Верхняя называлась «Казанский вечер». Алексей Николаевич открыл раздел новостей. Музей восковых фигур Тихонова в саду «Тиволи» приглашает посетителей, вход десять копеек. В анатомический отдел дамы пускаются по пятницам. Ишь, неприличные подробности им подавай… Разыскивается сбежавший из Киевского кадетского корпуса Дмитрий Соболевский пятнадцати лет. Имеет обыкновение с революционными целями переодеваться в женское платье. При чем тут революционные цели? Это скорее к психиатру. Бывший диктатор генерал Трепов, по слухам, отравлен растительным алкалоидом, повар арестован. Глупости, у Трепова было больное сердце. В привезенном в Москву чучеле кита спрятано десять тысяч револьверов для террористов! Бред, бред… Сыщик перешел в раздел политических новостей. Здесь его ждало еще большее разочарование. Например, за чистую монету выдавалось следующее сообщение из Жлобина. Там хоронили умершего рабочего. Похоронная процессия мирно шла по городу, казаки и конная полиция окружали ее. Ну, в беспокойные времена нужно… Вдруг прогремел провокационный выстрел. Автор заметки не стал уточнять, кем он был сделан, но явно не городовым. Царские опричники как будто только этого и ждали. В толпу полетел шквал пуль. Безоружные люди начали в панике разбегаться, но их догоняли и рубили шашками. Кровь рекой лилась по мостовым Жлобина. Когда все закончилось, оказалось, что десять человек мирных демонстрантов были убиты и пятнадцать ранены. Посреди улицы остался гроб с телом рабочего… Что за идиотизм? Коллежский советник знал уже эту манеру «свободной» бесцензурной прессы. Она беззастенчиво марала власть, выливая на нее ушаты вранья, которое сама же и сочиняла. Масштаб лжи поражал: борзописцы как будто упражнялись в том, кто хлеще соврет. Как полицейские могли рубить толпу шашками, если по всей империи они у них не заточены? Единственное, что может сделать конный, – ударить плашмя, последней третью клинка. Будет порядочная гематома. Но ранить и тем более убить так невозможно. Но писаки этого не знали и состязались в глупости. Следующая «новость» оказалась из того же ряда. В Гродно власти решили этапировать из местной тюрьмы осужденных. Перед воротами собралась большая толпа родственников, чтобы проводить несчастных на вокзал. Но снова кто-то в кого-то выстрелил. И началось! Сатрапы заранее приготовили роту солдат, разместив их скрытно во дворах по обеим сторонам площади. Вояки начали залпами расстреливать толпу. Интересно, как они при этом не перебили друг друга? Но такая сложная мысль не помещалась в утлом черепе «очевидца». По его словам, безоружные люди в панике, под залпами, побежали спасаться в ближайшие дома. Но рота негодяев не унималась. Они выстроились напротив того дома, в котором укрылись несчастные, и полтора часа лупили в него из винтовок. Удивительно, какой боезапас прихватили с собой солдатики! При уставном темпе стрельбы им должны были без перерыва подвозить патроны на двуколках… «Очевидец» продолжил живописать свои «наблюдения». По счастью, сообщил он, люди догадались лечь на пол. Так и пролежали все полтора часа, слушая свист пуль над головой. Во всем доме погибли только два человека. Больной старик не смог сползти с кровати на пол и был застрелен. Как же это удалось сатрапам, если он лежал? Видимо, пуля залетела в окно по навесной траектории, вопреки законам баллистики. А второй жертвой, естественно, оказалась молодая мать. Она кормила ребенка грудью и была убита наповал… Лыков в ярости чуть не плюнул и отбросил газетенку. Поручик усмехнулся и протянул ему другую: – Не нравится левизна? Попробуйте правую. Но вряд ли она умнее. Этот орган печати назывался «Казанский телеграф», и он действительно оказался противоположного направления. Внимание Алексея Николаевича привлекла заметка «Четверо против восьмидесяти». В городе N. возвращался в казарму патруль – три пехотинца под командой ефрейтора. Они проходили мимо здания, в котором восемьдесят революционно настроенных рабочих обсуждали планы свержения монархии. Увидев в окно патруль, один из них, самый духовой, выбежал на улицу и попытался вырвать винтовку у солдата. Рассчитывал, наглая рожа, что воины испугаются такого численного превосходства и отдадут рабочим оружие без боя. Но