– Знаю только, что часть на Кавказ, а часть в Абиссинию. – Куда-куда? – В Абиссинию. Это ведь вроде в Африке? – неуверенно спросил «иван». – В Африке, – подтвердил коллежский советник. – И браслеты свои Вязальщиков привез тоже оттуда. Чертовщина! Как он там оказался и что делал? И для чего вернулся в Россию через Китай? В комнате повисла тишина. Потом Делекторский неодобрительно пробурчал: – Вот только Африки нам тут не хватало… В огороде бузина, а в Киеве дядька. – Погоди-ка… Лыков вынул блокнот и прочитал записанное там для памяти письмо: – «Ни к первому, ни к второму пока не ходи, ляг на дно. Скажи только князю, что желудей мало…» Из послания Вязальщикова Варехе. Кто эти люди, о которых он говорит? – Ей-богу, не ведаю. Говорю: в стороне я был, не посвящали они меня. – Ладно, Иона. Допустим, я тебе верю и ты рассказал все, что знал. Дальше как быть? Каторжник вскочил: – Ваше высокоблагородие, заберите меня из Казани! Найдет он меня здесь, где бы вы ни спрятали. Найдет и убьет. Вам же супротив него живой свидетель понадобится, не мертвый. Лыков думал недолго: – Хорошо. Отправлю тебя в Петербург, сядешь там на Шпалерной, пока я тут дознание закончу. – Вот спасибо! Но только в одиночную, ваше высокоблагородие Алексей Николаич! – Будет тебе одиночка. Глава 11 Поймать Вязальщикова «Ивана» увели в камеру, где теперь неотлучно находился городовой. А Лыков с Делекторским отправились в кабинет к Васильеву. Сведения насчет иконы сыщик на всякий случай держал при себе. А полицмейстер и не спрашивал лишнего. Зато новость о краже оружия и патронов с окружных складов касалась казанцев напрямую. И об этом Алексей Николаевич немедля рассказал Алексею Ивановичу. Тот не обрадовался услышанному: – Час от часу не легче. Оба сбежавших тем и занимались? Значит, мы теперь не узнаем о покражах. – А то Вареха с Шиповым что-то сообщили бы, – рассмеялся питерец. – По нынешнему законодательству, за такие шалости полагается виселица. Будем сами искать концы. – Как? – Полицмейстер сел, горестно подпер голову кулаками. – Гады! Меня со службы турнут, как только узнают. Калинин, жандармская рожа, первый же и донесет. Алексей Николаевич, вы ему пока ничего не говорите, ладно? – На кой он мне сдался? Я с вами сотрудничаю, а не с ним. – Вот и хорошо. А мы пока… М-м… – Полицмейстер подумал немного и предложил: – Надо взять в оборот тех, кто остался. Бабы и этот каинский мещанин, которого довел до признания Никита Никитич. Развести по разным углам и колоть, колоть. Кто что слышал, имена какие или способы передачи… Любые сведения могут пригодиться. – Правильно, – одобрил сыщик. – Вот вы этим и займитесь. Облавы что-нибудь дали? После побега двух опасных преступников полиция обыскала весь город с окраинами. – А… – Полицмейстер шлепнул ладонью по столу. – Прихватили в Забулачье сбежавшего из Самарской тюрьмы арестанта. С револьвером и кинжалом! А в Собачьем переулке открыли тайный притон разврата. Даже в пригороде все перевернули вверх дном и схватили в Больших Дербышках удальца, что грабил дачников. Но тех, кого искали, не нашли. Думаю, их теперь и в городе нет. Сели в Устье на пароход и уплыли. – А кто передал беглецам пилки, выяснили? – Не удалось. Есть люди на подозрении, из тюремных служителей. Но улик никаких. Мы их, конечно, выгоним, однако вывести на главаря они не смогут. – Следует начать поиск упомянутого главаря. Вязальщиков – мозг, организатор и потому уехать не может, у него тут дела. Надо оружие украденное вывезти, концы спрятать, продавцов ободрить, чтобы не боялись. Что предлагаете? Полицмейстер привычно начал жаловаться. В Казани сейчас проживает 174 000 человек. Имеется шестнадцать пригородных слобод: Бакалда, Устье, Адмиралтейская, Большая и Малая Игумновы, Ягодная, Гривка, Козья, Хижицы, Три стройки, Немецкая Швейцария, Русская Швейцария, Окружная лечебница, Поповка, Дальне-Архангельская и Ново-Татарская. Еще две слободы – Дальняя и Ближняя Пороховые – в черту города не входят, но тесно с ним связаны. В городе 300 кварталов и 9000 жилых домов. На все про все 295 пеших полицейских и 30 конных. Резерв отсутствует, штаты всегда не заполнены. Казарм для житья нет даже для семейных городовых. По закону от 31 января 1906 года полагается иметь по одному городовому на каждые 400 душ населения обоего пола. Но в Министерстве