Баба начала вспоминать, но увы: оказалось, что знала она немного. Хитрый атаман прятался от второстепенных членов банды, лично общался только с обратниками. И даже им, как в случае с Оберюхтиным, сам назначал встречи. Просфирина видела его лишь однажды. – Иона описал мне его наружность, – начал сыщик. – Бесприметный мужчина лет сорока, русый, усы и борода с сединой. Таких пол-Казани. Тут баба его удивила: – Борода у Вязальщикова приклеенная. – Как так? Иона его знал с каторги. И про бороду сообщил уверенно. – Может, на каторге борода у этого аспида и была, – возразила Варвара. – Вот мой кредитный и не удивился, думал, та самая. Но я зашла когда сзади, точно увидела: приклеена. В цвет волос и аккуратно так, но не своя. – А какие-нибудь обмолвки, имена-адреса слышала? – Князя какого-то поминали, – вспомнила баба. Лыков обратился к Делекторскому: – И в той записке было про князя. Много ли их в вашей дыре? – Найдем! – повеселел околоточный. – У меня есть одна идея… Но давай сначала закончим с Варварой Филипповной. Сожительница убитого «ивана» честно рассказала, что знала. Помимо бороды и князя, она вспомнила один адрес. Иона водил ее в какой-то дом на Поперечной улице Третьей Горы. Крытый железом, два окна по лицу, калитка выкрашена в синий цвет, на калитке – рыжий кот. Баба ждала на лавке, в сам дом не заходила. Оберюхтин пробыл там недолго, а вышел с ящиком, обшитым холстом. После этого они пошли на почту, и кредитный отослал ящик куда-то на Кавказ. Причем назвался чужим именем: Сысой Строчков. Это уже было кое-что. Банда Варехи отсылала на Кавказ оружие и патроны. Неужели они действовали так нагло – использовали государственную почту? Впрочем, с них станется. Полицейские вернулись в управление, и питерец приказал Никите Никитичу срочно позвать к нему Уразгильдеева. Тот пришел через полчаса, вытянулся у дверей. – Садитесь, Шакир Габдулкаримович, – кивнул на стул коллежский советник. Татарин присел, сохраняя почтительный вид. – На Поперечной улице Третьей Горы есть дом. Железная крыша, по лицу два окна, синяя калитка, на ней сидит рыжий кот. Знаете его? – Кота или дом? – не без иронии уточнил околоточный. – Дом. – А как же. Там живет Сашка Бармусов. – Кто он? – Да никто. Обойщик ящиков на стеариновом заводе. – По нашей линии в чем-то замечен? – Было дело. – Ну-ка? – оживился командированный. – С оружием не попадался? – С оружием, ваше высокоблагородие, сейчас даже дети попадаются, – хмыкнул Уразгильдеев. – Вон их опять полна комната. Действительно, в управление полиции каждый день приводили обывателей, задержанных с револьверами. Согласно Высочайше утвержденному 24 ноября 1905 года меморандуму Совета Министров, ужесточились правила пользования оружием. Теперь для владения и ношения требовалось разрешение полиции. Публика, разумеется, игнорировала эти новации. Каждый норовил раздобыть себе пугач и таскаться с ним. Кобеко на правах врид губернатора пачками подписывал карательные приказы. Он пытался взыскать с виноватых штрафы, справедливо полагая, что наказание рублем наиболее чувствительно для русского человека. Но задержанные сплошь и рядом оказывались несостоятельными к уплате пятирублевого штрафа. И тогда их отправляли в арестный дом на срок от двух недель до месяца. – Так на чем попадался обойщик ящиков? – Он человек на побегушках у Давлетшина. – Кто такой Давлетшин? – продолжил расспросы Алексей Николаевич. – Купец, – ответил Уразгильдеев. – Племянник того Давлетшина-Малюкова, который помогал Варехе продавать краденое. И сам тоже барыга. У него магазины по скупке бывших в употреблении ценных вещей. И старьевщики почти все работают на него. Только что Давлетшин отсидел три месяца в предварилке, вчера лишь вернулся. – В чем подозревали? – Да как обычно, в скупке заведомо краденого. Но не доказали и отпустили. – А Бармусов, значит, у него на посылках? – Да, ваше вы… – Называйте меня Алексей Николаевич. – Да, Алексей Николаевич. Мы его не раз ловили с подозрительными вещами. Знаете, как это делается. Вор сам в скупку не идет, а посылает другого человека, чистого. Ну или почти чистого. Тот дает заклад от своего имени, за мзду. В случае, ежели полиция при обыске опознает вещь как краденую, вор в безопасности. Посредник говорит, что купил, к примеру, часы у незнакомца на улице. Прельстился дешевизной. И назовет вымышленные приметы. А владелец ломбарда тоже в стороне: принесли вещь, просили недорого, и человек не из уголовных… – Понятно. Шакир Габдулкаримович, идемте сейчас к полицмейстеру, он даст вам поручение. Бармусов замешан в нехороших вещах. Тут не крадеными часами пахнет, а кое-чем похуже. И еще просьба. Поразведайте в татарских кругах насчет человека по фамилии Вязальщиков. Никита Никитич посвятит вас в подробности. Обещайте осведомителям вознаграждение – у меня есть для этого особый фонд в пять тысяч рублей… – Ого! – На лице околоточного впервые появился интерес. – Только ведь не скажут… – Мне татары действительно не скажут, такой народ. А вам могут. Награда ждет и вас в случае успеха. После этого все трое отправились к Васильеву. Там сыщик сообщил о показаниях Варвары Просфириной и попросил взять Бармусова под наблюдение. Хорошо бы и осведа к нему подвести… Надворный