– Тебе какое дело? В арабской традиции принято говорить Эфиопия, а в европейской – Абиссиния. Так вот, наш ловкач Ашинов задурил голову Победоносцеву. И тот решил отличиться как человек, увеличивший число православных сразу на целую страну. Казак поймал власть на религиозный крючок. Но этого ему было мало. Ну, послали бы в Африку духовную миссию – какой тут интерес Ашинову? И он изловил правительство на второй крючок, на военный. Для этого мошенник привлек в союзники адмирала Шестакова. – Морского министра? Ему-то зачем понадобилась грязная Абиссиния? – Не забывай, Алексей, что это было семнадцать лет назад. Великие державы тогда только собирались делить Африку. Это сейчас она вся разверстана на уделы, а в конце восьмидесятых континент мало кого интересовал. А Шестаков готовился воевать с англичанами… – Как с англичанами? Зачем? – Затем, лапоть нижегородский, что тут большая политика. У адмирала была идея, и государь ее поддерживал. Это ведь тогда создали Добровольный флот! Начали строить большие суда, которые ходили по всему свету. На таком мы плыли с тобой на Сахалин, помнишь? Таубе перевел дух и продолжил: – Флот добровольный, а экипажи на нем военные. Никогда не думал почему? Это и была идея Шестакова. В случае войны гражданские корабли вооружаются и выходят на охоту. Они становятся крейсерами и оперируют на морских линиях англичан. Так вот, для снабжения таких крейсеров нужна станция с угольной базой. И лучше места для нее, чем на Африканском Роге, не сыскать. Миклухо-Маклай предлагал Полинезию, но Морскому министерству приглянулось Красное море. Сразу можно запереть Суэцкий канал и коммуникацию в Индию! А для поддержки станции на суше иметь в союзниках дружественное, почти что православное государство. Понял теперь? – Не лишено смысла, – согласился коллежский советник. – По логике да, – подтвердил Виктор Рейнгольдович. – Но сделали как всегда у нас… Связались в таком важном вопросе с проходимцем, дали ему деньги, оружие. И помогли добраться до места. К тому времени Шестаков уже умер, а новый морской министр Чихачев относился к мечтам об угольной станции иначе. Кроме того, Ашинова уличили во вранье. Он утверждал, что успел основать в тех краях казачью станицу и назвал ее Новая Москва. На самом деле атаман свалил у местных племен кучу барахла, оставил при нем несколько караульных, а сам вернулся в Россию. За деньгами и за народом. Брошенные им люди пропили все средства и пешком, терпя страшные лишения, пошли спасаться от голода. Часть добралась до Обока, административного центра вновь создаваемой колонии Французское Сомали. А другие – аж до Константинополя, где и поведали консулу правду насчет Новой Москвы. Когда новость дошла до государя, он прозрел. И быстро открестился от авантюриста. Духовную миссию во главе с архимандритом Паисием, что подготовил Победоносцев, оставили. И вручили людям немного оружия. Но другой поддержки государства лишили и никаких полномочий на переговоры с негусом не дали. В результате Ашинов и полторы сотни проходимцев поплыли в Красное море на свой страх и риск. Дальше помнишь, что было… – Деталей не помню, – возразил Лыков. – Правительство засекретило всю экспедицию, газетам велели молчать. – Конечно! – взвился генерал. – Ведь Ашинов чуть не столкнул нас лоб в лоб с Францией! Только начали складываться союзнические отношения. И вдруг какой-то идиот поселился во французских владениях и не хочет оттуда уходить. Ведь «вольный казак» раздумал торить пути в Абиссинию. Жарко, опасно, разбойные племена кругом… Он захватил старую крепость Сагалло и обосновался в ней. Поднял русский флаг, разбил сады и огороды… Но Париж еще в тысяча восемьсот восемьдесят втором году купил крепость у туземных вождей. Как так? Что за явление Христа народу? Их дипломаты задали этот вопрос нашим. Те испугались: назревал международный скандал. Спросили государя, что делать. Тот из-за дурня ссориться с Францией не собирался. И велел ответить, что русское правительство никакого отношения к частной миссии авантюриста не имеет. И если Сагалло находится на территории французского протектората, то Ашинов обязан подчиниться властям. – Сдал казаков с потрохами? – вставил сыщик. – Сдал и правильно сделал. Казаки там были те еще, жулик на жулике. Французы ничего не имели против экспедиции русских в Абиссинию. Но порт на Красном море – это уже другая история. Такие вещи принято согласовывать заранее. В результате приплыли военные корабли и разнесли лагерь к чертям. Отдадим должное галлам: они трижды по-хорошему просили атамана убраться. Но у Николая Иваныча мозги всегда были набекрень. А тут