– При чем тут масаи! – нетерпеливо перебил сыщика Янковский. – Слово это не масайское вовсе. А из языка племени вакамба. – Вакамба? – Лыков оживился, вынул блокнот, полистал и заявил: – Точно! Ядовитая стрела в его комнате была от вакамба. Люпперсольский называл мне еще одно племя, туркана. Он попал к ним в плен. И провел там четыре месяца, прежде чем сбежал. – Опять врет ваш этнограф. Как он мог убежать от турканов? Они там знают каждую тропинку, каждый ручей. Прирожденные охотники и убийцы. – Убийцы? – встрепенулся Лыков. – Что вы имеете в виду? – Там, Алексей Николаевич, все убийцы. Племена враждуют между собой. Кровавые инциденты часты. А уж турканы славятся злым нравом. Они верят, что бог создал скот только для них. И если видят его у соседей, считают, что он украден у настоящих, единственных хозяев. То есть у турканов. И норовят «вернуть» себе скотину, а от этого происходят войны. – Откуда у вас такие сведения? Янковский стал пояснять: – Когда Сайтани сбежал от меня и я при всей своей ловкости не сумел его поймать, то заинтересовался: как так вышло? Ведь в уссурийской тайге я сам как туркан, любого окручу. А тут упустил, хотя очень хотел наказать. Начал выписывать журналы из Англии, там больше всех пишут про Африку. А потом во Владивосток заехал лорд Рафф, знаменитый охотник на львов и тигров. Тигров, разумеется, индийских, в Африке они не водятся. Зато есть у нас! Мы с лордом немедленно подружились, я свозил его куда следует, и он пополнил свою коллекцию великолепной шкурой тигра уссурийского. Они крупнее и опаснее бенгальских… Так вот. Я много расспрашивал опытного специалиста, настоящего, в отличие от вашего с непроизносимой фамилией… – Люпперсольский. Он очень известный путешественник, зря вы его так! – Бог ему судья. Так вот, лорд Рафф много рассказал мне о племени туркана. И я выяснил, в частности, как именно Сайтани совершал свои убийства. Он привез сюда особые браслеты, которые делают только в этом племени и больше нигде в мире. Туземцы изготавливают их из чрезвычайно острых кривых лезвий и обвивают вокруг запястья. Получается необычное оружие, которому с непривычки очень трудно противостоять. – Знаю по себе, – подхватил сыщик и показал собеседнику свежие шрамы на руке: – Едва он мне горло не рассек, сволочь… – Турканы разработали особую школу боя. Движение запястья – и готово. Все соседи боятся их как огня. А тот факт, что Сайтани вышел из их леса живой, да еще с браслетами… Главное даже не то, что туземцы подарили белому человеку свое оружие. Важнее, что они обучили его пользоваться клинками. Значит, он сам стал туземцем. Одним из них. Вот почему я сказал в начале нашей беседы: Сайтани умеет нравиться. Влезает в душу, поселяется там, а когда ты уже бесполезен, вылезает, оставляя после себя смрад и боль. Ведь что этот подлец сделал с моими женьшенями! Корень растет двадцать пять лет. Двадцать пять, прежде чем начнет представлять товарный интерес. Когда я стал Сайтани не нужен – он уже взял от меня все, что мог, – мерзавец погубил мою плантацию. Лучшие корни забрал, а те, которые еще не подросли, вырвал и растоптал. Это очень в его духе: нагадить, сломать, причинить максимальную боль. Назло, с циничным шиком. Видимо, он получает от этого особое удовольствие, садистическое. – Вспомните о нем все, что успели узнать, – попросил сыщик. – Да уж, я не забуду того, кого приютил, а взамен получил такую оплеуху. Когда Сайтани крутился вокруг меня, то рассказал немало удивительного. Вы знаете, например, кто такие меломбуки? – Нет. – Наш герой носил этот титул с гордостью. Как если бы он был князь или граф. Меломбуки – воины племени масаи, которые четыре раза хватали за хвост льва. И удерживали, пока другие охотники добивали зверя копьями и кинжалами. – Да будет вам, Михаил Иванович, – раздраженно сказал Лыков. – Тоже начитались журнала «Вокруг света»? Вы же сам первоклассный охотник на хищников. И как представляете себе подобное? Разве можно схватить льва за хвост и держать? Да он тебе сразу голову откусит! Янковский покачал головой: – Сам так думал, пока не поговорил с лордом Раффом. – И что Рафф? – Лорд лично наблюдал такой бой. Масаи вообще невиданные смельчаки. И их воины действительно по-настоящему убивают львов этим способом. Кажется невозможным, но это факт. Один человек, самый храбрый, заходит окруженному зверю за спину и хватает кончик хвоста. – Но для чего? – почти выкрикнул Лыков. – Чтобы тот не мог атаковать. Перед ним с копьями стоят другие воины. А лев будто привязан к месту, он не может прыгнуть вперед и нанести удар. – Он извернется назад и убьет того, кто не дает ему прыгать. – Так и происходит, – подтвердил поляк. – Потому-то положение этого храбреца самое опасное. Он ближе всех к зверю и очень его злит. И первым делом лев хочет избавиться от него. Когда зверь поворачивается, другие воины атакуют его своими копьями. Пытаются помешать. Иногда это удается, иногда нет… А человек сзади не может защищаться, у него руки заняты! Кандидаты в меломбуки гибнут десятками. Или становятся калеками, если