Борис Андреевич снял что-то с полки и протянул сыщику: – Возьмите лучше это. И безопасно, и интересно. – А что за вещь? Кость какая-то. Кривая и очень легкая. – Это знаменитая плавающая кость. Ее извлекают из ткани последнего плечевого мускула льва. Представляете, она никак не соединена с остальным скелетом. Назначение кости неизвестно до сих пор. Считается, что она помогает хищнику при больших прыжках, предохраняет плечо от вывиха. Но достоверно никто не знает. В Ост-Индии на такие кости большой спрос, из них делают украшения, оправляя в золото. Эту я лично вырезал из плеча убитого мною льва. – Однако, – уважительно сказал сыщик. – Я вот не самый трусливый, а на льва вряд ли соглашусь пойти. – Хотелось себя испытать, – серьезно ответил хозяин диковинной комнаты. – Если ты путешественник, будь готов ко всему. А иначе сиди дома и изучай мир по глобусу. Со мной во время экспедиций чего только не случалось… Так скучно в Казани зимой! Но вот лето кончилось, и опять я здесь. Увы. Алексей Николаевич, давайте начинайте. Вы ведь пришли сюда по делу. – Точно так, Борис Андреевич. Мы ищем человека, который побывал в Африке, затем вернулся через Дальний Восток и начал совершать здесь преступления. – Этот человек – русский подданный? – Да. – Как его зовут? Сыщик развел руками: – Настоящее имя нам неизвестно. В Забайкалье он называл себя Вязальщиков. Афанасий Стратонович Вязальщиков. Но это выдуманное имя, а как он представлялся в Африке, бог его знает. – А почему вы обратились ко мне? – Кого же еще в этом городе спрашивать об Африке? – Ну да, больше некого, – рассмеялся учитель. Он нравился сыщику: быстрый ум, уверенность и при этом искренняя благожелательность. – Вы хотите знать, не встречался ли он мне в путешествиях? – Именно так. – Опишите его внешность. Высокий или низкий, блондин или брюнет… Лет ему сколько? – За сорок. Высокий, загорелый. Серые глаза. Особых примет не имеет. Борис Андреевич опять облизнул губы и засмеялся: – Да вы описали меня! Правда, я моложе… Действительно, у него серые глаза, сообразил сыщик. Странно, что он сразу этого не заметил. Вызвал у него собеседник симпатию, ну так что же? Надо быть внимательнее. – Ну, вы личность слишком известная, чтобы интересовать полицию в таком деле. Член Русского географического общества, и не только. Так что вернемся к моему вопросу. Встречался вам в дебрях похожий персонаж? Люпперсольский задумался, потом спросил: – А у него нет польского акцента? Попадался мне в суверенном Конго один поляк, очень неприятный. Бежал из России. Но тут же снова облизнулся и рассмеялся: – Хотя о чем я спрашиваю? С таким акцентом он не смог бы выдавать себя за Афанасия… Как бишь дальше? – Стратоновича. Вы правы, речь его чисто русская. – Нет, – уверенно ответил путешественник. – Не припомню такого. В Африке вообще русских можно по пальцам пересчитать. И чаще всего это беглые матросы в портовых городах. – Расскажите мне про того поляка. – Но зачем? – Человек, которого мы ищем, получил помощь от известного на Дальнем Востоке промышленника Янковского, – пояснил коллежский советник. – Пан мог поддержать соотечественника. – Хорошо. Я охотился на слонов в великом лесу Итури. Тамошние слоны особенные: их бивни очень высокого качества, и они мягче других, их легче обрабатывать. А потом решил посмотреть на озеро Рудольфа. Это на границе Кении с Абиссинией, в пустыне. Пан Вацлав – так называл себя европеец – предложил свои услуги. Договариваться с местными племенами довольно сложно. Места глухие, белых нет, а туземцы с удовольствием насадят любого из нас на копье. И появление Вацлава было кстати. Так мне в тот момент показалось… – А что вышло на итог? Люпперсольский сказал с неожиданной злостью: – Чертов поляк! Он продал меня туземцам. Это была ловушка. Завел в глубь пустыни и сдал с рук на руки племени туркана. А сам забрал все мои вещи. Там одних бивней было на сорок тысяч франков. Два ружья, походное снаряжение, три лошади. Весь мой капитал на тот момент. – Но зачем вы понадобились туземцам? – Просто им нужно было напугать европейцев. Чтобы меньше шлялись по их землям. – Но вас не