не на тех напал! Солдат прикладом свалил подлеца на землю. Явились остальные семьдесят девять человек и окружили патруль плотным кольцом. Да всё с угрозами… Но храбрый ефрейтор хладнокровно ответил, что их четверых вполне достаточно, чтобы перебить всю толпу. И приказал зарядить ружья. Трусливые бунтовщики в панике разбежались. Лыков попробовал представить это в жизни. Четыре человека с винтовками. Их обступила враждебно настроенная толпа. Если попытаться дослать патрон в патронник, то ничего не выйдет. Тебя тут же схватят десятки рук и насадят на твой же штык. Ведь глупость, совершенная глупость вся заметка! Дурь с обратным знаком. Но для истины какая разница, слева или справа прилетело вранье? Оно же не сделалось из-за добрых побуждений правдивее. Оба лагеря состязались в сочинении лжи. Сыщик в сердцах отбросил и эту газету и посмотрел на часы. Поручик Самоквасов сказал: – Генерал не имеет привычки опаздывать, он будет здесь через шесть минут. Действительно, ровно в указанное время послышались энергичные шаги, и в приемную вошел подтянутый генерал-майор с короткой седой бородкой. – Здравствуйте. Вы ко мне? – Да, ваше превосходительство. Я изложил суть дела адъютанту… – Тогда я приму вас, как только ознакомлюсь с его докладом. Лыков подождал совсем немного и был приглашен в кабинет. Поручик впустил полицейского, но сам не ушел, сел сбоку. Командир завода начал: – Павел Иванович, – кивок в сторону Самоквасова, – сообщил мне о вашем деле. Теперь я хотел бы услышать все из первых уст. Называйте меня Всеволод Всеволодович. – Слушаюсь. Я прибыл в Казань по поручению императрицы, дело касается похищенной два года назад чудотворной иконы… Генерал, не выказав удивления, внимательно слушал. Сыщик продолжил: – Странным образом поиски иконы вывели меня на преступников, которые, по всем признакам, воруют с окружных складов оружие и боеприпасы. Под подозрение попали подполковник князь Вачнадзе и военные чиновники братья Лямины. Когда я обратился за содействием к командующему войсками округа и показал ему письмо военного министра, то вместо содействия получил отказ. – Почему? – спросил Лукницкий. – Полагаю, из-за неверно понимаемого чувства корпоративной чести. – Это водится за Иваном Александровичем, – согласился генерал-майор. – Продолжайте. – Время уходит, злоумышленники заметают следы, а командующий противится дознанию, – начал горячиться коллежский советник. – Вся троица уехала на ревизию в Саратов, на целый месяц. Когда они вернутся – если вернутся, – все уже будет подчищено. В стране неспокойно, она переполнена оружием, из которого каждый день стреляют. Разумеется, я написал своему начальству, и оно дало ход рапорту. Но ведь сколько времени пройдет, пока бюрократическая машина провернется. Поэтому, Всеволод Всеволодович, прошу у вас содействия. Тем более что оружейные склады, с которых воруют, находятся на территории вашего завода. – Какую именно помощь вы желаете получить от меня? – Обеспечить наблюдение за тем, что происходит на складах. – Мы и так за ними наблюдаем, – возразил Лукницкий. – Да, с внешней стороны. Поймите, чего я опасаюсь. Ведь с давних пор любимый способ жуликов замести следы – это устроить пожар. Поручик вскрикнул, а генерал нахмурился. Через секунду командир завода заговорил, тщательно подбирая слова: – Ваше предположение чудовищно. Но что, если в нем есть хоть гран правды? Все же взлетит на воздух: и окружные склады, и наш завод, и жилые слободы в придачу! – О том и речь, Всеволод Всеволодович. Человек, которого я ищу, способен на любое преступление. На любое! – Это князь, что ли? – удивился генерал. – Вачнадзе просто жадная дрянь, забывшая о чести. Нет, тут верховодит другой человек. У него много имен. На Нерчинской каторге, например, он жил под фамилией Вязальщиков. – Вязальщиков? – командир покачал головой. – Не слышал о таком. – Он может быть где угодно и под любой личиной. Кроме того, у негодяя есть сообщники. Некоторых мы уже схватили. Но обороты хищений большие, Вязальщиков легко купит других. Например, есть некий Самсон-Гиммельстерн. Я нашел его визитку в комнате Вачнадзе. Необходимо проверить, что это за личность. Есть подозрения, что Гиммельстерн посещал ваш завод. Или останавливался в