повезет. Когда лев раздражен, не знает, от кого отбиваться, от того, кто сзади, или от тех, кто спереди, масаи атакуют его разом. Это невиданное зрелище, апофеоз человеческой храбрости. Вы не поверите, Алексей Николаевич: всадив в зверя копье, они бросаются на льва с кинжалами. С кинжалами – на льва! Я вот тигров убиваю из ружья шестисотого калибра[47] с расстояния тридцати-сорока саженей. Мне, да и всем другим охотникам и в голову не придет вступить с хищником в рукопашную схватку. А масаи считают ружейную охоту скучной. Им подавай кровь, рубку, бой со зверем глаза в глаза. – Зачем это туземцам? – Таковы их представления о чести. Им надо испытать себя по высшему разряду. С огромным риском погибнуть. – Не понимаю… – пробормотал Алексей Николаевич. – Мы считаем того же лорда Раффа храбрецом. Ведь даже охотник с ружьем идет на огромный риск. А тут на льва с кинжалом… – А теперь представьте, Алексей Николаевич, человека, который удержал льва за хвост четыре раза. Лыкова передернуло: – Я бы с одного раза помер от страха. – А он выдержал четыре боя, в которых ему чудом удалось остаться в живых. Такой человек и называется меломбуки. Это первый среди моранов. – Среди кого? – не понял сыщик. – Среди моранов – воинов племени масаи. Так вот, меломбуки будто былинные герои, но притом они живые люди. По словам лорда Раффа, носителей этого самого, возможно, редкого титула в мире никогда не бывает больше трех-четырех человек одновременно. То есть по пальцам пересчитать. Они окружены огромной заслуженной славой. Каждый понимает: вот храбрец из храбрецов. Никому в голову не придет грозить такому или перечить… – Да, меломбуки уже нечем запугать, – согласился Алексей Николаевич. – Именно так. Лорд Рафф сообщил мне, что эти удивительные люди исповедуют особенный мистицизм. По неписаному закону, воин, получивший звание меломбуки, должен быть готов драться с любым живым существом на земле. Лыков помолчал, обдумывая слова поляка. Свой мистицизм – что это значит? Потом до него дошло: – Я правильно вас понял, Михаил Иванович? Меломбуки уже не совсем люди. У них возникает особая форма сумасшествия, мания величия человека, которому не с кем сразиться. И они ищут битвы уже с потусторонними силами, с дьяволом. – Да они сами становятся дьяволами! Поскольку масаи – мужественные люди, первое по храбрости племя в Африке, там это не страшно. Но вот в дьяволы пролез европеец. Человек беспринципный, злой. Безмерно злой. – Погодите-ка, дайте сообразить. Ваш Иван Иванович Иванов, он же Сайтани, он же Василий Поповский – меломбуки. – Да. – Он вам сам признался? – Да. Когда между нами был «медовый месяц». – И в чем проявлялась его, так сказать, меломбукость? – Догадываетесь, в чем. В невообразимом, совершенно удивительном, нечеловеческом бесстрашии. Он и на леопарда ходил с кинжалом. – Убил? – Убил. – Но… Михаил Иванович, это же невозможно! – А он убил. Сам был весь израненный, но, как потом выяснилось, не сильно. А зверю сердце пробил клинком. Мне хотелось глаза протереть, когда он притащил шкуру, а за ним кровавый след по земле… – Так. Бесстрашие. Что еще? Жестокость? – Да, Алексей Николаевич, такая же невообразимая жестокость. Я назначил Сайтани начальником охраны своего заповедного полуострова. Думал, он отвадит всех непрошеных гостей. И он отвадил. Так, что зловещая слава этого человека до сих пор отпугивает от моих земель все живое… – Убивал? – Направо и налево, правых и виноватых. Хунхузов ладно, их не жалко. Так он и мирных китайцев резал почем зря. И беглых русских каторжников, и дезертиров, и диких золотоискателей-горбачей, и искателей женьшеня. Я знать не знал, поверьте! Лыков не поверил. Как можно оставаться в неведении, когда вокруг такое? Просто тогда это Янковского устраивало. А теперь, когда головорез убежал, он пытается обелить себя. – Как относилась к подобным делам ваша семья? – Всем нравилось, что в нашем лесу стало тихо и безопасно. – А другие охранники, подчиненные Сайтани? – Я половину уволил, а другие ушли сами, – с запинкой ответил поляк. – По своей воле? То есть им не по нраву пришлись новые методы? – И черт с ними. Меломбуки один стоил десятерых. И обходился сам. Просто, когда что-то случалось: хунхузы появились, или браконьеры, – он шел туда. А потом возвращался. – И ни хунхузов, ни браконьеров? – Именно. – И жалоб никаких не поступало? – А некому было жаловаться, Алексей Николаевич, – просто ответил Янковский. – Тайга, там все концы в воду. – М-да. Вы же сами его и распустили. Сняли с хищника намордник. Поляк вздохнул: – Ваше обвинение справедливо. Впрочем, я за это был наказан. – Скажите, когда вы поняли, кого приняли на службу, сами не начали его бояться? – Начал, конечно. Мы, Янковские, люди храбрые. Я лично много раз рисковал жизнью. И, положа руку на сердце, отправил на тот свет несколько негодяев. А тут… Тут что-то особенное, чему любая наша, так сказать, обычная храбрость в подметки не годится. – Тогда вы должны были даже обрадоваться, когда этот африканский дьявол вас покинул, – предположил Алексей Николаевич.