холодными. Он собирается поцеловать меня. Почему-то я забыла об этой части. Я забыла, что мне придется интимно прикоснуться к нему перед сегодняшним вечером, на глазах у всех этих людей. Я знаю еще до того, как его губы касаются моих, что это будет целомудренный поцелуй. Виктор не похож на мужчину, который страстно целовался бы со своей невестой в церкви на глазах у толпы. Но это все еще не подготавливает меня к прикосновению его губ к моим, твердыми и слегка теплыми, от этого по моему телу пробегает дрожь. Дрожь отвращения, говорю я себе, но я не совсем уверена. Виктор снова берет мою руку в свою, когда мы поворачиваемся, чтобы идти по проходу, его пальцы переплетаются с моими, и его пожатие твердое, даже собственническое. Я чувствую, как он вдавливает тонкую золотую полоску моего обручального кольца в мою плоть, и мне интересно, оставит ли это след, клеймя меня как его. Прием проводится в Русской чайной. Когда мы входим, по радостным возгласам собравшихся гостей становится ясно, что все было перестроено для празднования. Кроме огромных букетов цветов, не так уж много нужно было сделать для украшения. Я никогда не была здесь раньше, но это головокружительная какофония красного и золотого, с большой люстрой в виде звезды и повсюду позолота. Я мельком вижу Луку и Софию, сидящих за столом с другими членами семьи мафии, которых я узнаю. Тем не менее, большая часть приема заполнена незнакомцами. Я мельком вижу огненно-рыжие волосы и вздрагиваю, сбиваясь с шага, как будто увидела привидение, но, когда я замечаю худощавое, красивое лицо под волосами, я ясно вижу, что это не Франко. Конечно, это не так, ругаю я себя. Он мертв. Рыжеволосый мужчина, вероятно, Лиам Макгрегор, ныне лидер ирландского преступного синдиката после смерти своего отца. Виктор пригласил бы обе другие крупные семьи в этом районе, поскольку это мероприятие призвано символизировать мир. Он захочет, чтобы все они увидели, что Лука принял его предложение и что он довел дело до конца и женился на мне. Что, по крайней мере, на данный момент семьи могут больше не ожидать войны со стороны Братвы. Должно быть приятно участвовать в посредничестве в чем-то подобном, но поскольку это было сделано с моей жизнью и телом, все, что я могу чувствовать прямо сейчас, это растущий ужас. Отвлечение от удивительно привлекательной внешности Виктора снова превратилось в болезненное чувство внизу живота при мысли о том, что еще предстоит сегодня вечером. Трудно наслаждаться всем этим, зная, что ждет меня впереди. Холодный, лишенный любви, бесстрастный брак. Я всегда знала, что лучше не надеяться на гораздо большее, но разве это не то, что делают все? Надеяться на что-то большее, чем то, что им дано? Я в оцепенении, когда начинается прием. Я не могу сказать, что подают на ужин и вкусно это или плохо. Также я не могу вспомнить имена тех, с кем я разговаривала постфактум, или то, что я сказала. Я продолжаю улыбаться, кивая вместе с ними, и я уверена, что все они довольны мной. Красивая, улыбающаяся невеста Виктора Андреева. Кукла. Его рука большую часть ночи лежит на моей, когда мы сидим вместе, и это не любовная ласка, а собственническая. Когда его рядом нет, я остаюсь на месте, безмолвной статуей, пока он, наконец, не возвращается, и я понимаю, когда выхожу из оцепенения, что нам пора танцевать. Кое-что еще, о чем я тоже не подумала. Музыка, которая играет, медленная, мягкая и сладостная, романтические струны набухают и наполняют воздух, когда широкая ладонь Виктора скользит по моей узкой талии, а другая его рука держит мою. — Из тебя получилась очень красивая невеста, — тихо говорит он, когда мы начинаем двигаться в такт музыке, мои ноги, к счастью, сами вспоминают годы официальных уроков танцев. — Это платье не выглядело бы неуместно в зале у нас дома. — Спасибо, — выдавливаю я, не желая поднимать глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Вместо этого я скромно опускаю их, мое сердце учащенно