— Я не буду целовать тебя перед ними, — говорит он. — Или же держать за руку. Я просто не хочу, чтобы о нас болтали. Предполагали что-то. — Хорошо, — соглашаюсь я, разочарованная тем, что мне придется скрывать свои чувства к нему. — Но разве Джек не расскажет им, что мы целовались? Он мотает головой. — В его теперешнем состоянии, он, наверно, забыл о нас уже через пять секунд после того, как вышел из комнаты. Он целует меня еще раз, и потом мы спускаемся вниз, стараясь игнорировать перешептывание в толпе, возникающее при виде нас. — Наконец-то! — говорит Джек. Он призывает всех к тишине, затем ставит кружку пива на стол и берет распечатанные им страницы. — Хорошо, слушайте, ребята. Это рецензия Мартина Килвери из Online Stage Diary. Он славится тем, что ему тяжело угодить, так что имейте это в виду, когда услышите его мнение. Вся комната погружается в тишину, и когда Джек начинает читать, я чувствую, как Холт напрягается рядом со мной. — Принимая участие в постановках классических пьес Шекспира, актеры подвергают себя риску повторить и воссоздать многое из того, что уже было показано. Но последняя постановка «Ромео и Джульетты» в Институте Творческих Искусств «Гроув», не имеет ничего общего с этим утверждением. Постановка незаурядна и современна, что само по себе не является новаторским. Революционным является то, что после того как с течением лет я побывал на несметном количестве постановок, я наконец-то поверил в искренность и силу любви двух молодых людей. И сказать, что для вашего рецензента это был один из самых захватывающих вечеров, проведенных когда-либо в театре, было бы преуменьшением. Из толпы доносится удивленный гул голосов и редкие аплодисменты. Джек улыбается и продолжает: — Режиссер, Эрика Иден, сумела перевоплотить своих подопечных в образцовую и мощную труппу будоражащих кровь актеров. И в то время как они все демонстрировали зрелость в своих выступлениях, они не теряли юношеской вздорности, которое занимает непосредственно центральное место в этой истории. Раздается еще больше одобрительных возгласов. Я чувствую легкое давление на спине от прикосновения руки Холта. — Ладно, тише-тише, — говорит Джек. — Мы почти дошли до лучшей части. — Он откашливается. — И несмотря на то, что весь актерский состав поистине исключителен, особого упоминания заслуживают Айя Седики в роли кормилицы которая привнесла в образ поразительное чувство собственного достоинства; и Коннор Бейн в роли Меркуцио – роль, которую часто преподносят поверхностно в силу безрассудства героя, но даже в такой образ, ему удалось привнести неожиданную и приятную чувственность. Все восторженно хлопают, а Айя и Коннор лучатся улыбками. Я аплодирую им обоим, чувствуя за них невероятную гордость. Джек многозначительно смотрит на нас и продолжает: — Но главным триумфом постановки является выбор двух ведущих актеров – Итана Холта на роль Ромео, и Кассандры Тейлор на роль Джульетты. — Из толпы доносятся крики и свист, и мое лицо вспыхивает ярко-красным румянцем. — Играя Ромео, мистер Холт привнес в роль колючую уязвимость, которая сыграла в противовес акрам цветочной прозы, которую должен был выразить его персонаж. Его интенсивная, подобная пантере энергия словно глоток свежего воздуха после фатоватых и неопытных Ромео, свидетелем которых мне довелось быть в прошлом. И если кому-то и предрекать после этого спектакля блестящее будущее на профессиональной сцене, так это Итану Холту. Я проглатываю ком в горле, гордость за Холта нарастает внутри меня. Поворачиваюсь и вижу, что его глаза полны радости и волнения. Мне хочется обнять его и прошептать, как я горжусь им, но с этим придется немного подождать. Я снова поворачиваюсь к Джеку, который теперь смотрит на меня. — Джульетта в исполнении Кассандры Тейлор является в равной степени, как притягательной, так и истинным олицетворением героини двадцать первого века. Красивая и храбрая, ее Джульетта, – отнюдь не хрупкий цветок. Она своевольная, темпераментная женщина, чья целеустремленность способна заставить публику влюбиться в нее столь же сильно, как и обреченного Ромео. Мисс Тейлор показала потрясающий эмоциональный диапазон в своем четко продуманном выступлении, который