— Я бы все отдала, лишь бы Юля… — Катя не могла говорить дальше и заплакала. Я тоже готов был пустить слезу, но заставил себя держаться. Вдох-выдох, раз-два… Доставив жену к дому, я поехал на работу. Войдя в банк, я невольно съежился. Мне казалось, что все теперь смотрят на меня иначе, с подозрением, намеренно сторонятся, как от прокаженного. Неужели у меня на лице написано, что я смертельно болен? — Серов, ты выглядишь неважно, — подтвердил подозрение Олег Голиков. — Вчера явился раньше всех, сегодня опоздал. Ты на часы смотришь? Не дождавшись ответа, он сыронизировал: — Счастливые часов не наблюдают. Лови! Олег кинул мне традиционное яблоко, однако я, придавленный тяжелыми мыслями, вообще не среагировал. Зеленое яблоко ударило по клавиатуре, отчего ожил мой монитор, и поскакало по полу. И каждый удар обозначал на красивом плоде будущее место гниения. Сейчас оно не заметно, но через день-два проявится ужасными пятнами. Кошмарные ассоциации лезли мне в голову, разрушение организма я проецировал на себя. — Да, тяжелый случай, — мрачно прокомментировал Голиков и уткнулся в монитор. Видя, что я продолжаю пребывать в прострации, он недовольно пробурчал: — Вообще-то у нас запарка. Я сидел без движения, и Голиков повысил голос: — Ты слышишь меня, Юрий Андреевич? — В чем дело? — очнулся я. — Интерфейс банкоматов надо протестировать, утром был непонятный сбой, — ответил Олег и демонстративно отвернулся. Я вошел во внутреннюю сеть банка, стал читать сообщения, просматривать коды ошибок, пытался сконцентрироваться на работе. Однако мое сознание было целиком занято неприятными вопросами. Когда я заразился? От кого? Сколько мне осталось жить? И тут же отчаяние сменялось надеждой: а вдруг повторный анализ даст иной результат? О боже, сделай так, чтобы я был здоров. Я готов был молиться, хотя никогда этого не делал. Если становилось совсем тяжело, я сосредотачивался на дыхании. Этот метод помогал снять волнение, отодвинуть собственные страхи, немного погрузиться в работу. Пальцы начинали бродили по клавиатуре, мне удавалось набирать команды. Но хрупкое спокойствие тут же разрушала тревога за дочь. Ей предстоит долгое лечение, потребуются немалые деньги, и достать их могу только я. А вдруг моя болезнь будет развиваться стремительно, и меня свалит СПИД? Что станет с Юлей, с Катей, с нашим еще не родившимся ребенком? Неожиданно меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся и увидел ошарашенное лицо Олега. Он тыкал пальцем в мой монитор на мигающие красные конвертики экстренной связи: — Серов, ты что, сообщения не читаешь? Поток жалоб завалил службу поддержки. Зависли все наши банкоматы. Все! — Я как раз разбираюсь. — Я посмотрел на раскрытую программу и удивился. Я менял какие-то коды, что-то правил, но что именно совершенно не помнил. — Ты прочти! Наши инкассаторы не могут собрать выручку, не срабатывают сервисные карты. — Сервисные карты, — эхом повторил я и потянулся в ящик стола за специальной пластиковой картой, с помощью которой производят инкассацию и тестирование всех систем банкомата. — А ну-ка дай посмотреть. — Голиков отодвинул меня от монитора, стал тыкать пальцами по клавиатуре. — Вот в чем засада. Ты перезагрузил программу, после этого начались сбои. Какие изменения ты внес? — Я? Кажется, никакие. Я беспомощно вертел в руках сервисную карту. — Кажется? Да вот же, с твоего компьютера ушло обновление. Смотри! — Не помню, — честно признался я. — Ну, знаешь, — Олег округлил глаза и покачал головой. На моем столе затренькал служебный телефон, по мигающему индикатору с номером «1» стало ясно, что вызывает владелец банка. На меня накатила тошнота. Я несколько часов прислушивался с собственному организму в мучительных поисках подвоха, и организм