Через несколько минут, которые кажутся вечностью, Шери приносит нам вино. Мы с Холтом смотрим на нее с отчаянной благодарностью, пока она наполняет наши бокалы. Когда она уходит, мы залпом опустошаем их, и ставим на стол. Он досадно вздыхает и проводит по лицу рукой. — Это не должно быть так трудно. — Ты правда удивлен? — говорю я. — Мы же не из тех, кто ищет легких путей. — Это точно. В моем животе все сжимается, и я отпиваю приличный глоток вина, пытаясь унять расстройство. Холт хмурится. — Ты в порядке? Делаю очередной большой глоток и киваю. — Да. Лучше не бывает. Отличное вино. Я не вру насчет вина. Оно восхитительно. Я вру насчет своего состояния. В итоге, я перебираю с алкоголем и к тому времени, когда мне кажется, что я готова иметь дело с Итаном, мой желудок говорит мне совсем обратное. Внутри все снова сжимается, и я морщусь. — Кэсси? Меня бросает в пот, и я точно знаю, что за этим следует. Слюна заполняет мой рот, пока я несусь в уборную. Я успеваю как раз вовремя. Я полощу рот, когда раздается стук в дверь. — Кэсси? Ты в порядке? Пауза. — Не совсем. — Я могу войти? — Если хочешь. Как и все уборные, эта выдержана в классическом стиле. Очень чистая. Высококачественная отделка. Живые цветы. Он заходит и закрывает за собой дверь, когда я уже заканчиваю мыть руки. — Раньше это я был тем, кого выворачивало от волнения, — говорит он. Я вытираю руки бумажными полотенцами, и затем кидаю их в урну. — Ну, теперь это я. — Полегчало? — Немного. Он собирается было дотронуться до моего плеча, но я инстинктивно отхожу в сторону. Быть утешенной им – не то, с чем я могу справиться сейчас. Он опускает голову и вздыхает. — Когда я проигрывал этот вечер в своей голове – и позволь сказать, я проигрывал его часто – я был гораздо более уравновешен. И рвота практически не принимала участие. Теперь же, я не только довел тебя до ужасного состояния, но и забыл все, что планировал тебе сказать. Я смотрюсь в зеркало. Я выгляжу страшнее черта. Нет, не настолько хорошо. Я выгляжу как черт, переживший ядерную зиму и зомби апокалипсис. Я собираюсь было подправить растекшийся макияж, как вдруг Итан делает шаг вперед и перебрасывает мои волосы назад через плечо. Моя спина тут же покрывается мурашками. — Боже, Кэсси, — шепчет он. — Даже когда у тебя расстройство желудка, ты все также самая красивая женщина из всех, кого я видел. Я замираю, пока он пристально смотрит на нас в зеркало. — Итан, ты не можешь говорить такие вещи. — Почему нет? Посмотри на нас. Мы идеальны вместе. — Он нежно касается своими пальцами моих. Я закрываю глаза и делаю вдох. — Всегда были. Независимо от того, что творилось за закрытыми дверями, мы всегда выглядели так словно были созданы друг для друга. И так оно и есть. — Итан… Я поворачиваюсь к нему. Он наклоняется ближе, но я кладу руку ему на грудь и останавливаю. Он выдыхает и стискивает зубы. — Прикасаться ко мне сейчас – идея не из лучших. Если ты, конечно, не хочешь пошатнуть мое спокойное, уравновешенное поведение. Я убираю руку и облокачиваюсь о туалетный столик. Это никак не уменьшает притяжение, которое я чувствую к нему. Оно заполняет каждый уголок этой крошечной комнаты. — Как после стольких лет, ты все еще воздействуешь на меня так? — спрашивает он, подаваясь вперед. — Как «так»? — Я точно знаю, что он имеет в виду, но мне нужно услышать это. — Одновременно заставляешь нервничать и успокаиваешь. Сводишь с ума и вселяешь безмятежность. Вызываешь грубость и цивилизованность. Одно нахождение рядом с тобой заставляет меня забыть обо всей неразберихе, через которую мы прошли, и я просто… — Что? Выражение его лица становится голодным. — И я просто хочу похоронить себя внутри тебя и забыть обо всем. Заставить наше прошлое уйти. Если бы все было так просто. — Я скучал по тебе так чертовски сильно, Кэсси. Ты себе не представляешь. Совсем, совсем не представляешь. Я колеблюсь. Моя осторожная сторона шепчет, что все идет к тому, что я собираюсь надеть эти проклятые туфли и расшибиться головой о стену. Она предупреждает, что мне лучше не есть омаров. Кричит, что я вот-вот погрязну в зарослях ядовитого плюща. Я обдумываю свое предстоящее падение не более трех секунд, после чего обвиваю его шею руками и притягиваю в свои объятия. Он обхватывает меня руками, и утыкается лицом мне в шею, испуская судорожный вздох. И как всегда, у меня возникает зуд. Шесть лет назад Вестчестер, Нью-Йорк Дневник Кассандры Тейлор Дорогой дневник, Сегодня премьера и неделя с того дня, как мы с Холтом заключили пари на то, чтобы держать руки подальше друг от друга. С тех пор отношения между нами стали… странными. Ну, еще более странными. Наша динамичность отсутствовала даже во время игры. И поскольку каждый из нас стремился одержать верх в этом нелепом пари, наши поцелуи были сдержаны, а объятия – ложны. Облагороженная версия наших грязных, непристойных желаний. Эрика тоже чувствовала это. Она думает, что каждодневные репетиции вымотали нас. Но это не ее вина. Дело в нас. И я действительно не знаю, как все исправить, кроме как переспать с Холтом. И если добавить к вышесказанному тошноту от предпремьерных нервов, можно сказать, что я в легком ужасе. (И когда я говорю «в легком» – это означает «в полном». А когда я говорю «в полном» – это означает, что будет чудом, если я отыграю на сцене, не ударившись в грандиозную истерику, которую будут сопровождать крики и/или рыдания и/или отчаянное цепляние за сценический занавес, в то время как помощник режиссера будет пытаться вытолкнуть меня на сцену). Боже, пожалуйста, позволь мне пережить этот вечер, не выставив себя полной дурой. Позволь мне показать класс. Умоляю тебя. По дороге в театр, я затягиваюсь сигаретой. Мои навыки курения улучшаются. Не уверена, хорошо это или плохо, но это успокаивает мои нервы. Спектакль начинается в девятнадцать тридцать. Сейчас три часа дня. Я надеюсь, пребывание в театре поможет мне сосредоточиться и ослабит тяжесть в груди.