Отдохнувший и посвежевший сыщик вернулся в Казань и пошел первым делом на телеграф. Депеши из Владивостока не было. Зато была раздраженная телеграмма от Трусевича. Директор спрашивал, когда же появится результат. И намекал в конце, что не просто так интересуется, а его торопят с самого верха. Коллежский советник за свою службу получил множество подобных посланий и давно перестал обращать на них внимание. Начальство всегда недовольно – пошло оно к черту! Алексей Николаевич заказал кофе в ресторане гостиницы «Франция» и стал размышлять. Сергей что-нибудь раскопает. Он не из тех, кто уходит с пустыми руками. Можно просто сидеть и ждать, но это скучно. А если не ждать, то чем заняться? Проверить здешних купцов-староверов? Чем черт не шутит?.. Коллежский советник сдул пыль со своего открытого листа и отправился на Большую Красную улицу. Там в доме Бутягина помещалось Казанское губернское жандармское управление. Начальник его, полковник Калинин, принял сыщика радушно. Константин Иванович раньше служил в Петербурге и был знаком с Лыковым. – Здравствуйте, Алексей Николаевич. Наконец-то удостоили. А я уж было обиделся: не идет и не идет. Или, думаю, зол на меня за что? – Да служба все, будь она неладна. Вот, совесть заела, решил явиться с повинной. А повинную голову, Константин Иванович, не секут. – Все с Васильевым знаетесь, а нас забыли, – не унимался полковник. – А Васильев ваш не на месте. Его бы в уезд и даже не исправником, а становым приставом. А он, глянь, полицмейстер! Срамота. Служитель принес чаю и исчез. Калинин отхлебнул, обжегся и начал старательно дуть. Потом вдруг отодвинул стакан и посмотрел умно и со значением: – Зачем пришли, Алексей Николаевич? Лыков протянул ему свой открытый лист. Жандарм бросил на него взгляд и усмехнулся: – Видел я уже такой. И с теми же самыми выражениями. – У кого? – опешил сыщик. – А вы не в курсе? – В голосе полковника звучала издевка. – Нет. Поясните. – Мне прислали временного помощника из Петербурга. Ротмистра Прогнаевского. Не знакомы с ним? – Не имею чести. И что? – Дело в том, Алексей Николаевич, что он получил такое же задание, что и вы. – Такое же? Вы о чем, Константин Иванович? – Об иконе. Вам ведь поручили ее найти? – Да. – Государыня поручила? Лично? – Да. – Вот! – Полковник поднял указательный палец. – И Прогнаевскому тоже. Лично, и пять тысяч золотом, и бумажка у него точь-в-точь, как у вас. Лыков почувствовал себя уязвленным. Царица отправила двоих в одно и то же место, с одним и тем же поручением. Кто первый пройдет в дамки, тот и молодец. А может, есть и третий? Если не четвертый и пятый. С Александры Федоровны станется. Новость была неприятной. – Да… Но это можно понять. Дело важное, пусть ищут с двух концов, – пробормотал сыщик, скрывая раздражение. – Конечно, – кивнул жандарм. – Их Величество в своем желании вернуть святыню правы. Но как быть вам? А мне? Вы ведь за помощью сюда пришли? – Да. За справкой. Калинин встал, Лыков тоже поднялся. – Очень сожалею, Алексей Николаевич. Поверьте, совершенно искренне. Я бы лучше имел дело с вами, чем с этим интриганом Прогнаевским. Но обстоятельства сложились так… – Значит, совсем не поможете, Константин Иванович? Ведь под бумагой подпись Столыпина. Нашего с вами общего начальника. Сообщите мне то же, что и ротмистру, исполните свои прямые обязанности. Полковник задумался. – Хотя… почему нет? Тем более что и сообщать-то, честно говоря, нечего. – Ой ли? – пристально вгляделся в собеседника сыщик. – Бросьте вы вашу корпоративность. Ну и что, если тот жандарм, а я нет? – Присядем, Алексей Николаевич. Они снова сели, и Калинин заговорил, понизив голос: – Ей-богу, нечего сообщить. По нашей линии нет никаких сведений насчет пропавшего образа. Слухи один глупее другого. Неправдоподобные то есть. – Агентура? – Как воды в рот набрали. Ни-че-го. Даже странно: весь город третий год судачит, Россия, можно сказать, на дыбах. Я и сам давно бы разузнал, если бы было чего узнавать. Ведь на этой истории такую карьеру можно сделать! Но увы. Пусто в наших сетях, Алексей