– У подруги? У кого? – продолжал любопытничать Гарсия. Видимо, успех вскружил ему голову и вызвал столь нехарактерную для него болтливость. – Чалис, Чалис Картер. Сестра Эйча… то есть Гарольда, нашего покойного садовника, – поспешно исправила я свою оплошность. Дэвид удивлённо приподнял брови: – И давно вы стали с ней подругами? – После похорон матери ей достался домик Гарольда в наследство от Элизабет, так что, у нас было на чём сойтись, не беспокойтесь, – заверила я адвоката, чуть ли, не подпрыгивая на месте. С одной стороны, меня заставлял двигаться мороз, с другой нетерпение. Мы спустились к парковке, и теперь я переминалась с ноги на ногу, выглядывая среди подъезжающих машин её старенький «мерседес» семьдесят пятого года выпуска. Громкое «бип» раздалось где-то справа от меня, скорее всего, ближе к концу стоянки. Я заметила подъезжающий серебристый седан. По телефону Чалис меня заверила в том, что приедет за мной на своём «мерседесе» и мне совершенно ни к чему тратиться на такси. Лондонский кэб – недешёвое удовольствие. – Хочу поблагодарить Вас, Дэвид. Вы оказали мне неоценимую услугу, – несколько патетично обратилась я к юристу и мгновенно почувствовала себя глупо. Гарсия только дёрнул плечом и сухо ответил: – Не стоит, эта услуга очень хорошо Вами оплачивается. Удачи, – он кивнул на выходящую из «мерседеса» Чалис и, как всегда, не тратя драгоценного времени на прощание, направился к своей машине. Картер, одетая сегодня в простые светлые бойфренды8и короткую чёрную куртку, уже спешила ко мне. Её тёмные мелкие кудри были разбросаны по плечам. – Привет, это был твой адвокат? – слегка запыхавшись, поинтересовалась Чалис. Она стояла ко мне столь близко, что до меня донеслись нотки пачули её масляных духов. Я коротко обняла её и подтвердила: – Да, он самый. Всегда уходит по-английски, – покачала я головой. Картер не поняла и с искренним удивлением переспросила: – Что? – Не прощаясь, не бери в голову, – я мягко улыбнулась подруге. Мне всегда удавалось быстро сходиться с людьми, но… В последнее время я потеряла стольких близких, даже тех, знакомство с которыми длилось отнюдь не долго. – Прости… не спала всю ночь, вот и не оценила идиому. Из-за тёмного цвета кожи, фиолетовые тени, залёгшие под глазами Чалис, были не так сильно видны. Правда, теперь, когда она сама рассказала о бессонной ночи, я не могла оторвать от синяков взгляд. – По тебе и не скажешь, – зачем-то покривила я душой. Хотя подруга и впрямь, несмотря на круги под глазами, выглядела отлично. – Да брось, – отмахнулась Картер, – давай сумку и пошли к машине. Ехать, кстати, не так долго. Горячие, несмотря на минусовую температуру воздуха, пальцы Чалис перехватили ручки спортивной сумки. Гадалка не стала дожидаться моего согласия и пока я подобно выброшенной на берег рыбе открывала и закрывала в изумлении рот, широкоплечая фигура Картер направилась к «мерседесу». Ну да, кому вообще интересно моё мнение? В салоне старенького седана запах пачули усилился. На зеркале заднего вида висели деревянные чётки. Их лакированные бусины блестели на свету. Я проводила взглядом трещину на лобовом стекле, делившую его пополам. Поёрзав на кожаном сидении, в попытках устроиться поудобней, мне пришлось чуть отодвинуть кресло назад. По всей видимости, Картер подвозила в последний раз кого-то, не слишком высокого роста. Чалис опустила солнцезащитный козырёк, повернула ключ зажигания. Гул мотора заглушила полившая из динамиков песня, на которую ещё с лета у меня открылась стойкая аллергия: А, а, а, а, оставайся живым, оставайся живым, а, а, а, а, оставайся живым. – О боже, переключи, прошу, – взмолилась я. Картер бросила короткий взгляд из-под длинных ресниц, и, выруливая с парковки, хмыкнула: – Не любишь диско? Или семидесятые? Я покачала головой: – Только эту песню. Лишь её. – Всё плохое заканчивается. И песня тоже. Гадалка не стала менять радиостанцию, а я не осмелилась настаивать. Под хит «Stayin’ Alive», мы взяли курс на салон Чалис. «Мистерия» встретила нас сияющей вывеской, включённой даже днём. Шторы были