Он исчезает в коридоре, и затем остаемся только мы с Холтом, стоящие слишком близко, пока слова Эрика витают в воздухе. — Ну, — начинаю я. — Как ты думаешь, кто сохранил осколки? Лорд или Леди Крэнборн? — Лорд, — без колебаний отвечает Холт. Я вопросительно смотрю на него. — Он купил ей бокалы, — поясняет он, — и сказал что-то, что ранило ее. Он бы чувствовал вину. — Да, но она была той, кто разбил их, — говорю я. — И может, сказанное им было правдой. Холт качает головой. — Это неважно. Если она так сорвалась, он наверняка был бессердечным козлом. — Или может быть, она просто была королевой драмы. Он задумывается на минутку и смотрит на меня, его глаза пронизывают. — Может они оба сохранили их. Может, они аккуратно собрали все осколки, и потом занялись невероятным примирительным сексом перед камином. Я приподнимаю бровь. — Перед камином? — Конечно. Возможно, над ним еще висела отрубленная голова животного. — Ого. Как романтично. — Знаю. Ничто так не говорит: «Я люблю тебя», как битое стекло и обезглавленное дикое животное. Я смеюсь, и он тоже. Затем его улыбка гаснет, принимая знакомое мне выражение тоски, которое я так часто вижу в последнее время. — Ты избегаешь меня, — говорит он тихо. — Я как-то разозлил тебя? Если да, то я не упустил бы шанса извиниться. Я перевожу взгляд обратно на шкаф, стараясь игнорировать, как потрясающе выглядят его глаза в стекольном отражении. — Ты ничего не сделал. — Твой взгляд определенно говорит обратное. Он встает позади меня, прижимаясь грудью к моей спине. — Я мог бы поспорить, что ты злишься из-за того, что так сильно хочешь меня. — Он обвивает меня рукой за талию и поворачивает лицом к себе. — Разве ты еще не поняла, что мне известны все уловки? Мрачные взгляды, ярость, никаких прикосновений. Я поступал с тобой так же, потому что боялся впустить. Но ты не позволила держать себя в стороне. Ты подталкивала меня снова и снова. Может именно так мне стоит поступить сейчас? Заставить тебя посмотреть в лицо своим чувствам? Мое сердце пускается вприпрыжку, когда он скользит своими пальцами сквозь мои волосы. Дыхание становится поверхностным, и я инстинктивно сосредотачиваюсь на его губах. На том, какими мягкими они кажутся. Какими восхитительными были бы на вкус. — Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, — говорит он. — Ты никогда не признаешься, и попытайся я это сделать, остановишь меня, но… ты хочешь этого. Ведь так? Я опускаю глаза. — Нет. — Вранье. Он берет мое лицо в свои ладони. — Посмотри мне в глаза и скажи это, и тогда возможно я поверю тебе. Мой желудок сжимается, и все мое тело вспыхивает, но я заставляю себя встретиться с ним взглядом. — Я не хочу, чтобы ты целовал меня. Мой голос нетверд и слаб. Прямо как моя решимость. — Господи, Кэсси, — говорит он, поглаживая мою щеку. — Ты признанная критиками актриса и это все, на что ты способна? Это, охренеть, как ужасно. Попробуй еще раз. — Я не… Я не хочу, чтобы ты целовал меня. — Еще как хочешь, — говорит он спокойно и уверено. — Я не собираюсь этого делать. Мне всего лишь хочется услышать это из твоих уст. Он может с таким же успехом попросить меня пройти по натянутому канату на высоте ста футов, без страховки. Я вперяюсь взглядом в его грудь. Он вздыхает, и мне непонятно, это вздох разочарования или облегчения. — Кэсси, посмотри на меня. — Когда я колеблюсь, он прикладывает палец к моему подбородку и приподнимает его до тех пор, пока я не смотрю на него. — Я просто хочу, чтоб ты знала: в ту самую секунду, когда ты будешь готова начать все сначала, я зацелую тебя до смерти. Я буду целовать тебя, пока ты не увидишь звезды, не услышишь ангелов, и не сможешь стоять целую неделю. Надеюсь, ты понимаешь это. Мое сердце громыхает. — Холт, если я когда-нибудь буду готова, ты будешь первым, кто узнает. Обещаю. Он одаривает меня полуулыбкой. — Значит, поцелуев в меню сегодня нет, но знай, я также раздаю бесплатные объятия – чисто платонические – любой красивой женщине, которая их потребует. Я смеюсь, и, получается, пожалуй, чересчур громко, потом подаюсь вперед и обнимаю его. Лицом он утыкается в мою шею, и я крепко сжимаю его едва наши тела соприкасаются. — Боже, ты так потрясающе пахнешь, — шепчет он напротив моей кожи. — Ничто в этом мире не пахнет так приятно, как ты. — Звучит не слишком-то платонически. — Ш-ш-ш. Не разговаривай. Просто позволь мне вдыхать твой запах. Я отстраняюсь и изгибаю бровь. — Ладно, ладно, — говорит он, и закатывает глаза. — Больше не буду нюхать. Блин, обломала мне весь кайф. Он снова обнимает меня, и я вздыхаю. — Уже готова к поцелую? — спрашивает он, крепче обнимая. — Еще нет. Он проводит носом вдоль моей шеи и вдыхает. — Просто хотел убедиться. Шесть лет назад Вестчестер, Нью-Йорк Гроув Дневник Кассандры Тейлор Дорогой дневник, Уже почти две недели, как мы с Холтом официально решили стать неофициальной парой, и за это время я испытала столько сексуальной неудовлетворенности, сколько, я уверена, не положено испытывать человеку. Между нами случались редкие сеансы «поцелуев и тисканий», когда он провожал меня домой после занятий, но на этом все. Не лови я изредка, как он разглядывает меня, словно хочет приготовить из моих сисек обед из трех блюд, я бы никогда не подумала, что вообще нравлюсь ему. Моя проблема в том, что только по одному моему виду понятно, что он по-настоящему нравится мне. Я слишком громко смеюсь над его шутками, и сажусь слишком близко к нему на занятиях. Его демоническое сексуальное притяжение достигло предела, и я просто не могу им насытиться. Совсем не помогает и то, что недавно я видела чрезвычайно эротические сны о нем. Сны, в которых мне удалось увидеть то, что он прячет в своих штанах. Следовательно, время, отведенное мною на просмотр порно, достигло экстремальной отметки. Я посмотрела бесчисленное количество видеороликов о том, как доставить мужчине удовольствие, и пусть у меня большие сомнения относительно применения моих псевдознаний на практике, я правда хочу этого. Он придет ко мне сегодня вечером, чтобы мы могли подготовиться к завтрашнему опросу по истории театра. Я хочу соблазнить его, но не совсем пониманию, что включает в себя соблазнение. Думаю, у меня есть два часа, чтобы выяснить это. — Назови шесть самых известных древнегреческих драматургов, — говорит он сексуальным голосом, не сводя с меня своих изумительных глаз. — Э-э… ладно. Древнегреческие драматурги. Хм… дай мне секунду. Я постукиваю карандашом по тетради, пытаясь вспомнить ответ. Он наблюдает за мной, сидя скрестив ноги и прислонившись спиной к дивану. Его пах находится в зоне прямой видимости.