Николаевич. Завалящей плотвы – и той нет. – А ваш ротмистр чем занят? – Он не мой, он… – Калинин сделал неопределенный жест. – Ну, пусть не ваш. Так чем? – Леший его знает. Бегает по городу, как таракан, усами шевелит и через день отсылает в Петербург длинные шифрованные телеграммы. – Вот, а я только что выговор получил от шефа, что не балую его отчетами. – Этот балует! – Ну и как мы договоримся, Константин Иванович? – Сыщик уже оправился от плохой новости и смотрел спокойно. – Я прикажу ротмистру Трескину ознакомить вас со сводками. Правильнее было бы назвать их сплетнями, но другого ничего нет. – Трескин – это тот, который в театре побоялся схватить террориста? Полковник нахмурился: – А вы больше слушайте дурака полицмейстера! Трескин же в театр револьвер не взял. А Зефиров взял. Опасный, самый опасный в городе. Что, Константину Капитоновичу прикажете голову под пулю совать? – Ну-ну, я пошутил. Давайте ваши сводки-сплетни. Но Калинин еще долго не мог успокоиться и бранил полицию за нерасторопность. Потом сказал: – Я понимаю вашу иронию. Конечно, если бы вы встретили в театре боевика, то завязали бы его в узел и поднесли полиции на блюдечке. Как сделали только что с бандой Варехи. Полгода не могли поймать здешние путилины! А вы за неделю разобрались. Но Трескин, признаться, того… не вашего полета. – Ладно, Константин Иванович, – смилостивился сыщик. – Все мы жить хотим, чего уж там. И не знаю, как поступил бы я на месте ротмистра, если бы был без оружия. Не преувеличивайте мою храбрость, чем старше я делаюсь, тем ее меньше. Ну, кличьте ротмистра. Полковник вызвал Трескина и приказал ему ознакомить коллежского советника Лыкова со всеми сведениями, что есть в управлении по краже чудотворной иконы. Ротмистр слышал о сыщике и принял почтительный вид. А в своем кабинете неожиданно начал оправдываться за нерешительность в театре. Алексей Николаевич, как мог, успокоил жандарма: – Правильно сделали, что не кинулись на него. Театр, кругом люди, а он при револьвере. Могли пострадать невинные. А на улице другое дело. – Так ведь он ушел, негодяй! – Еще поймаете, какие ваши годы. Трескин не уловил иронии и стал сбивчиво объяснять, почему не схватил боевика прямо в фойе. Выходило убедительно. В конце концов он вручил сыщику пачку донесений секретной агентуры и дал их внимательно прочитать. Выписки, правда, делать не разрешил. Ничего особо интересного там не оказалось. Те же сплетни, которые передавали сыщику в управлении полиции. Несколько осведов упорно обвиняли игуменью Маргариту. Доставалось и купцам. Особенно поразил Алексея Николаевича рапорт агента по кличке «Искра». Тот сообщал о разговоре с участием экстраординарного профессора Ремизова. Ученый богослов трудился на кафедре противомусульманских предметов Духовной академии. И совершенно серьезно заявил, что икону Казанской Божьей Матери выкрали и уничтожили по заказу богатых татарских торговцев. С целью нанести ущерб православию. Плюнув с досады, коллежский советник отправился прочь. Но когда вечером он вернулся в номера, то увидел на входе подтянутого, щегольски одетого господина лет сорока. Взгляд у незнакомца был вполне профессиональный, и сыщик сразу понял, что перед ним ротмистр Прогнаевский. – Здравствуйте, Алексей Николаевич, – запанибрата обратился к нему господин в штатском. – А я Михаил Васильевич. Если полностью, то временный помощник начальника Казанского губернского жандармского управления ротмистр Прогнаевский. Вот, решил познакомиться. – Здравствуйте. Может, по кружке жигулевского в буфете? – А давайте. Полицейский с жандармом сели в уголке и стали приглядываться друг к другу. Ротмистр как будто не решался начинать разговор. Лыков заговорил первый: – Говорят, у нас с вами одинаковые открытые листы? – Гм. А разрешите посмотреть ваш? – Пожалуйста. Ротмистр прочитал и помрачнел: – Слово в слово. Вот, значит, они как… – Да вы не расстраивайтесь. Иначе и быть не могло в этих сферах. – Что же, нам с вами соревнование устроить? – с вызовом спросил Прогнаевский. – Кто кого опередит?