убили. Почему? Путешественник вздохнул: – Тогда мне казалось: лучше бы убили. Я никому не рассказывал о плене и вам не стану. Но те четыре месяца были самыми тяжелыми в моей жизни. – И как же вы сбежали? – Да я ловкий. Огляделся, сообразил, где что, куда курс держать. Скопил запас сушеного мяса. И в один прекрасный вечер простился с турканами. Лев меня не съел, и бешеный слон не растоптал. Повезло. – Вы искали того негодяя? – Искал, – Борис Андреевич скрипнул зубами. – И почти нашел. Но он узнал, что я его разыскиваю, и перебежал из английских владений в бельгийские. Суверенное Конго, если вы в курсе, никакое не суверенное. Это личная собственность бельгийского короля Леопольда Второго. Там творятся жуткие вещи… – Да, это уже попало в газеты, – кивнул Лыков. – Король вдесятеро повысил добычу каучука, для чего ему пришлось убить чуть не половину туземцев. – Именно так. В Конго рабство, какое и не снилось американцам. Люди мрут как мухи. А король завел себе частную армию, так называемые «Общественные силы». И солдаты этой армии творят несусветные безобразия, настоящий террор. Леопольду безобразия надо скрыть, вот туда и не пускают никого. Меня тоже не пустили. Подлость пана Вацлава осталась безнаказанной. – Поговорим об Абиссинии, – продолжил расспросы Лыков. – Сколько раз вы там бывали? – Дважды. Первый раз в тысяча восемьсот девяносто пятом году, с миссией поручика Леонтьева. Слышали о таком? – Что-то читал в журналах, но деталей не помню, – честно признался сыщик. – Там вроде бы шла война в это время. И Леонтьев стал советником Менелика. Верно? – Да. Экспедицию выдавали за научную, но на самом деле ее готовил Военно-ученый комитет Военного министерства. Если вам что-то говорит это название. Ничего более сообщить, извините, не могу – дал подписку. – Ну, тогда я узнаю сам, – беззаботно заявил Алексей Николаевич. – Неужто? – Учитель географии ерничал. – В девяносто пятом году комитетом руководил Виктор Рейнгольдович. Его я и спрошу. Хозяин оживился: – Так вы тоже из них? А как же Департамент полиции? – Нет, я не из военной разведки. Но доводилось участвовать с бароном Таубе в секретных делах. Мы с ним близкие друзья. – Очень хорошо. Лучше вам действительно задать свои вопросы барону. А то мне велели помалкивать. Тон разговора сразу изменился, стал более доверительным. – Изложите пока то, что не является государственной тайной, – предложил сыщик. – Например, когда вы вторично попали к негусу[41]? – В девяносто седьмом, с миссией Власова. Он стал первым русским посланником при дворе Менелика и приобрел там большое влияние. Но я тогда быстро ушел из Аддис-Абебы на юг, в Кению. Где и попал в плен к туземцам по вине пана Вацлава. – Бог с ней, с Кенией. Оба раза, когда вы были в Абиссинии, никаких болтающихся без дела соотечественников вам не попадалось? – Там были какие-то темные личности, – стал припоминать Люпперсольский. – Но мы только слышали о них. Перед нашим приходом они исчезали. Неудивительно. В восемьдесят девятом году была неудачная высадка на побережье Французского Сомали некоего Ашинова. Помните о нем, наверное. – Помню. Проходимец. Государь отозвал его обратно, едва этот дурак не поссорил нас с Францией. – Да, верно. Вместе с Ашиновым приплыли полторы сотни таких же проходимцев. Вплоть до уголовных. Французам пришлось стрелять, чтобы прогнать их из своих владений. Погибли люди. Приказ государя убраться домой выполнили не все. Некоторые остались и пролезли как-то в Абиссинию, где живут до сих пор. Вот они-то и драпали от нас в пустыню. Не из них ли ваш Афанасий Стратонович? – Очень может быть, – согласился с предположением путешественника сыщик. – Спасибо за идею. Архивы экспедиции Ашинова, возможно, и дадут ответ. – Для этого вам придется ехать в Петербург. – Придется, – снова согласился Лыков. – Последний вопрос, и я пойду. Не знакомо ли вам слово «сайтани»? Не знаю даже, чье оно: корейское, китайское или африканское. – Сайтани? – удивился хозяин. – Где вы его слышали? – Да так… – Это слово из языка племени масаи, и означает оно «белый человек». Масаи живут в той же Кении, разбойники похлеще турканов.