бьется, понимая, что это начало. Это первое, что он сказал мне после наших клятв, и это был комплимент. Это наводит на мысль, что, возможно, он действительно намерен быть добрым мужем или, по крайней мере, не жестоким. Это также напоминает мне, что это начало игры, в которую мне придется играть с ним, учась управлять им, его настроениями, как сохранять собственное здравомыслие и самоощущение, не подвергая себя опасности. Как удержать себя от того, чтобы просто раствориться в его мире, исчезнуть, как ткань в воде. После этого он больше ничего не говорит, элегантно поворачивая меня, пока мы кружимся по танцполу. Внезапно я очень остро ощущаю его физическое присутствие, его руку на моей талии, ее тепло, проникающее сквозь ткань моего платья, его близость. Он не крупный мужчина с точки зрения объема, вместо этого высокий и худощавый. Тем не менее, я внезапно задаюсь вопросом, как он будет выглядеть под своим костюмом, худой ли он или мускулистый, скрывает ли он живот и разденется ли он вообще. Может быть, он просто перегнет меня через кровать, задерет мою юбку, расстегнет молнию и покончит с этим. Это был бы самый быстрый путь, это точно. Может быть, лучший. Но что-то в Викторе, в его присутствии, говорит мне, что он не из тех, кто срезает углы. Что если он что-то делает, то делает это основательно и осторожно. Это вызывает еще один трепет в моем животе, потому что последнее, чего я хочу от него в постели, это полноты. Единственное, что я могу придумать, что может быть хуже, чем не наслаждаться моей первой брачной ночью с Виктором Андреевым, по-настоящему наслаждаясь ею. — Я не планировал для нас медовый месяц, — говорит он, когда музыка начинает замедляться, приближается конец нашей песни. — Я не заинтересован притворяться, что наш брак, это то, чем он не является. Я не вижу в этом смысла. Но на сегодняшний вечер для нас забронирован номер в роскошном отеле. Так что, по крайней мере, на одну ночь, я думаю, мы будем притворяться. Мое сердце замирает в груди, и на этот раз я нахожу в себе смелость поднять на него глаза. Он смотрит на меня сверху вниз, так что его взгляд встречается с моим, и я вижу, что его глаза очень голубые, с легким оттенком серого. В глазах едва зарождается буря. Я вижу в нем приглушенное желание, но он выглядит спокойным. Размеренно, даже. Интересно, злится ли этот мужчина, и если злится, то на что это похоже. Мой отец был холоден и порочен в своем гневе, а Франко бушевал, горячий, страстный и обжигающий. Каким будет Виктор, если он когда-нибудь рассердится на меня? Я снова опускаю взгляд, надеясь, что невинность этого понравится ему, и он не будет давить на меня из-за моих собственных чувств по этому поводу. Я слышу, как он вдыхает, как будто собирается сказать что-то еще, но затем музыка меняется на что-то быстрое и яркое, и вся энергетика комнаты тоже меняется. Я чуть не спотыкаюсь, я так поражена, когда Виктор передает меня кому-то другому. Я вижу то, что почти может быть тенью улыбки на его лице, прежде чем меня внезапно увлекает незнакомый танец с участием всей толпы, который заставляет меня кружиться от партнера к партнеру. Это водоворот, с которым я едва справляюсь, и снова утомительные уроки, на которых настояла моя мать, приносят свои плоды. Я, конечно, никогда не учила никаких русских танцев, но я могу следовать ритму музыки. Пытаясь отдышаться, я понимаю, что, несмотря на непривычность всего этого, я на самом деле держу себя в руках. Я кружусь, как дервиш, попадая в одни за другими руки, которые я не узнаю, мои пальцы переплетаются с незнакомыми руками, когда круги меняются, мужчины и женщины разделяются, а затем снова соединяются. К тому времени, как все закончилось, я задыхаюсь и с удивлением понимаю, что это было почти весело. На самом деле, это было самое близкое к веселью занятие за всю ночь. Пока я ищу своего нового мужа, у меня возникает странная мысль, что Виктор, возможно, действительно гордится мной. В конце концов, я девушка