ответил на провоцирующее ожидание. Из желудка поднималась рвота, я стремглав выбежал в туалет. Голиков проводил меня удивленным взглядом и осторожно поднял трубку. — В чем дело, Серов? Какого хрена так долго возитесь? — сыпал ругательствами наш босс Радкевич. — Говорит не Серов, это Голиков. — А где твой начальник? Почему он не отвечает на мои звонки? Что у вас творится? Все банкоматы не работают. — Борис Михайлович, сбой произошел по вине Серова. — Это не сбой, а диверсия! Я терплю убытки, а вы ни черта не делаете. — Моей вины нет, за свои действия готов ответить. А вот Юрий Андреевич… — Что ты мямлишь, говори четко. — Он перезагрузил программу управления банкоматами. После этого начались неприятности. — Почему? Ошибка? Голиков понял, что ему выпал шанс. Грех не воспользоваться промахом начальника, если можно занять его место. Он торопливо заговорил, понизив голос и с опаской глядя на дверь: — Борис Михайлович, я опасаюсь за Серова. У него крыша едет. Буквально. Вчера явился бледный, с перепоя, сегодня вообще не в себе. Я его спрашиваю: какие изменения ты внес в программу, а он не помнит, реально не помнит — глаза пустые. Такое впечатление, что Серов свихнулся. Вы сами на него посмотрите. Он может такого натворить. — Он уже натворил. Ты сможешь исправить? — Постараюсь. — Занимайся, подключай других сотрудников, а Серова немедленно ко мне. Вернувшись из туалета в ужасном состоянии, я застал коллегу на своем рабочем месте. Олег, не отрываясь от монитора, коротко сообщил: — Тебя Радкевич вызывает. Срочно. — Я как раз собирался с ним поговорить, — промямлил я, погруженный в свои мысли. Как только я вошел в кабинет босса, Радкевич метнул раздраженный взгляд и брезгливо поморщился при виде бледного поникшего сотрудника. — Ты о чем думаешь, Серов? — Я хотел попросить вас. Мне нужен кредит. — Какой еще кредит? — Двести тысяч евро. У меня дочь… Хотя бы сто пятьдесят. — Что? — взвился Радкевич, поднимаясь из-за стола. — Ответь на вопрос: ты обновлял сегодня программу управления банкоматами? — Понимаете… — Я замялся. — А что тут понимать. Мне уже доложили, что по твоей вине я терплю убытки, а ты настолько обнаглел, что просишь у меня деньги. Это не просто наглость, это издевательство! — Понимаете, у меня сегодня… — Да наплевать, что у тебя! Вчера мы поговорили, ты вроде бы согласился, а сегодня занимаешься вредительством. — Нет. — Я этого не потерплю! — Я попытаюсь… Радкевич с подозрением всмотрелся в мое лицо: — Ты что, под кайфом? — Всего две таблетки, успокаивающих, — оправдывался я, но лучше бы этого не произносил. — Таблетки, значит, — покачал головой банкир и рубанул воздух ладонью: — К компьютеру ты больше не подойдешь. Ты свободен. Вообще свободен. С сегодняшнего дня ты уволен, Серов. — А как же… — Я видел перед глазами больную дочь, а Радкевич сумму в графе убытки. — Убирайся! — рявкнул он. Я покинул кабинет словно во сне. Неужели моя болезнь написана на моем лице. Первый день, как я узнал, и уже такой кошмар. Что же будет дальше. На рабочем месте меня встретил притихший и вежливый Голиков. — Слушай, старик, мне позвонили, сказали не подпускать тебя к компьютерам. Ты должен собрать личные вещи и… — взгляд Олега красноречиво переместился на дверь. — Извини, это приказ Радкевича. И только тут ко мне пришло понимание необратимого. Меня увольняют. Никаких новых кредитов я не получу, и старые не смогу выплатить. У нас заберут новый дом, автомобиль, и это будет в рамках закона. Дочь не получит нужного лечения, жена возненавидит меня, и я стану бедным и больным. Сотрудница службы персонала принесла какие-то бумаги, попросила расписаться. — Мне положена компенсация, — напомнил я. — Это не тот случай. — Женщина мягко улыбнулась и забрала подписанные документы.