он возомнил себя крупным политиком, расширил-де границы империи… В итоге шесть человек были убиты: три женщины, двое детей и казак. Больше двадцати человек получили ранения. – Там были женщины и дети? – Были. Многие поехали целыми семьями, поверив в басни Ашинова про лучшую жизнь. – И что дальше? Их возвратили в Россию, помнится. Что сделали с атаманом? – Да, государь повелел всем вернуться. Случившееся не красило Париж, ведь отряд Ашинова вел себя мирно и не сопротивлялся. А по ним из пушек… Дело замяли с обеих сторон. Нашим газетам приказали заткнуться, а французские сами помалкивали, так как хвалиться было нечем. Власти провели следствие. Паисия сослали в Грузию, рядовых «казаков» вернули к месту жительства. Атаману приказали три года сидеть в Царицыне под гласным надзором полиции. Но в целом он отделался легко. Надзор сняли раньше времени: кто-то наверху помогал мошеннику. – Где он сейчас? Жив ли? – Я не следил за ним, – ответил генерал-майор. – Знаю лишь, что Ашинов пару лет назад занимался имением жены, стал помещиком. – Понятно, – вздохнул Алексей Николаевич. – Черт бы с ним. Но его люди… Могли некоторые из них остаться в Африке? Не из их ли числа мой Вязальщиков? – Надо смотреть следственное дело. – Посмотрю, для этого и приехал. А ты валяй про Абиссинию. Насчет военной тайны можешь не повторяться, выложи только факты. – Факты… Давно это было, я уж половину забыл. – Виктор, ты не ломайся, а дело говори, – строго приказал коллежский советник. – В Казани людей убивают. Ты упомянул экспедицию какого-то Леонтьева, что имел из-за нее объяснение с нынешним государем. Виктор Рейнгольдович скривился: – Эх, забыть бы это все, а, Леша? – Я жду. – Тогда отложим поручика Леонтьева, а поговорим сначала о другом поручике, Машкове. Лыков молча слушал. Таубе продолжил: – Неприятная история с Ашиновым не могла отвлечь нас от самой Абиссинии. Интересы государства требовали нашего присутствия в этой стране. Россия хотела иметь в Африке конфидента, понимаешь? И Абиссиния подходила для этой роли. Она постоянно воевала с соседями – Египтом и Суданом. Это выглядело в глазах нашего общества как война православия с исламом. Затем они сцепились с Италией – это уже схватка с католическим миром. Обывателя все это занимало. И вот нашелся в нашей армии такой человек, как Виктор Федорович Машков. Поручик впервые пробрался в Аддис-Абебу в том же году, когда французы воевали с Ашиновым. Действовал на свой страх и риск, а поди ж ты… – Как так? – удивился Лыков. – Если он офицер, для этого ему пришлось бы уволиться из армии. – Машков взял отпуск и поехал как внештатный корреспондент газеты «Новое время», – пояснил Таубе. – Но вел себя не в пример «вольному казаку», умно и тактично. Его принял новый негус Менелик и вручил письмо и подарки для императора. То есть поручик частным образом наладил отношения двух государств! Александр Третий выслушал Машкова по его возвращении и велел вернуться в Абиссинию. Уже с официальными поручениями. Тут к делу подключились мы, военная разведка. Машкова формально уволили в запас, но с сохранением жалованья. Виктор Федорович опять проник в пустыню. На этот раз он вез триста пятьдесят винтовок – личный подарок негусу от государя. Позиции монархов еще более сблизились, Менелик стал нашим союзником. Машков был награжден за это Владимирским крестом четвертой степени и перешел на службу в МИД. Жалко мне было терять такого способного офицера, но, на мое счастье, появился другой, еще более талантливый. Это и был Леонтьев. – Он тоже все письма передавал? – ехидно спросил сыщик. – Почтальон для Высочайших особ с сохранением жалованья? – Николай Степанович отправился к Менелику, чтобы провести негласные переговоры. Шел девяносто пятый год. Негус воевал с Италией и нуждался в военной помощи. Он попросил у нас военных инструкторов, а еще артиллерийский ремонтный набор для починки пушек. – Ого! – удивился Лыков. – А как к этому отнеслись итальянцы? – Они были бы очень недовольны. Очень-очень. Поэтому все и делалось в большой тайне. Леонтьеву тоже пришлось выйти в отставку. Для маскировки в компанию ему дали трех настоящих ученых: Звягина, Елисеева и Люпперсольского. А Министерство иностранных дел присоединило своего чиновника, коллежского асессора Львова-Левшина. Тот вез в подарок Менелику сто тысяч франков золотом. И вот это золото пропало. – Пропало? Как? – На пути между Обоком и Энтото караван накрыла песчаная буря. И Львов-Левшин отбился от своих. Асессора так и не нашли, как и франки. – Но если он погиб, то в чем его вина? Пустыня и не такое выделывает. – Если бы погиб, это еще