из итальянской мафии, воспитанная в наших обычаях и танцах, и мне удавалось не отставать от него несмотря на то, что меня втянули в это без предупреждения. Я не уверена, почему меня это вообще волнует, но какая-то маленькая часть меня чувствует укол разочарования, когда я замечаю его, и его лицо снова становится суровым и бесстрастным, а голубые глаза суровыми. — Могу я пригласить тебя на танец? Я слышу голос Луки у своего локтя, когда музыка снова замедляется, и поворачиваюсь к нему, кивнув, с облегчением увидев знакомое лицо. Он берет меня за руку, выводя обратно на танцпол, сохраняя приличное расстояние между нами, когда мы начинаем выполнять танцевальные па. — Как ты держишься? — Тихо спрашивает он, и с этим единственным вопросом жизнерадостное чувство, оставшееся от танца, исчезает, и я снова вспоминаю, зачем мы все здесь. Что я больше не Катерина Росси и даже не Катерина Бьянки, а Катерина Андреева. Жена из братвы, чего я даже не понимаю. Роль, которую я понятия не имею, как играть. — Хорошо, пока ты не спросил, — говорю я ему с сожалением. — Я забыла, всего на секунду, зачем мы здесь. — Вы составили прекрасную пару во время вашего танца ранее. — Лука смотрит на меня сверху вниз, его зеленые глаза полны сочувствия. — Тебе не обязательно быть храброй со мной, ты же знаешь, Катерина, я и София… Блядь я знаю, что это сложно. Я бы никогда не попросил тебя об этом, если бы это не было абсолютно необходимо. Часть меня хочет сказать ему, что со мной все в порядке, что я смирилась с этой идеей просто из чистой бравады, но это было бы неправдой. Каждый раз, когда я думаю о том, чтобы вернуться и сесть рядом с Виктором, каждый раз, когда я думаю о том, что будет позже, я чувствую холодный узел в животе, страх холодными пальцами пробегает по позвоночнику. — Мне страшно, — признаюсь я, понизив голос. — Он лидер Братвы. Я не из тех женщин, которых держат как рабыню. Если он попытается обращаться со мной так, как, я слышала, Братва обращается со своими женщинами… — Ты не рабыня Братвы. Ты принцесса мафии, а теперь королева Братвы, — спокойно говорит Лука. — Я бы не отдал тебя ему, если бы думал, что он не будет относиться к тебе как к члену королевской семьи, коей ты и являешься. Твоя роль должна быть исполнена с уважением, как со стороны него, так и со стороны других. Но если это не сработает… — он делает глубокий вдох, его челюсти решительно сжимаются. — Ты всегда можешь прийти ко мне, Катерина, — говорит он, глядя на меня сверху вниз. — Если Виктор когда-нибудь причинит тебе боль или даже будет угрожать этим, ты можешь прийти ко мне. Или к Софии, если ты чувствуешь себя некомфортно, и она скажет мне. Тебе больше никогда не придется терпеть то, что Франко делал с тобой. — Спасибо, — тихо говорю я. Его заверения действительно помогают, совсем немного. Но недостаточно, чтобы подавить страх, все еще посылающий ледяную дрожь по моим венам. Я думаю о том, как быстро все могло бы пойти от плохого к худшему с Франко, слишком быстро для меня, чтобы позвать на помощь, слишком быстро для меня, чтобы сбежать и пойти к кому-нибудь. Если бы я не смогла успокоить его, если бы он вовремя не обуздал себя. Все могло быть намного хуже, и не было бы никого, кто мог бы мне помочь. Но я знаю, что Лука хочет как лучше. Поэтому я просто улыбаюсь ему. — Я уверена, что все будет хорошо, — тихо говорю я, подавляя страхи. В любом случае, сейчас с этим ничего не поделаешь. Я снова замужем, клятвы приняты, церемония завершена. — Не возражаете, если я вмешаюсь? Мы с Лукой оба бросаем взгляд на середине шага, и я вижу Лиама Макгрегора, стоящего там, его огненно-рыжие волосы выделяются в море брюнеток и блондинок. На расстоянии я почувствовала укол беспокойства, вспомнив Франко. Но вблизи эти двое мужчин не могли быть более разными. Франко был по-мальчишески красив, обаятелен и глуп, никогда ничего не принимал всерьез. Я не знаю, всегда ли он был таким, или смерть отца и новые обязанности