советник тут же распорядился. Уразгильдеев, спокойный, толковый и опытный, не стал суетиться. Он попросил время до вечера: подумает и составит план действий. Во всяком случае, это была ниточка, хоть и тонкая. Васильев, со своей стороны, предложил отследить все посылки на Кавказ за последнее время. Особое внимание обратить на корреспонденцию Сысоя Строчкова, но и другие фамилии тоже проверить. Тех, кто отсылает регулярно. Мысль была правильная. Алексей Иванович сразу позвонил начальнику почтово-телеграфной конторы и попросил сделать выборку. Повеселевший сыщик подмигнул Никите Никитичу и повел его в справочный стол. Взял там адрес-календарь за текущий год и велел найти нужные имена. Делекторский удивился: – Какие нужные? – А те, о которых говорилось в перехваченном нами письме. Помните? «Ни к первому, ни к второму не ходи, ляг на дно. Скажи только князю, что желудей мало». – Как же я вам их найду? Лыков помолчал, потом взял календарь и стал его листать. – Вот, смотрите. Делаю вам, кстати, замечание за нежелание думать. – А что я, Алексей Николаич? Вы бы хоть подсказку дали! А то сразу замечание… – Никита Никитич, зря вы обиделись. Могли подумать – и не подумали. За это и замечание. Мы знаем, что банда Варехи воровала оружие с окружных складов. Так? Это можно делать долго и безнаказанно только в одном случае: если в сговоре участвуют военные. Причем не абы кто, а те, кто по службе имеет к этим складам непосредственное отношение. Согласны? – Ну… – Теперь ищите в адрес-календаре первого и второго. В военном разделе. Зауряд-прапорщик стал листать книгу и скоро воскликнул: – Есть! Помощник начальника отдела огнестрельных припасов артиллерийского склада Окружного артиллерийского управления титулярный советник Лямин-первый, Андрей Васильевич. Проживает в Адмиралтейской слободе, по Кузнечной улице в собственном доме. А вот и Лямин-второй, Петр Васильевич, коллежский секретарь. Этот – помощник начальника отдела артиллерийских припасов. Живет в том же доме. Они, псы! – Верно. Теперь там же ищите князя. – Ага… Начальник отдела огнестрельных припасов подполковник князь Вачнадзе Владимир Давыдович. Проживает в «Купеческих номерах». А я его знаю. Он постоянно в Общественном клубе винтит, на большие суммы. Вот и все трое! – Попались, которые кусались, – констатировал Лыков. – Теперь главное – не спугнуть их. И тогда ребята выведут нас на Вязальщикова. Он же им деньги не по почте отправляет, а сам приносит. – Коль речь зашла о почте… – заговорил Делекторский. – Позвольте, я схожу туда, подтолкну. Начальник конторы Яшвиц – человек порядочный и добросовестный, но медлительный. Если его не щипать, будет долго раскачиваться. – Ступайте, толкните, – разрешил питерец. – А вечером к Васильеву на совещание. Похоже, у нас теперь нитей – полный клубок. И Бармусов, и князья с титулярными советниками. Надо думать, как этим богатством правильно распорядиться. – Но военных нам никто не позволит трогать! – встревожился зауряд-прапорщик. – Армия чужих к себе не пускает. – У меня есть бумага к генералу Карассу. За подписью военного министра. – Это другое дело. – Так что, Никита Никитич, разделимся: вы на почту, я к командующему округом. – Нам по пути – почта в той же стороне. – Ну пойдемте вместе. – Слушаюсь. А ловко вы этих шельмецов по календарю вычислили! Есть чему поучиться. Полицейские разошлись по своим делам. Алексей Николаевич не стал переодеваться в мундир. Иван Александрович Карасс, по его сведениям, не придавал значения формалистике. Он попал в Казань из Киева, где был помощником командующего тамошним военным округом генерала Сухомлинова. В октябре 1905 года скользкий Сухомлинов очень вовремя уехал в отпуск, хотя в городе было неспокойно. В Киеве тогда ждали еврейского погрома. А командующий решил срочно поправить здоровье… Погром действительно состоялся и продолжался два дня без вмешательства властей. Генерал-губернатор Клейгельс не то растерялся, не то поощрял безобразия. Только спустя сорок восемь часов Карасс своей властью вывел на улицы войска и прекратил кровопролитие. После чего высокое начальство стало валить вину друг на друга. Государю это надоело, и он перевел Карасса в Казань. И даже произвел в генералы от инфантерии, показав, что одобряет его действия. С другой стороны, тыловой Казанский округ после боевого Киевского – это почетная ссылка. Войск кот наплакал. Резервные батальоны разбросаны по огромному пространству. Кавалерия почти отсутствует, артиллерия тоже. В самой Казани, например, нет ни одного орудия, если не считать учебную полубатарею юнкерского училища. Как вывели в 1888 году почти весь гарнизон на западную границу, так с тех пор и опустел город на выпушки и петлички… Карасс проживал в доме военного ведомства на Грузинской улице, самой аристократической в Казани. Она вытекает из Театральной площади с ее театром и дворянским собранием. По правой стороне расположены дом почтово-телеграфного округа и Грузинская церковь, по левой – учительский институт, а также здание округа путей сообщения. Кроме того, фешенебельные особняки тут и там, мимо них катят элегантные экипажи, в которых восседают красивые дамы. Откуда они взялись, почему их не видно на Проломных улицах?