можно охарактеризовать только, как «звездный профессионализм». Я пытаюсь сглотнуть, но мое горло словно сдавило. Сжимаю крепко челюсть, стараясь сдержать слезы, и когда в следующее мгновение чувствую легкое прикосновение пальцев Холта, я благодарна ему за то, что он рядом. — Но, — продолжает Джек, подбираясь к заключительной части, — как бы ни были уникальны выступления этих двух молодых людей, именно их поразительная совместная химия вознесла эту постановку до небес. В нашем современном циничном мире, наполненном ошеломляющим количеством разводов и эфемерных идеалов, не так-то легко заставить публику поверить в силу любви. И надо сказать, эти двое справились с этой задачей превосходно, и я готов бросить вызов любому, кто был свидетелем их сценического романа и остался равнодушным к их удивительной страсти. Это, безусловно, заставило вашего в какой-то степени циничного рецензента пожелать, чтобы в этом мире было больше истинной любви. Вся толпа охает в унисон, и когда я смотрю на Холта, клянусь, замечаю, что он краснеет не меньше моего. Комната наполняется болтовней, когда все принимаются обсуждать рецензию и ее посыл, но я слишком потрясена, чтобы даже просто завязать разговор. Джек достает свой телефон, и просит нас с Итаном принять позу для фото. Ни секунды не колеблясь, мы обнимаем друг друга и улыбаемся в камеру. Щелкает вспышка, и затем Джек показывает нам фото. Оно красивое. Наши улыбки так ослепительны, что я начинаю думать, что не существовало еще в истории человечества двух людей, которые бы выглядели счастливее нас в этот момент. Мы – звезды. 14 НЕ МЫТЬЕМ, ТАК КАТАНЬЕМ Наши дни Нью-Йорк Квартира Марко немного напоминает его самого – такая же большая и яркая. Она наполнена мягким бархатом и роскошным антиквариатом, отчего создается ощущение, что здесь обитает эксцентричный прусский царь, а не театральный режиссер. Мы празднуем окончание нашей третьей недели репетиций, и Марко пригласил всех членов труппы на коктейльную вечеринку. Это впервые, когда более чем за неделю, я вижу Холта вне репетиций. Он часто приглашал меня пойти в бар после работы, но я всегда отказывала. И хоть меня все больше и больше тянет к нему, мысль о том, чтобы провести с ним время наедине, заставляет меня покрываться потом. Я согласилась прийти сегодня, только потому, что знала, что мы будем в обществе других людей. Я наблюдаю, как на другом конце комнаты он разговаривает с партнером Марко, Эриком. Он с вниманием и энтузиазмом слушает истории Эрика о том, как тот нашел свои любимые предметы антиквариата. Холт задает вопросы, улыбается, смеется и неожиданно я чувствую резкую боль в животе, когда осознаю насколько сильно он отличается от того нетерпеливого и замкнутого человека, которым был прежде. Мне интересно, когда он смотрит на меня, замечает ли он, насколько изменилась я? Какой стала циничной. Какой хрупкой. Мне интересно, приходило ли ему на ум, что усилия, которые он прикладывает на возобновление отношений со мной, больше не стоят того. — Тост! — объявляет Марко, и мы все начинаем бесцельно кружить по гостиной, пока Коди между делом доливает нам в бокалы шампанского. — За эту замечательную труппу и нашу удивительную пьесу. Пусть конечный результат будет таким же невероятным, каким я его предсказываю. Я не был номинирован на «Тони» уже как два года, и у меня начинается ломка! Так что, пожалуйста, дорогие коллеги и друзья, давайте поднимем бокалы – за нас! Я улыбаюсь и поднимаю свой бокал, потом искоса смотрю на Холта. Он с теплотой смотрит на меня, произнося тост: «За нас». Видите? Именно поэтому я должна держаться от него подальше; всего двумя словами он заставляет меня чувствовать себя впервые влюбившейся школьницей. Я отлучаюсь на поиски ванной комнаты, но по дороге наталкиваюсь на кабинет Марко. Сразу за дверью находится величественный шкаф со стеклянными дверцами, заставленный множеством кубков яркой раскраски. Я захожу в комнату и начинаю рассматривать кубки и сосуды, вытянутые бокалы для вина и шампанского, искрящиеся всеми цветами радуги, некоторые с вкраплениями золота и серебра. — Ах, мисс Тейлор, вижу, вы обнаружили предмет моей гордости и радости. Я оборачиваюсь и