состарили его, но в Лиаме очень мало мальчишеского. У него острая и сильная челюсть, глаза зеленые и серьезные, и на подбородке есть намек на мужественную щетину, как будто он побрился этим утром, но она уже возвращается. Единственное, что в нем мальчишеского, это его волосы, которые зачесаны назад и удерживаются на месте каким-то средством, но явно были бы более дикими, если бы он оставил их в покое. — Вовсе нет. — Лука разворачивает меня к себе, предлагая руку, которую держит в своей. — Наслаждайся танцем. Я собираюсь пойти и найти свою жену. Я знаю, что отказ от танцев с Лиамом на самом деле не вариант. Я танцевала со своим мужем, а затем с Лукой, а теперь с третьим главой одной из семей, и я знаю, что, хотя Лука, должно быть, хотел оставить меня наедине на мгновение, чтобы проверить, как я, на самом деле все это делается для того, чтобы показать, что мир между нашими фракциями укреплен. Я, разменная монета, должна быть видна, как Лука и Лиам водят меня по танцполу, чтобы все могли видеть, что Виктор Андреев позволяет это. Следовательно, мир, о котором ходят слухи, должен быть реальным. — Ничто так не объединяет всех, как свадьба, — бормочу я, когда мы с Лиамом начинаем двигаться в такт музыке. — Что? — Лиам смотрит на меня сверху вниз, и я вижу доброту в его зеленых глазах. Почему я не могла быть продана ему, а не Виктору, если мне нужно было выйти за кого-то замуж? Ответ, скорее всего, заключается в том, что Лиам не стал бы просить невесту в рамках сделки. Или, может быть, он просто настолько изголодался по миру, как Лука, что ему больше ничего не нужно, чтобы подсластить напиток. — Я спросила, как тебе свадьба, — спокойно лгу я, улыбаясь ему. — Очень роскошно. Не так шумно, как на ирландской свадьбе, — говорит Лиам с усмешкой. — Может быть, на днях я найду себе девушку, на которой женюсь, и ты с твоим новым мужем увидишь, как мы, ирландцы, любим веселиться. — Кажется, водка льется достаточно свободно. — Я коротко смеюсь, оглядываясь по сторонам. — Но, может быть, ирландский виски действует немного по-другому. — Это так, девочка. — Лиам смотрит на меня, улыбающиеся уголки его рта внезапно становятся серьезными. — Ты поступаешь смело, да? Выходишь замуж за Виктора, чтобы сохранить мир. Не думай, что не все об этом знают. Я удивленно моргаю, глядя на него. Я ожидала, что Лука в какой-то степени прикроет мою спину. Но я действительно не ожидала демонстрации поддержки от кого-либо еще, даже от некоторых мафиози более низкого ранга. Для Лиама сказать что-то подобное более чем немного удивительно. — Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, — продолжает Лиам, его голос становится очень низким, а ирландский акцент усиливается. — Я буду рядом с Лукой, чтобы убедиться, что ты в безопасности. Я терпеть не могу мужчин, которые трогают женщину, совершая насилие. На мгновение я не могу говорить. — Спасибо, — говорю я наконец, обретая дар речи, прежде чем тишина становится грубой. Я не могу не думать о Франко, когда говорю это, и о том, что мог бы чувствовать Лиам, если бы узнал о том, что Франко делал со мной во время нашего брака. Но Франко мертв и похоронен, а Лиам знает достаточно о его грехах. Нет причин вспоминать остальное. Не сейчас, не по ночам, когда я стараюсь изо всех сил не думать о своем первом муже и обо всех способах, которыми мой второй мог бы повторить его, если мне не повезет. Прием кажется одновременно и слишком длинным, и слишком коротким. Зрелище всего этого утомляет, особенно учитывая, как мало я спала прошлой ночью и как мало ела весь день. В то же время я с ужасом думаю о том, что будет дальше, о роскошном отеле, о котором упоминал Виктор, и о том, что там произойдет. Но этого не избежать. Поэтому, когда приходит время нам уезжать, осыпаемая семенами от гостей, я стискиваю зубы и беру себя в руки, когда мы направляемся к лимузину Виктора. Я могу бояться, но я отказываюсь показывать это. Я не хочу доставлять ему такого удовольствия.