задёрнуты, создавая в больших витринах тёмный, фиолетовый фон. Бронзовые подсвечники, выставленные за стеклом, производили впечатление атрибутов скорее антикварной лавки, нежели гадального салона. Или оккультного магазина, как угодно. Было уже за полдень, и лондонцы сновали по улице взад и вперёд. Обеденный перерыв. Совсем забыла, что такое работа. Это пора исправлять. Пока мы шли от машины к входу в магазин, я, погрузившись с головой в пучину воспоминаний о редакции в Лос-Анджелесе, вынырнула оттуда, когда едва не врезалась в тяжёлую деревянную дверь со стеклянным окошком. Колокольчик жалобно звякнул, стоило мне споткнуться о порог. Стараясь удержаться на ногах, я ухватилась за дверную ручку. Горизонтальное положение мне сейчас было совершенно ни к чему. – Иисус Христос! Элис, тебя хоть на секунду вообще можно оставить одну? – воскликнула, вернувшаяся Картер, хватая меня за локоть. – Нежелательно, – прокряхтела я, с благодарностью принимая помощь. Происшествие было, разумеется, чистой случайностью, но оставаться одной, я и правда, не хотела. Чалис втянула меня в тёмное пространство салона, мгновенно окутавшее меня ароматами грейпфрута, уже привычного для этого зала жасмина и ещё чего-то пряного, терпкого. Третий запах мой нос никак не мог распознать. Круглый стол сегодня украшала тёмно-зелёная скатерть, покрытая золотистыми символами. Может быть рунами, одной Вселенной известно. Я огляделась. Обстановка, не считая новых запахов и другой скатерти, не изменилась. Разве что, в комнате стало ещё темней, хотя это может быть после пребывания на солнце. Надо привыкнуть. Чалис кивнула на кресло: – Располагайся, чаю? Не успела я ответить, как кто-то раздвинул занавески из разноцветных пластиковых бусин, укрывающие вход в подсобное помещение. Я обернулась на характерный звук и обнаружила… Еву?! В полутьме, ступившая в комнату девушка показалась мне копией моей заклятой подруги. Присмотревшись к незнакомке, я заметила, что огонь её рыжих волос пылал не столь ярко, как медные пряди Блум, да и завитки локонов были крупней. Рост гостьи составлял около пяти футов9, платье в пол с длинными рукавами позволяло ей выглядеть выше. Я растерянно моргнула. Картер, обратив внимание на моё замешательство, мягко улыбнулась: – Это Ника, совладелица. «Мистерия» принадлежит нам обеим. Никки, выйди на свет, не пугай Элис, – позвала подругу гадалка. Ника шагнула к нам, и даже столь тусклого света было достаточно, чтобы чары образа Евы развеялись. Передо мной стояла, хоть и довольно похожая, но совершенно другая гризетка10. На вид ей можно было дать не больше двадцати. Её тёмно-серые глаза обрамляли чёрные от густо нанесённой туши ресницы. Небольшой рот уступал полноте губ Блум. Светлую кожу покрывали веснушки. Тонкую шею украшала серебряная цепочка с медальоном в виде сердца, разделённого на две части и вторая его половина была словно наполнена кровью. Я едва не вздрогнула от такой ассоциации. Находясь в постоянном стрессе, порой даже самые невинные вещи заставляли меня напрягаться. Нервно сглотнув, я поздоровалась первой: – Здравствуй, Ника, приятно познакомиться. Не видела тебя в прошлый раз. – Я спала, наверное, – с некоторым акцентом ответила Ника и широко улыбнувшись, продемонстрировала диастему. – Никой меня зовёт только Чалис. Я предпочитаю обращение по фамилии, Корса. Некоторые даже не догадываются, что Корса – это не имя, и сокращают до Коры, – пояснила подруга Картер. Голос Корсы звучал высоко, слова произносились почти нараспев. Корса так Корса. – Значит, буду звать тебя Кора. Мне нравится, – заверила я Нику. Та рассмеялась. Смех подобно сорванным с нитки жемчужинам рассыпался по салону. – Так это твой mąż11хотел выставить тебя сумасшедшей? В серой бездне глаз Ники читался неподдельный интерес. – Муж? – на русском переспросила я. – Мąż, – подтвердила Корса. Чалис переводила ленивый взгляд с меня на Нику. – Да, он самый захотел прибрать к рукам дом её матери, которая была в свою очередь его мачехой. Очень удобно, когда жена спятила и можно засунуть её в психушку! – не