— Ваша беседа закончена, приятель. Убери от нее свои чертовы руки. Ах, вот и грубиян. Это даже какое-то облегчение, что он все же не такой уж и идеальный. На фоне этого мои недостатки кажутся менее значительными. Незнакомец хмурится и опускает свой стакан. — Кто ты, черт побери, такой, чтобы говорить мне что делать? Итан нависает над его лицом. — Я тот, кто припечатает твою башку к этой барной стойке, если ты не уберешь от нее свои руки сию же секунду. Есть еще вопросы? Со вспышкой страха в глазах, незнакомец отпускает меня, и Итан помогает мне встать. Я чувствую вину за то, что ввязала во все это незнакомца, но вина за издевательство над Итаном преобладает. Я не могу осмелиться посмотреть на него, пока он ведет меня на улицу. Когда мы оказываемся на тротуаре, он ставит меня на ноги. Я спотыкаюсь о сточную канаву и прислоняюсь к припаркованной машине, пытаясь окликнуть такси. Все вокруг кренится и искажается, и я знаю, что только он способен поставить все на свои места, и это вызывает во мне непомерную злость. — Кэсси, что, черт побери, с тобой происходит сегодня? Еще одно такси проносится мимо, я слабо машу рукой и чуть было не теряю равновесие, как вдруг сильные руки обхватывают меня и выпрямляют. — Господи, может уже остановишься? Ты же подставишь себя под колеса. Я хватаюсь за его рубашку, когда у меня подкашиваются ноги, и чувствую лишь его руки и прикосновение губ к моему лбу, пока вдыхаю такой знакомый мне запах. — Вернемся внутрь. — Мне надо идти. — Тогда я иду с тобой. — Нет. Я не могу этого сделать. — Чего? — Этого! — Его лицо слишком близко. Губы слишком заманчивы. — Этого! — Я толкаю его в грудь, прямо туда, где бьется его сердце. — Ты! Я взбудоражена. Ожесточена вещами, которые не в силах изменить и слишком напугана теми, что в силах. Он смотрит на меня с едва сдерживаемым гневом. — Было бы легче будь я каким-нибудь кретином в костюме, которому только и нужно, что трахнуть тебя? Имела бы ты тогда со мной дело? Мои ноги снова подкашиваются. Он крепко прижимает меня к себе. Теперь я уже не стою на ногах, мы прижаты друг к другу, лицом к лицу. Он убивает меня своей близостью. — Ну все. Я везу тебя домой. Я качаю головой, надеясь, что он поймет, что, если я пробуду с ним еще немного, он вскроет все мои швы, а я сейчас не могу себе позволить развалиться на части. Обида – единственное, что помогает мне держаться. Без нее я бесформенна. Потеряна. Мое дыхание сбивается, и он ослабляет свою хватку. Прикасается рукой к моей щеке. — Черт. — Он притягивает меня в объятия. Шепчет на ухо. — Не плачь. Пожалуйста. Извини. Что бы ни случилось сегодня, ты будешь в порядке. Я не верю ему. Он придерживает меня одной рукой, окликая проезжающее мимо такси. Оно останавливается, он сажает меня на заднее сиденье и протягивает водителю деньги с просьбой помочь мне дойти до двери, если потребуется. Потом его лицо появляется прямо передо мной, волнительное и несчастное. — Позвони мне, когда доберешься домой, ладно? Я рассматриваю спинку кресла. — Кэсси, я серьезно. Посмотри на меня. Моя голова так тяжела. Это все слишком сложно. Он прикасается к моему подбородку, чтобы приподнять его. Мрачные глаза заглядывают в мои. — Пообещай, что позвонишь мне, когда доберешься домой, иначе я поеду с тобой. Он не сводит с меня взгляда, пока я не киваю. Узел стягивается в моем горле, когда он целует меня в лоб. Почему он пытается сделать все таким легким, когда очевидно, что это невозможно? Он исчезает, и дверь захлопывается. Когда мы отъезжаем, и я знаю, что он больше не смотрит, я даю волю слезам. Когда я спотыкаясь захожу в свою квартиру, Тристан приходит мне на помощь. Прежде он уже видел меня в таком состоянии, поэтому знает, что делать. Он помогает мне пройти в ванную и говорит принять душ. Делает воду холодной. Потом помогает мне забраться в постель, убирает волосы с моего лица и шепчет на ухо, что все будет хорошо. Я, должно быть, в какой-то момент засыпаю, потому что, когда я снова открываю глаза, его уже нет, но на ночном столике лежат две таблетки тайленола и стоит стакан воды. Я принимаю таблетки, запивая их водой. Я словно высохла изнутри. Эмоционально опустошена. Беру свой лэптоп и открываю е-мейлы от Холта, нуждаясь хоть в какой-нибудь его части. Чувствуя чрезмерную переполненность и одновременно безутешное опустошение. Я вникаю в каждое слово. Они полны неопределенных сожалений, но есть одно, чего он мне никогда не говорил. Лишь только это мне нужно было услышать тогда, чтобы убедиться, что то, что я чувствую к нему – не безответно. Я уже было начинаю дремать, как вдруг звонит мой телефон, и мне нет нужды смотреть на экран, чтобы узнать кто это. — Привет. — Мое горло пересохло. — Ты сказала, что позвонишь. — Его голос напряжен. Взволнован. — Извини. — Проклятье, Кэсси, таксист же мог тебя изнасиловать или убить, а потом выкинуть в Центральном парке. Какого хрена происходит? — Я не знаю. Мне жаль. — И я действительно сожалею о столь многом. Он вздыхает. — Ты просто… Ты не можешь так поступать со мной. Ты понятия не имеешь, как сильно я… в смысле, я хочу… Он умолкает на секунду. — Прости за резкость. — Его голос звучит так же устало, как я себя чувствую. — Я просто волнуюсь за тебя. Я старался дать тебе личное пространство последние несколько недель. Держался на расстоянии, чтобы ты разобралась в ситуации, или что-то в этом роде. Но сегодня ты позволила этому парню лапать себя, и я… Проклятье, ты должна была знать, как я отреагирую. — Я знаю. — Я не чувствовал подобное уже очень долгое время. Я хотел стереть его с лица земли. — Но ты этого не сделал. — Я хотел сломать его чертовы пальцы. Этой реакции ты добивалась? Свести меня с ума? Сделать больно? — Полагаю, да. — Ну, миссия выполнена. Признание не утешает меня. Напротив, я чувствую себя дрянью. Я так устала от этого состояния, но я просто не знаю, как вести себя иначе. Когда-то давно, я думала, что два человека, которые заботятся друг о друге, могут разобраться с любыми недопониманиями. Главное, чтобы они разговаривали об этом, но сейчас я вижу, что все не так просто. На самом деле, чтобы вести разговор, человек должен обладать смелостью для выражения своих чувств, а во мне смелости совсем не осталось. — Ты бы пошла с ним домой, не будь я там сегодня? — спрашивает он. — Нет. — Почему нет?