городке, а может быть, в слободах. – Аксель Карлович его зовут? – спросил генерал и полез в ящик стола. – Вы такую визитку нашли? Сыщик глянул и подтвердил: – Да. – Жулик! – убежденно заявил Лукницкий. – Я выгнал его из кабинета и приказал больше сюда не пускать. Так он к князю пошел, мерзавец! – Выгнали? – оживился сыщик. – За что же так уважаемого негоцианта? – А он предложил мне продать за границу вагон-другой пироксилинового пороха, – пояснил с раздражением генерал. – Из неучтенных запасов! А выручку положить себе в карман. – За границу? Уж не в Абиссинию ли? Командир завода пристально посмотрел на гостя: – А вы не зря едите ваш хлеб, Алексей Николаевич! Да, речь шла именно про Абиссинию. Самсон-Гиммельстерн сообщил, что это частный гешефт Южно-Русского порохового завода. Но он якобы негласно одобрен правительством, поэтому никаких препятствий для отправки бездымного пороха туда не будет. – И вы послали Фон-Самсона куда подальше? – Прямо по матери. Лыков помолчал, обдумывая услышанное, потом сказал: – Вязальщиков и Фон-Самсон могут быть одним и тем же лицом. Как выглядел ваш гешефтер? – Высокий, смуглый, очень уверенный. И какой-то неприятный. Чувствовалось, что у наглеца есть второе дно. И что он имеет богатый послужной список. Бывалый человек, это заметно. – Он! – обрадовался сыщик. – Вот наглость… Но и сообразительность тоже. – В каком смысле? – насторожился генерал. – Он лишь один раз зарегистрировался в Казани под этой фамилией. Но наверняка живет здесь уже несколько месяцев. Полагаю, Фон-Самсон поселился где-то в Пороховых слободах. Они не подведомственны казанской полиции – очень удобно прятаться. Лукницкий покосился на адъютанта. Тот снял трубку телефона, набрал две цифры и сказал: – Срочно выясните, проживает ли в городке или в одной из слобод Аксель фон Самсон-Гиммельстерн. Записали? Доложить генералу немедленно. Сыщик спросил: – Вы дали поручение коменданту? – Нет, – ответил Всеволод Всеволодович. – Тут все-таки секретное производство! Я учредил собственную службу безопасности. Негласную, конечно. Казенных денег ведь на это не дадут. Трачу из сэкономленных сумм, иногда добавляю свои. Если начальство узнает, меня накажут. Лыков понимающе вздохнул: эх, Россия… – Вернемся пока к князю Вачнадзе, – сменил тему генерал. – Наши караулы наблюдали подозрительную суету на складах ручного огнестрельного оружия. Обычно выемки или пополнение запасов делаются днем. А тут в сумерках приезжают возы, солдаты вместе с темными личностями их грузят… Я по-дружески рассказал об этом Карассу. Но тот лишь отмахнулся. – А вы чем объясняете такую близорукость? – Карасс сказал, что полностью доверяет своему начальнику артиллерийского управления. Но думаю, есть и другая причина. Коллеги из Казанского военного округа не считают нас, кадр порохового завода, офицерами. Хотя мы имеем офицерские чины, они относят нас к военным чиновникам. Дураки! Попробовали бы они воевать без нашего пороха! Чувствовалось, что такое отношение коллег для Лукницкого оскорбительно. Он продолжил с раздражением: – Военное собрание казанского гарнизона не выдвигает нас на выборные должности. Более того, мы даже не участвуем в голосовании. Ходим – слава богу, нас еще пускают, – но без удовольствия. Неприятно чувствовать себя человеком второго сорта. В том числе поэтому мы учредили собственное собрание. Оно, кстати, умнее казанского. Среди наших офицеров много лиц с высшим специальным образованием, и зимние доклады вызывают полемику, научные споры и переписку со всей Россией. Павел Иванович вот, например, с отличием закончил физико-математический факультет Петербургского университета по естественному разряду. А сейчас готовится к поступлению в Михайловскую артиллерийскую академию. «То-то очкарик сразу мне понравился», – подумал Лыков. – Поэтому командующий войсками округа и не отреагировал на мои предостережения, – закончил объяснение Всеволод Всеволодович. – Ну, уж после этого я не знал, куда еще обратиться. – А почему не сообщили жандармам? Генерал поморщился: – Вы общались с полковником Калининым? – Да. Он неглупый человек. – Не дурак, это точно, – усмехнулся хозяин кабинета. – Но интриган, каких мало. Нет, с ним иметь дело я не хочу. Вот с вами готов.