Он снова зевает и поднимает на меня взгляд, и это просто возмутительно, что несмотря на болезнь, он все также красив. Не успеваю я уйти, как он хватает меня за руку своими слишком теплыми пальцами. — Останься, — говорит он, проводя большим пальцем по тыльной стороне моей руки. — Тебе необходим отдых. — Я отдохну. Просто останься со мной. Пожалуйста. Видя, в каком он сейчас состоянии, я не могу ему ни в чем отказать. Снимаю обувь и перехожу на другую сторону кровати. Он поворачивается ко мне, пока я устраиваюсь поверх покрывал. — После нашей ссоры в среду, — говорит он, — не думал, что моя постель будет тем местом, где ты окажешься в эти выходные. Киваю. — Должна признаться, что я представляла свое первое появление в твоей спальне при более сексуальных и менее слизистых обстоятельствах. — Что, мой плевральный кашель и ларингит не заводят тебя? Что с тобой не так, женщина? Ох, Холт, знай ты, как сильно заводишь меня, то тебе стало бы стыдно за меня. Он подкладывает руку под голову и поднимает на меня глаза. — Это странно, что я хочу тебя, хоть и так сильно болен? Его речь непонятна, и я задаюсь вопросом, сказал бы он мне эти слова, не будь лекарств в его организме. — Итан, мы же договорились… — Ничего подобного, — говорит он и касается моего бедра. — Ты сказала, что мы должны прекратить касаться друг друга, если не будем парой. Я не согласился. Ты ушла до того, как я успел сказать, что это хреновая идея. — Твои слова ничего бы не изменили. Он опускает взгляд. — Знаю. Я около часа стоял возле твоего дома под дождем, пытаясь сообразить, как все уладить. Когда я понял, что у меня духу не хватит постучаться в твою дверь и сказать, какой я идиот, я так разозлился на себя, что пришел домой и напился. Потом отключился на диване весь мокрый. Проснулся посреди ночи, дрожа от холода. — Боже, Итан… Он скользит рукой вверх к поясу моих джинсов и медленно моргает, прежде чем поддеть пальцем низ моей блузки. — Твоя кожа такая мягкая, — шепчет он, поглаживая мой живот. Его рука поднимается все выше и выше, пока не касается нижней каемки моего бюстгальтера. Мне хочется забыть обо всех его бактериях, и подтолкнуть его руку либо выше, либо ниже Вместо этого я делаю прерывистый вздох и кладу свою руку поверх его. Он болен и накачан лекарствами. Ему можно простить оплошность. Мне же нет оправдания. Я просто возбуждена. — Итан, мы не можем. — Я знаю. — Его голос усталый, слова сливаются воедино — Нояхочу. Таксильно. Потому что… не прикасаться к тебе… — Он умолкает, глаза закрываются. — Это… невыносимо. Его голова тяжело опускается, и его рука сползает с меня, и я благодарю Бога, что он засыпает до того, как с моих губ срывается стон неудовлетворенности. Холт спит беспокойным сном, ворочаясь с бока на бок, пока лекарства воздействуют на его организм. Он то отталкивает меня, растягиваясь по всей постели, то цепляется с переполняющим отчаянием. Спустя час, он начинает бубнить и стонать. — Кэсси… Его глаза закрыты, но руки тянутся ко мне. — Я здесь, — откликаюсь я, трогая его лицо. Лоб горячий и липкий от пота. — Только схожу за мокрым полотенцем, чтобы смочить твой лоб, ладно? Его глаза распахиваются, тяжелые и полные тревоги. — Ты уходишь? — Я скоро вернусь. — Нет… пожалуйста. — Он притягивает мою руку к своей груди, а затем прижимается лбом к ладони. — Не уходи. Пожалуйста, только не ты. В нем сквозит такое отчаяние, пока он цепляется за меня так, словно от этого зависит его жизнь, что я даже не уверена, что он вообще в сознании. Он непрерывно бормочет: «Пожалуйста, Кэсси», и расслабляется, только когда я притягиваю его к себе и провожу пальцами по волосам. — Все хорошо. Я не ухожу. Я останусь с тобой. Он вздыхает, и мне слышно, что его легкие все также свистят при дыхании. — Спасибо. Он утыкается мне в шею, и я застываю, когда чувствую прикосновение его губ. — Итан? Он стонет и целует меня снова, сжимая крепче в кольце своих рук. — Я люблю тебя, — шепчет он, кладя голову на мое плечо. — Я так сильно люблю тебя. Не уходи от меня. Он вновь забывается сном, а я не могу отойти от шока. И только когда я чувствую жжение в легких, понимаю, что забыла дышать. 18 ВЕРНАЯ СТАВКА После того как Холт неожиданно в полубреду признается мне в любви, он продолжает стонать и бормотать еще несколько часов. Как и ожидалось, он не повторяет этого. Шар безумной надежды у меня в груди медленно сдувается. Когда я прижимаюсь к нему сбоку и пытаюсь уснуть, он как удав смыкает руки вокруг меня. Это вызывает у меня улыбку. На улице все еще темно, когда я чувствую легкое прикосновение пальцев к своей коже. Они пробираются под подол моей кофты и пробегаются по моему животу. — Итан? Он откашливается. — А ты думаешь, с тобой в кровати может лежать какой-то другое парень? Если так, то я не так сильно болен, чтобы не суметь надрать ему зад. Его голос все также звучит ужасно, но в нем есть некое урчание, отчего у меня мурашки по коже. — Что ты делаешь? — Ничего. Просто хочу прочувствовать твою кожу. Хрип в его голосе настораживает меня, но, когда я прикасаюсь к его лбу, то чувствую, что тот холодный. Жар наконец-таки спал. — Как ты себя чувствуешь? — Возбужденно. — Он перемещает свою руку выше, и потом теплые пальцы ласкают мой бок. — Хочу тебя. Он прижимается ко мне, и я чувствую своим бедром, какой он твердый и теплый. Потом он двигает своими бедрами таким образом, что у меня не остается сомнений в том, как сильно он хочет меня. — О, боже… — Мое тело реагирует без предупреждения мозга, и я крепче обхватываю его руками. — Кэсси… Он скользит рукой к моей груди и нежно пощипывает ее сквозь лифчик. Ощущение спиралью распространяется по всему моему телу.