финансов до сих пор считают жителей Казани по переписи 1897 года! Тогда было 129 999 душ, вот их и берут в расчет. Софистика-казуистика! Хорошо хоть после событий пятого года, когда все вокруг полыхало, чуть повысили жалованье. Городовым младшего оклада с четырнадцати рублей подняли до двадцати, а старшего – с семнадцати довели до двадцати пяти рублей. Эти новые оклады пока удерживают людей. Но служба тяжелая, неблагодарная и опасная. Сколько еще будет продолжаться такая недальновидная политика? – Вопрос не ко мне, а к министру финансов Коковцову, – осадил жалобщика Лыков. – Чего плакаться? Так по всей империи. Вы дело предлагайте. После этого разговор перешел в рабочее русло. Как искать в большом городе человека без особых примет? И паспорт у него наверняка на другое имя. Васильев ухватился за тот факт, что Вязальщиков побывал в Африке, и предложил: – А вы сходите, Алексей Николаевич, в Общество археологии, истории и этнографии. Это при университете. – Зачем мне туда идти? – усомнился питерец. – Вдруг там что-то знают про вашего африканца? Мало ли… Заходил человек, приезжий, нездешний. Может, смотрел коллекции да и сболтнул, что жил в Африке… – И вывез оттуда браслеты, которыми удобно убивать людей? – съязвил сыщик. Но, подумав, согласился, что в этом предложении есть смысл. В конце разговора вернулся Уразгильдеев, которого послали за половым Аггеем из пивной «Жигули». Околоточный доложил, что труп официанта обнаружили в подвале дома Чарушина, в котором располагается пивная. Заманили и перерезали горло. Тем же самым способом, да. Ниточка оборвана. Разговоры с обслугой ничего не дали. Смуглого человека, который крутился бы возле парня, не вспомнили. Он никому не говорил о том, что является связным, имен не упоминал, жизнь вел незаметную. Лыков и не надеялся на удачу с этим Аггеем. Но его поразила жестокость главаря. Как легко он отнимает человеческие жизни… Что сотворила с ним судьба? Где он научился ценить голову людей в полушку? Монстр, чудовище – или жертва страшных обстоятельств, которые искалечили его душу? Иона Оберюхтин, которому самому гореть в аду, говорил, что его хозяин – черт. Пока так оно и выходит. Вязальщиков не оставляет свидетелей и опережает сыщика на шаг-другой. Что, например, он делает сейчас? Может быть, режет горло профессору Катанову? Согласно казанскому адрес-календарю, именно Катанов является председателем Общества археологии, истории и этнографии. Поежившись от такой мысли, Алексей Николаевич устремился в университет. А Делекторскому велел помочь полиции допрашивать оставшихся в их руках членов банды Варехи. У общества оказался собственный музей. Он расположился в корпусе историко-филологического факультета. Профессора Катанова не было, зато отыскался его товарищ, профессор Александров. Но сначала сыщик обошел шесть комнат музея. К его разочарованию, предметы из Африки почти отсутствовали. Было много других экспонатов: старинная керамика из раскопок, античные монеты, кавказская чеканка. Лишь в последней комнате сыщик увидел предметы из Магриба. На зеленом сукне лежало массивное кольцо из змеевика. Подпись под ним гласила: «Кольцо-доспех с правой руки туарега. Предохраняет его от ударов вражеской сабли, с одной стороны, а с другой – увеличивает силу собственного удара. Предоставлено в дар музею Б.А. Люпперсольским». Рядом лежали копье с четырьмя зазубринами, кинжал и щит из кожи антилопы – вооружение туарегов. Все они также были подарены Люпперсольским. Фамилия дарителя была питерцу знакома. Он не раз читал в журнале «Вокруг света» интересные очерки о путешествиях по Востоку. Борис Андреевич – так звали автора. Возможно, это он? Очерки были написаны увлекательно, с большим талантом. Вот бы кого расспросить о русских в Африке! Неужели он в Казани? Лыков отыскал профессора Александрова и завел с ним разговор о Сахаре. К его удовольствию, тот сразу адресовал его к Борису Андреевичу. Сказал, что тот преподает географию в Родионовском институте. И сейчас скорее всего в городе, поскольку начался учебный год. А летом легкого на подъем путешественника застать трудно: он странствует по белу свету. Родионовский институт благородных девиц относился к ведомству императрицы Марии. Учебное заведение находилось на улице, названной в его честь Институтской. Лыков поехал знакомиться с