полбеды, – угрюмо ответил барон. – Не пришлось бы мне краснеть перед государем. Но наш человек из окружения Баратьери сообщил, что к тому в штаб пришел русский. И рассказал о секретной доставке абиссинской армии ремонтного набора. Кто это мог быть, если не пропавший дипломат? – Подожди. А Баратьери что за птица? – Командующий итальянским экспедиционным корпусом в Абиссинии. – Ты отсюда, из Петербурга, знал, кто ходит к нему на прием? – не поверил Лыков. – Конечно, знал. Не все, но важное мы отслеживали. – Так. Значит, Львов-Левшин – предатель и вор? Присвоивший сто тысяч франков казенных денег? – Да. Мы едва избежали скандала, срочно отозвали всех, кроме Леонтьева. Поручик остался, чтобы подготовить для негуса регулярную армию. Выказал при этом такие способности, какие не всякий генерал имеет! Николай Степанович занял при Менелике совершенно исключительное положение. Первый советник, редактор его дипломатической переписки, военный реформатор. При участии Леонтьева через год Россия прислала абиссинцам уже тридцать тысяч винтовок, пять миллионов патронов и пять тысяч сабель. Это оружие очень помогло в битве при Адуа, когда туземцы наголову разбили армию Баратьери. Леонтьев с группой наших офицеров участвовал в сражении. Потом он ездил в Рим и Константинополь, выполняя личные поручения негуса. Вел вместе с ним переговоры с Англией, и мы знали все детали тех переговоров. В девяносто девятом году Леонтьев сформировал первый батальон регулярной армии, почти целиком состоявший из сенегальцев, но с нашими офицерами. Затем руководил походом на озеро Рудольфа, где после тяжелых боев с местными племенами поднял абиссинский флаг. Но на этом подвиги его закончились. Кому-то Леонтьев перешел дорогу, видимо, англичанам. В результате на него покушались, тяжело ранили, и поручик вынужден был уехать лечиться в Париж, надолго. А когда опять вернулся в пустыню, началась наша война с Японией. Николай Степанович попросился на фронт, храбро воевал, снова был ранен. Сейчас он ходит на костылях по Парижу… – Ты лучше вернись к истории с пропавшим золотом. – А чего тут добавить? Сто тысяч как в воду канули. – Вы искали предателя? – поинтересовался сыщик. – Искали по мере сил. Люпперсольский рассказал тебе, что вновь отправился в Абиссинию спустя два года? – В самых общих чертах. – Это была уже официальная русская миссия, посланника Власова сопровождал казачий конвой под командой поручика Краснова. Это то, что попало в газеты. Среди свиты посланника мы спрятали Генерального штаба полковника Артамонова. Разведчика, который здорово шуганул потом англичан в районе Белого Нила. А Борис Андреевич ему помогал. Он человек смелый, инициативный, хорошо знает Африку. Именно Люпперсольский отыскал следы пропавшего коллежского асессора. И угадай где? В Алжирии. – На побережье Средиземного моря? – Да. Главный порт колонии – Оран. Львов-Левшин завел там на ворованные деньги лечебницу для чахоточных больных. И еще прикупил гостиницу на лучшей улице. А когда узнал о миссии Власова, бросил все и скрылся. Борис Андреевич выкупил у мэрии Орана дипломатический паспорт предателя – он по нему получал патент на лечебницу. А еще через год к Менелику прибыл наш новый разведчик поручик Булатович. И чуть не застал там какого-то русского, неизвестного звания человека. Этот делец втерся в доверие к близкому окружению негуса и поставлял ему винтовки. Леонтьев отлучился в Константинополь, и в его отсутствие неизвестный развил торговлю… – Винтовки? Негусу? – встрепенулся Алексей Николаевич. – А это не Вязальщиков был? – Кто знает… Булатович его не видел. Тот, узнав, что едет русский офицер, быстро скрылся. – А почему, кстати спросить, ты тогда краснел перед Его Величеством за дипломата? – возмутился Алексей Николаевич. – Пусть бы это делал Гирс[42]. Его человек предал, а не твой. – Операцию готовил я. Мне и краснеть. – Ты встречался с Львовым-Левшиным перед отъездом? – Несколько раз. – Опиши его внешность. Генерал наморщил лоб: – Роста твоего, ранняя залысина, глаза голубые. Картавит. – Это не Вязальщиков, – расстроился коллежский советник. – Черт возьми! Вся твоя история не имеет к моей никакого отношения. – Ну, что поделать… – виновато развел руками Таубе. – Разве только ноги растут из авантюры Ашинова. И резчик по горлу застрял в Африке с той поры. Ты занимался «вольными казаками» по своей линии? – Нет. Покойный государь послал меня в… Короче говоря, в другое место. Я пропал тогда на десять месяцев, помнишь? – Точно, – вспомнил сыщик. – Может, теперь признаешься, где ты был? – Торговал изумрудами в Сиаме. А также создал там агентурную сеть.