вижу, как в комнату входит Эрик, а Холт не отставая идет следом. — Я как раз собирался показать мистеру Холту мое пламенное увлечение. Марко без устали твердит, что нам скоро понадобится квартира попросторнее, если я не перестану скупать антикварное стекло, но ничего не могу с собой поделать. С помощью интернета слишком уж легко подкармливать мою зависимость. Холт встает позади меня, и мою спину обдает жаром его тела. — У вас потрясающая коллекция, — говорит Холт, разглядывая витрину. — Вы давно ее собираете? Эрик кивает. — Около двадцати лет. Я предпочитаю итальянское стекло, в частности венецианское. Но у меня также имеется парочка русских и английских образцов, некоторые относятся к раннему периоду восемнадцатого века. — Правда? — спрашиваю я. — Как они сохранились так долго? Он улыбается. — Ну, по правде говоря, немало образцов как-то подбиты или же повреждены, но это часть их очарования. Это говорит об их истории. Прелесть антиквариата в том, что у предмета была жизнь – возможно, множество жизней – до того, как он попал в мои руки. Позвольте мне показать, что я имею в виду. Он открывает дверцу шкафа и извлекает оттуда высокий винный бокал на тонкой ножке. Он не отделан яркой раскраской в отличие от большинства других. Это обычное, прозрачное стекло, единственным украшением которого является тонкая гравировка на чаше. — Это один из моих любимых, — говорит Эрик, держа его с благоговением. — Говорят, он принадлежал Леди Крэнборн из Уэссекса. Ее бурные отношения с мужем пользовались дурной славой. Однажды, он преподнес ей набор из шести бокалов в качестве подарка на годовщину. И как утверждают, вечером того же дня, сделал обидное замечание в ее сторону. Подозреваю, это было как-то связано с ее взаимоотношениями с одним из конюхов. По легенде, это единственный уцелевший бокал. Остальные разбились на кусочки, когда она бросила их в него. Он приподнимает бокал к свету и указывает на тонкую линию, проходящую по длине всей чаши. — Видите эту трещину? Она образовалась, когда Лорд Крэнборн поймал бокал после того, как жена швырнула его ему в голову. Это было в 1741. Вот уже почти триста лет этот бокал существует, несмотря на повреждения. Удивительно, не находите? Он осторожно помещает бокал обратно на витрину и поворачивается к нам с Холтом. — Полагаю, это часть моего увлечения. На вид такое хрупкое, но каким-то образом выдерживает испытание временем вопреки трещинам и царапинам. Лично для меня безупречное стекло не представляет интереса. Мне очень нравятся все эти детали, шрамы долголетия только украшают их в моих глазах. — Но разве повреждение подобное этому не обесценивает стекло? — спрашиваю я, обращаясь к моим ограниченным знаниям в области античности. Эрик задумчиво смотрит на меня. — Ценность – очень субъективный предмет. Он подходит к большому шкафу и достает шкатулку из орехового дерева. Протягивая ее мне, он просит меня открыть крышку. Когда я открываю, вижу, что внутри она отделана роскошным синим бархатом. В ней имеются шесть углублений для кубков, но вместо цельных бокалов, там просто куча осколков. Я в замешательстве смотрю на Эрика. — Когда я покупал «Бокал Крэнборнов», — поясняет он. — это было включено в набор. Это то, что осталось от других пяти бокалов. Аукционист посоветовал мне выбросить их. В конце концов, это просто осколки битого стекла. Но для меня это значило больше, гораздо больше. Леди или Лорд Крэнборн, должно быть, собрали битое стекло после ссоры. То, что эти бокалы символизируют – их брак, их историю, их любовь – слишком важно, чтобы избавиться даже от того, что неисправимо разбито. Он улыбается нам с Холтом, потом закрывает шкатулку и помещает ее обратно в шкаф. — Аукционист считал, что они ничего не стоят, поскольку не имеют денежной ценности, но, на мой взгляд, они бесценны. Это символ страсти, а без страсти жизнь бессмысленна, ведь так? Во всяком случае, это то во, что я всегда верил. Он замолкает и с улыбкой направляется к двери. — Мне лучше пойти помочь Марко с десертом. Он напрягается, если люди не суют что-то в рот каждые пять минут. Рассматривайте бокалы, сколько пожелаете. Подержите, если хотите. Они на самом деле не такие хрупкие, какими кажутся.