вытерпела Картер и уже спокойней повторила предложение: – Так чай пить будем? Не сговариваясь, наши одновременно произнесённые с Никой «да» слились в единое согласие. Глава II Ника Чалис выставила на стол три чёрных чашки. Они были матовыми снаружи и глянцевыми внутри. Чай на этот раз был с чабрецом. Я всматривалась в ложившиеся на дно чашки чаинки, что напоминали мне облетевшие листья деревьев. Ника и Картер о чём-то тихо переговаривались, я не вслушивалась в их разговор. Мои мысли возвращались к неразрешённой проблеме с Джозефом. Сколько можно давать человеку шансов? А если этот человек – твой муж? Я не психиатр, да и в целом у меня сложились не самые простые отношения с этими специалистами. Но такая смена настроений… Наши с Джо эмоциональные качели давно прокрутили «солнышко», и я зависла где-то наверху, забыв вернуться на землю. Правда, уровень «качелей» пройден, мы пересели на смертельно опасные американские горки, которые грозятся меня скинуть уже который раз. Муж фактически подвёл мою некогда лучшую подругу к убийству. Моему убийству. Каждый раз, когда ты надеешься, что вот, вот оно счастье, сейчас уж точно всё будет хорошо! Нет. Вселенная даёт тебе пощёчину как раз в тот момент, когда ты наиболее уязвим. Почему он не мог сразу сказать, мол вместе мы быть не можем из-за неоднозначной семейной ситуации? То люблю, то не могу… То ты сумасшедшая и тебе самое место в психиатрическом отделении. Наследство? Джозеф рос в достатке, можно даже смело заявить в богатстве. Так почему было просто не уступить дом да переехать в другой? Вариантов у супруга более чем достаточно. – Элис! Я встрепенулась и поглядела на Чалис. Её чёрные, как ночь, глаза с тревогой смотрели на меня. – Третий раз тебя спрашиваю. Твой чай остыл, ты будешь допивать? Или налить новый, горячий? Могу ещё раз чайник поставить. Мне было не до чая. Не хотелось ничего. Только упасть и умереть. – Нет, спасибо. Ты говорила, что есть комната, где я могу остановиться. Картер вздохнула и поднялась с места. – Комната принадлежит Нике, но есть вторая кровать. И если пани Корса соизволит убрать с неё своё барахло, то ты там вполне можешь разместиться. Верно, дорогая? – несколько строго обратилась Картер к подруге. Та кивнула и тоже встала с кресла. – Разумеется. Пойдём, я покажу твою новую обитель. Добро пожаловать домой. Корса вновь улыбнулась, и я нашла её диастему12 очаровательной. Будем соседками, значит. Я подхватила сумку с пола и проследовала за удалившейся Никой. Проходя через шторы из бусин, я зацепилась за одну из свисающих нитей, рискуя оставить занавески без оной. Да что же это такое. Едва себя сдерживая чтобы не разрыдаться, я осторожно поставила сумку на пол, высвободила пояс своего пальто от приставучих бусин и вновь подхватила свою ношу. Я вновь подхватила свою ношу. Нужно взять себя в руки, я в гостях. Мы прошли через плохо освещённый коридор и деревянные доски пола жалобно скрипели под нашими подошвами. Корса остановилась напротив второй двери. Она вошла в комнату первой. – Правда, здесь мило? – она раскинула руки в стороны и чуть крутанулась на месте. Я не разделяла её энтузиазм и окинула недоверчивым взглядом пространство. Спальня была небольшой и воздух стоял затхлый. Пахло книжной пылью, что не удивительно – книги были расставлены повсюду. Веяло тем же ароматом, что и в салоне. Возможно, некая пряность. Плотные шторы задёрнуты, в углу горел торшер с бордовым абажуром. Одна двуспальная кровать стояла у стены, слева от входа. Другая, рассчитанная на одного человека, придвинута к окну и её железная спинка, чьи прутья украшали красные атласные ленты, прижимала собой портьеры к подоконнику. Выцветший ковёр с цветочным узором прикрывал старые доски. Полы нуждались в циклёвке. Пока я старалась примириться с мыслью, что мне предстоит остаться в этой комнате на неопределённый срок, Ника всё ещё ждала от меня ответа. – Конечно, Ник… Корса, – исправилась я. Корса просияла и указала изящным движением руки на кровать у окна. – Как видишь, «барахло» я уже убрала. Хоть и в самый последний момент.