директрисой, вдовой гофмейстера Марией Львовной Казем-Бек. Вдова оказалась живой не по годам, умной и доброжелательной. Никакого жеманства, свойственного иногда институткам, в ней не было. На вопрос сыщика, кто такой Люпперсольский и как с ним встретиться, она ответила: а я его сейчас вызову. Пока учитель шел, Казем-Бек успела сказать про него много хороших слов. Борис Андреевич – настоящий ученый. Даже слишком для благородных девиц, которым лишние знания по географии ни к чему – извозчик куда надо довезет. Еще он красив, храбр, экспансивен, овеян славой путешественника по диким местам. И на этой почве с ним случаются неприятности. Барышни в старших классах, когда в их головках одна любовь, начинают увлекаться загорелым красавцем. Пишут записки, назначают свидания; одна в прошлом году даже пыталась отравиться. Но это так, от глупого романтизма, вины Бориса Андреевича тут нет никакой. Было расследование, оно все точно установило. Однако девочки не унимаются, случай с отравлением лишь прибавил славы учителю. И он сам уже обратился к Казем-Бек: не уволиться ли из института от греха подальше? – Что вы ему ответили? – полюбопытствовал Лыков. – Сказала, что нам будет его не хватать, – рассмеялась директриса. – Я хоть и в возрасте, но тоже женщина. Хорош, хорош Борис Андреевич… Жалко, если он уйдет. Но жизнь моих девочек на главном плане. И я не исключаю, что по итогам этого учебного года нам с ним придется расстаться. Старший курс распущенный, там есть несколько заводил. Уже была история с юнкерами, которые лазали в окно дортуара. И в результате у одной из воспитанниц нашли триппер. На мои упреки мне смеялись в лицо… Особенно эта, Ланцова, дочь предводителя дворянства Цивильского уезда. По ухоженному лицу директрисы пробежала гримаса. – Так что, возможно, Борис Андреевич преподает у нас последний год. Мы решим это в мае. – А давно он у вас? – Три года. До этого жил в Москве. Хотя жил – это громко сказано. Он там зимовал, а с весны по осень путешествовал. Тянь-Шань, Французская Сахара, Абиссиния… – Даже так? – навострил уши сыщик. – Абиссиния? Он частным образом туда путешествовал? – Ой, это государственная тайна. Ему запрещено рассказывать. Были попытки заполучить в союзники России императора Менелика. Наши дипломаты вместе с Военным министерством направили к нему людей, в том числе разведчиков. И Борис Андреевич был одним из них. Но тс-с! Секрет! Тут вошел учитель географии. Лыков с интересом разглядывал его. Действительно, красавец. Роста выше среднего, щегольские усы, веселые живые глаза, вьющиеся темно-русые волосы. Весь какой-то ухватистый, гибкий, ловкий. – Здравствуйте, Мария Львовна. Вызывали? – Да, Борис Андреевич. Это коллежский советник Лыков из Департамента полиции, ему нужна справка. – Из полиции? – удивился Люпперсольский. – Чем смогу – помогу, но что за справка? Вроде я в Казани не буянил, последний раз нарушал закон в знойном городе Гадамесе, когда обсчитал владельца каравана. – За что вы его так? – усмехнулся сыщик. – А он был большой мошенник, вот и поплатился. – Гадамес – это столица туарегов, – пояснил директрисе Лыков и протянул учителю руку: – Я читал о нем в ваших замечательных очерках, которых большой поклонник. Позвольте представиться: Алексей Николаевич Лыков. Разговор, боюсь, затянется, мне о многом нужно вас спросить. Так что… – Пойдемте ко мне на квартиру, – предложил Борис Андреевич. Мужчины откланялись и через минуту уже сидели в уютной комнате на втором этаже. Это было жилище путешественника. На стенах шкуры зверей, туземное оружие, предметы быта с необычными узорами. Лыков хотел взять в руки стрелу, но хозяин резко остановил его: – Не надо! – Неужели ядовитая? Люпперсольский облизнул губы и рассмеялся: – Сейчас яд, конечно, ослаб, но лучше не проверять. Это оружие племени вакамба, одного из пятидесяти племен, населяющих Кению. Туземцы выпаривают из коры дерева мричу[40] сок. Долго варят, полдня. Получается такая черная густая масса наподобие смолы. Затем ее смешивают со змеиным ядом и корнями особых растений. Выходит отрава большой силы. Испытывают ее следующим образом: делают надрез на руке и дают крови стечь на запястье. Затем прикладывают отравленный кончик стрелы и смотрят. Кровь мгновенно чернеет, и видно, как яд ползет вверх, к ране. Тут надо его вовремя стряхнуть…